Кеннеди, Джон Фицджеральд

Джон Фицджеральд Кеннеди John Fitzgerald Kennedy <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Джон Кеннеди в 1963 году за четыре месяца до убийства.</td></tr>
35-й Президент США
20 января 1961 — 22 ноября 1963
Вице-президент:	Линдон Джонсон
Предшественник:	Дуайт Эйзенхауэр
Преемник:	Линдон Джонсон
Сенатор от штата Массачусетс
3 января 1953 — 22 декабря 1960
Предшественник:	Генри Лодж
Преемник:	Бенджамин Смит
Член Палаты представителей от 11-го избирательного округа Массачусетса
3 января 1947 — 3 января 1953
Предшественник:	Джеймс Керли
Преемник:	Тип О'Нил
Вероисповедание:	христианство (католицизм)
Рождение:	29 мая 1917(1917-05-29) Бруклайн, Массачусетс, США
Смерть:	22 ноября 1963(1963-11-22) (46 лет) Даллас, Техас, США
Место погребения:	Арлингтонское национальное кладбище, Вашингтон
Супруга:	Жаклин Бувье (с 1953)
Партия:	Демократическая партия США
Военная служба
Годы службы:	1941-1945
Принадлежность:	США США
Род войск:	ВМС США
Звание:	лейтенант
Командовал:	торпедный катер PT-109
Сражения:	кампания на Соломоновых островах
Автограф:
Награды:

Джон Фицдже́ральд «Джек» Ке́ннеди (англ. John Fitzgerald «Jack» Kennedy, известный также как JFK (Джей-Эф-Кей); 29 мая 1917, Бруклайн — 22 ноября 1963, Даллас) — американский политический деятель, 35-й президент США (1961—1963). В современном общественном сознании Кеннеди чаще всего связывают с его загадочным убийством, потрясшим весь мир, многочисленные гипотезы разрешения которого выдвигаются по сей день.

Ветеран Второй мировой войны в звании «лейтенант», Кеннеди прошёл всю кампанию на Соломоновых островах, руководя командой торпедного катера PT-109. За храбрость, проявленную во время военных действий, удостоен множества наград.

Сразу же после окончания войны начал политическую карьеру, в 1947 году был избран от штата Массачусетс в Палату представителей США, где пробыл до 1953 года. Тогда же стал сенатором Массачусетса и занимал эту должность до 1960 года. В начале десятилетия на очередных президентских выборах демократ 43-летний Кеннеди с незначительным отрывом победил республиканца Ричарда Никсона, таким образом став единственным президентом США-католиком и первым президентом, родившимся в XX веке.

Почти трёхлетнее президентство Кеннеди ознаменовано Берлинским кризисом, Карибским кризисом, операцией в заливе Свиней, космической гонкой между СССР и США, которая привела к началу космической программы «Аполлон», а также серьёзными шагами по уравнению чернокожих в правах.

22 ноября 1963 года, совершая визит в Даллас, штат Техас, Джон Ф. Кеннеди был смертельно ранен из снайперской винтовки в своём открытом лимузине на одной из центральных улиц города. Президент был незамедлительно доставлен в госпиталь «Паркленд», где после безуспешных попыток реанимации был объявлен мёртвым около 13:00 по местному времени. Специально созданная комиссия Уоррена показала, что убийцей Кеннеди был стрелок-одиночка Ли Харви Освальд. Огромное количество социальных опросов, проведённых по всей стране, показало, что не менее 60 % населения Америки не верят в то, что Освальд убил президента или по крайней мере действовал один.

Именем Кеннеди в США названо большое количество объектов, улиц, школ и прочих (к примеру, международный аэропорт в Нью-Йорке). По мнению большинства граждан страны, Кеннеди входит в десятку величайших американских президентов в истории.

Предки

Дед по материнской линии — Джон Фрэнсис Фицджеральд (1863—1950), красноречивый политик, трижды мэр Бостона. Окончил Бостонский колледж, в 1894 году был избран в Конгресс США. С 1906 по 1914 год занимал пост мэра Бостона, регулярно уступая это место другим политикам с окончанием сроков. До конца жизни оставался одним из самых заметных политических деятелей местности, внуку Джону предсказывал, что тот станет президентом. Был женат на троюродной сестре Мэри Джозефин Хэннон, в браке родилось шестеро детей.

