Фаулз, Джон

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джон Фаулз»)
Перейти к: навигация, поиск
Джон Роберт Фаулз
John Robert Fowles
Дата рождения:

31 марта 1926(1926-03-31)

Место рождения:

Ли-он-Си, Великобритания

Дата смерти:

5 ноября 2005(2005-11-05) (79 лет)

Место смерти:

Лайм-Реджис, Великобритания

Подданство:

Великобритания

Род деятельности:

прозаик

Направление:

постмодернизм

[www.fowlesbooks.com/ www.fowlesbooks.com]
[www.lib.ru/FAULS/ Произведения на сайте Lib.ru]

Джон Ро́берт Фа́улз (англ. John Robert Fowles; 31 марта 1926 года, Ли-он-Си, графство Эссекс — 5 ноября 2005 года, Лайм-Риджис, графство Дорсет) — английский писатель, романист и эссеист. Один из выдающихся представителей постмодернизма в литературе.





Биография

Родился в семье преуспевающего торговца сигарами Роберта Фаулза и его жены Глэдис (урождённой Ричардс). Джон окончил престижную школу в Бедфорде, где был старостой класса и проявил себя хорошим спортсменом, играя в крикет. Затем он прошёл подготовку к флотской службе при Эдинбургском университете, окончив курсы 8 мая 1945 года — в День Победы в Европе — и был распределён в Королевскую морскую пехоту[1]. После двух лет службы там он отказался от военной карьеры и поступил в Оксфордский университет, специализируясь на французском и немецком языках.

В 1950—1963 гг. Фаулз преподавал в университете города Пуатье во Франции, затем в гимназии на греческом острове Спецес (послужившем прообразом места действия в романе «Волхв»), и в лондонском Колледже Святого Годрика. На острове Спецес он начал писать, ещё не публикуясь. Впоследствии он называл Грецию своей второй родиной[2]. В 1956 году он женился на Элизабет Кристи, предыдущий муж которой тоже был учителем на острове. Элизабет стала его спутницей на 35 лет, она оказала огромное влияние на личность Фаулза и стала прообразом главных героинь его романов[3].

В 1963 году Фаулз опубликовал роман «Коллекционер». История пустого и никчёмного молодого человека, похитившего девушку, рассказанная от лица обоих героев, стала бестселлером. В 1965 году роман был экранизован Уильямом Уайлером. Успех первой книги позволил Фаулзу оставить преподавание и целиком посвятить себя литературной деятельности. Фаулз настоял, чтобы следующим (в 1964 году) вышел сборник эссе «Аристос», в котором писатель попытался объяснить значение «Коллекционера» и раскрыть свои этические установки. В «Аристосе» автор представил себя публике как экзистенциалиста, атеиста и социалиста. Одной из главных проблем своего времени Фаулз видел неравенство в обществе, из которого проистекает понятие «немо» — осознание человеком собственной незначимости, которое и толкает человека на преступления, являющиеся попыткой самоутвердиться[4]. Другая выдвинутая Фаулзом идея — объективно существующее противостояние Немногих и Многих, интеллектуального меньшинства и всех остальных. По мнению Фаулза, это неизбежное зло, являющееся следствием того, что люди неодинаковы, и порождающее неравенство в обществе. Решение Фаулз видит в осознании Немногими своей ответственности, что можно рассматривать как утопию в силу общих закономерностей человеческого бытия. «Коллекционер» был создан Фаулзом как иллюстрация конфликта между Немногими и Многими, которых олицетворяют два героя романа, и бунта «немо».

В 1965 году был издан «Волхв» — дебютный роман Фаулза, написанный ещё до «Коллекционера», который писатель долго не публиковал. Эта история, в которой смешаны мистика, мотивы шекспировской «Бури» и гомеровской «Одиссеи», закрепила успех автора. В 1968 году Фаулз поселился в небольшом городке Лайм-Риджис на юге Англии. Большую часть жизни он провёл в своём доме на берегу моря и снискал славу замкнутого человека. Там Фаулз написал роман «Женщина французского лейтенанта» (1969) — своё самое коммерчески успешное произведение[5]. В нём Фаулз использовал сюжетную канву викторианского романа для своеобразного литературного эксперимента, по его собственным словам, он писал «не книгу, которую забыл написать кто-то из романистов-викторианцев, но книгу, которую никто из них не смог бы написать». Автор рассказывает читателю свою историю не с позиции романиста XIX века, а с позиции своего современника, которому известны теория психоанализа, сексуальная революция и постмодернистские трактовки роли самого автора[6]. По этому роману также был снят фильм Карела Рейша по сценарию Гарольда Пинтера с Мерил Стрип и Джереми Айронсом в главных ролях.

Ещё студентом в Оксфорде Фаулз испытал сильнейшее влияние французских экзистенциалистов — Сартра и Камю. Их идеи о несовершенстве мира, о свободе личности, которая одновременно является выдающимся благом и тяжким бременем, и о необходимости самостоятельно принимать решения, нести ответственность за них и искать своё предназначение, глубоко повлияли на Фаулза и проходят сквозь его романы 1960-х. Герои «Волхва» и «Женщины французского лейтенанта» в какой-то момент оказываются на распутье, когда они должны решить, продолжать ли обыденную жизнь или следовать чувству, возможно, отказавшись от своей социальной роли, но по-настоящему реализовав себя[7][3].