Дед по отцовской линии — Патрик Джозеф Кеннеди (1858—1929), предприниматель и политик, избирался в Палату представителей США от штата Массачусетс. В четырнадцать лет бросил школу и начал работать, так как семье было не на что жить. Со временем на заработанные деньги открыл небольшую сеть баров и закусочных, основал алкогольную и угольную компании. Был женат на дочери владельца бара Мэри Хики, в браке родилось четверо детей.

Родители

Мать — Роза Элизабет Фицджеральд (1890—1995), филантроп, матриарх клана Кеннеди. Училась в католической школе и колледже Манхэттенвилль.

Отец — Джозеф Патрик Кеннеди (1888—1969), предприниматель и политик, патриарх клана Кеннеди, посол США в Великобритании. Учился в Бостонской латинской школе, окончил Гарвардский университет. В юном возрасте стал президентом правления банка Columbia Trust, удвоил его капитал.

Джозеф и Роза познакомились в 1906 году, но девушка, согласно замыслу отца, должна была выйти замуж за другого юношу, который категорически ей не нравился. В октябре 1914 года Джозеф и Роза поженились и переехали на постоянное место жительства в город Бруклайн, где годом спустя у них родился первенец — Джозеф Патрик Кеннеди-младший.

Супруги Кеннеди
в нью-йоркском ресторане,
ноябрь 1940 года

Кеннеди-старший считал, что банковское дело превыше всего и, как позже он писал в своих мемуарах, «перед банкиром все дороги открыты, так как он играет важную роль в развитии любой предпринимательской деятельности». Джозеф не планировал быть крупной фигурой в собственном городе, он хотел выйти на более высокий уровень — банковскую сферу Бостона и Нью-Йорка. Его намерения разрушила Первая мировая война, он оставил банк и перешёл в сталелитейную и судостроительную компанию Bethlehem Steel, что в Куинси, таким образом избежав призыва на фронт. Один из его коллег позже говорил:

В основе поразительных финансовых достижений Кеннеди лежала его способность предугадать будущее … его дальновидность, которая всегда придавала ему силы и направляла его — этот дар предвидения был поистине феноменальным

В середине 1920-х Кеннеди стал членом брокерской фирмы Bramin, тем самым выбившись в ряды самых преуспевающих инвесторов своего поколения.

Настойчивое восхождение по карьерной лестнице Джозефа отталкивало Розу, она хотела более упорядоченной и спокойной семейной жизни. К началу 1930-х годов она родила уже девятерых детей и была неспокойна за своё огромное семейство после того, как врачи обнаружили, что старшая дочь Розмари отстаёт по умственному развитию от своих сверстников. Чтобы хоть немного отвлечься от семейных проблем, Роза много путешествовала по Штатам и Европе. Джозеф часто изменял супруге, в частности со звездой немого кино, трижды номинанткой на «Оскар» Глорией Свенсон, в фильмы с участием которой он нередко вкладывал собственные деньги.

На пике своей карьеры Кеннеди-старший был дружен с папой римским Пием XII, газетным магнатом У. Р. Херстом, был личным советником президента США Франклина Рузвельта. Джозеф рассчитывал, что такой же жизненный путь, как и он сам, пройдёт его старший сын Джо-младший и все надежды возлагал именно на него, а не на Джона.

Как отмечает историк, многолетний профессор Колумбийского университета Алан Бринкли, «задолго до того, как представители клана Кеннеди стали известными политическими фигурами, семья уже вошла в число самых знаменитых ирландских семей Америки».

Рождение и первые годы

Джон Фицджеральд Кеннеди, второй из детей Джозефа и Розы, родился в Бруклайне, на Билс-стрит, в 3 часа ночи 29 мая 1917 года. Мальчика назвали в честь Иоанна Богослова (англ. John the Apostle) и отца Розы, Джона Фрэнсиса Фицджеральда. По старой американской традиции близкие именовали Джона Джеком.