В 1970-х Фаулз стал пересматривать свои взгляды на экзистенциализм. Главный герой его повести «Башня из чёрного дерева» (1974), столкнувшись с необходимостью выбора между экзистенциальной свободой и продолжением обычной жизни, выбрал второе[3]. Проблема поиска идентичности определяет сюжет и следующего романа Фаулза — «Дэниел Мартин». Киносценарист Дэниел Мартин, по словам Фаулза, — это повзрослевший герой «Волхва» Николас Урфе — и во многом сам Фаулз[8].

Интерес к истории, особенно отразившийся в романах «Женщина французского лейтенанта» и «Червь» (1986, прообразом главной героини стала Анна Ли, основательница религиозной протестантской секты «шейкеров»), был присущ Фаулзу не только за письменным столом, поскольку в 1979 году писатель возглавил городской музей и занимал этот пост в течение десяти лет.

Здоровье Фаулза основательно подорвал инсульт, поразивший его в 1988. В 1990 году умерла его жена Элизабет. Позже Фаулз женился во второй раз.

Библиография

Романы и повести

Эссе

  • «Аристос» (англ. The Aristos, 1964, переработан в 1969, русский перевод Б. Кузьминского, 1993) — сборник философских размышлений;
  • «Кораблекрушение» (англ. Shipwreck, 1975) — текст к фотоальбому;
  • «Острова» (англ. Islands, 1978) — текст к фотоальбому;
  • «Дерево» (англ. The Tree, 1979) — текст к фотоальбому;
  • «Кротовые норы» (англ. Wormholes — Essays and Occasional Writings, 1998);
  • «Дневники», том 1 (2003)
  • «Дневники», том 2 (2006).
  • «Высокогорные вершины знания» (англ. The high ridges of knowledge, 2000, русский перевод А. Бабичевой, 2008)

Поэзия

  • [magazines.russ.ru/bereg/2008/20/fa22.html «Два стихотворения», русский перевод А. Бабичевой, 2008]

Фаулзу также принадлежат сборник стихотворений (1973) и ряд переводов с французского языка, в том числе переложение сказки «Золушка», переводы романа Клер де Дюра «Урика» и средневековой повести «Элидюк».

Фаулзоведение

Первые монографии и сборники статей о романах Фаулза появились в США (У. Палмер, 1974) и Франции (Etudes sur «The French Lieutenant’s Woman» de John Fowles. Caen, 1977)[2].

Экранизации

Напишите отзыв о статье "Фаулз, Джон"

Примечания

  1. Dianne L. Vipond. Conversations With John Fowles. — Univ. Press of Mississippi, 1999. — P. 226. — 243 p. — ISBN 9781578061914.
  2. 1 2 [www.lib.ua-ru.net/diss/cont/464691.html Греция в прозе Джона Фаулза]
  3. 1 2 3 The Oxford encyclopedia of British literature / David Scott Kastan. — Oxford University Press, 2006. — Т. I. — P. 352-355. — 478 p. — ISBN 9780195169218.
  4. Ермолин, Е. А. [magazines.russ.ru/druzhba/2003/11/ermolin.html По направлению к Фаулзу] // Дружба народов. — 2003. — № 11.
  5. Ed. Mohit, K. Ray. The Atlantic Companion to Literature in English. — Atlantic Publishers & Dist, 2007. — P. 187-188. — 604 p. — ISBN 9788126908325.
  6. Долинин А. Паломничество Чарльза Смитсона // Фаулз. Дж. Подруга французского лейтенанта. — Л.: Художественная литература, 1985. — С.15-16.
  7. Долинин А. Паломничество Чарльза Смитсона // Фаулз. Дж. Подруга французского лейтенанта. — Л.: Художественная литература, 1985. — С.6.
  8. Lee-Potter, Adam. [www.guardian.co.uk/books/2003/oct/12/biography.johnfowles1 Fair or Fowles?]. The Observer (12 октября 2003). Проверено 7 марта 2012. [www.webcitation.org/683GsEnHf Архивировано из первоисточника 30 мая 2012].

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Фаулз, Джон
  • [www.lib.ru/FAULS/ Фаулз, Джон] в библиотеке Максима Мошкова
  • [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/literatura/FAULZ_DZHON_ROBERT.html Статья в энциклопедии «Кругосвет»]
  • [www.fowlesbooks.com/ Сайт, посвященный жизни и творчеству Фаулза] (англ.)
  • [www.netslova.ru/izotov_a/fauls.html Александр Изотов: Джон Фаулз и российская идентичность]
  • Джон Фаулз (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [newlit.ru/~babicheva/4218.html Интервью Джона Фаулза каналу Би-би-си, октябрь 1977. Русский перевод А. Бабичевой 2010]

Отрывок, характеризующий Фаулз, Джон

Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.