Вскоре после рождения Джона из тесного дома семья переехала в огромный особняк на Абботсфорд-роуд. Там же он пошёл в школу «Декстер», где из католиков был только он и его брат Джозеф. В детстве Джон был хилым, причиной чему были всевозможные болезни: от ветряной оспы до скарлатины, от которой он чуть не умер. Самое яркое воспоминание Кеннеди из детства — объезд избирательных округов с дедушкой Джоном в 1922 году, когда тот баллотировался в губернаторы.

Став большой экономической фигурой центра Америки и обладая капиталом в 2 миллиона долларов, в 1927 году Джозеф Кеннеди перевёз свою семью в столицу биржевого торга — Нью-Йорк (точнее, в его мини-район Ривердейл), а затем — Бронксвиль. В Массачусетсе у Кеннеди-старшего осталось имущество — родовое поместье в небольшом посёлке Хаяннис-Порт. Там Джон начал ходить в школу Ривердейл-Кантри, учился в которой ни хорошо, ни плохо.

Среднее образование

Осенью 1930 года тринадцатилетний Джон был направлен в католическую школу Кентербери, которая находилась вдали от дома — в городе Нью-Милфорд, штат Коннектикут. Он продолжал регулярно болеть и скучал по родным, в письмах жаловался им, что в школе его «донимают религией; за территорию можно выйти, только когда команда Йельского университета играет против Гарварда, или против команды вооруженных сил». Почти весь учебный год Джон провёл в больнице, а в последние месяцы практиковал домашнее обучение. Невзирая на болезни, в школе был спортивно активным, занимался бейсболом, баскетболом и лёгкой атлетикой.

Девятый класс Кеннеди начинал уже в частной школе-интернате «Чоут Розмари Холл», где уже учился его брат Джозеф, а до этого — его будущие коллеги по политическому делу Эдлай Стивенсон II и Честер Боулс. В «Чоуте» Джон также не получал высокие оценки, согласно историку Алану Бринкли, «его работы были небрежно выполнены, и он имел репутацию несерьезного и несобранного ученика в школе, которая возвела порядок в принцип». «Чоут» Кеннеди часто называл тюрьмой, его здоровье не улучшалось, он подолгу лежал в знаменитой клинике Майо.

Бунтарь по натуре, Кеннеди вошёл в так называемый «клуб Макеров», в котором его члены исполняли непристойные песни, касающиеся учителей и администрации. Несмотря на своё вызывающее поведение, Джона из школы не исключили и он закончил её, хоть и не с идеальным аттестатом.

Высшее образование

Список занятий,
которые Джон Ф. Кеннеди посещал
в Гарвардском университете

С получением среднего образования Кеннеди задумался о дальнейшем обучении. В 1935 году он поступил в Гарвардский университет, но в самом конце августа забрал документы и отправился в Лондонскую школу экономики и политических наук, лично к видному экономисту, профессору Гарольду Ласки, который позже тепло отзывался о Кеннеди. В столице Англии Джон снова заболел, на этот раз желтухой, и вернулся на родину, где поступил в Принстонский университет, в частности потому, что там уже учился его лучший друг Лем Биллингс.

Принстон казался Кеннеди «гнетуще провинциальным маленьким университетским городком». Не доучившись первый семестр, он снова слёг в один из бостонских госпиталей с неведомой врачам хворью. Несколько недель Джон проходил обследования и сдавал анализы, что позже называл «самым тяжелым испытанием во всей моей потрепанной штормами жизни». В конце концов юноше был поставлен диагноз «лейкемия». Кеннеди не поверил и оказался прав — вскоре врачи признали, что допустили ошибку.

Остаток учебного года Джон провёл на курорте в Палм-Бич, на ранчо в Аризоне и в Лос-Анджелесе. В августе 1936 года его вновь приняли в Гарвардский университет, приёмная комиссия которого вынесла о Кеннеди свой вердикт: «Джек обладает превосходными умственными способностями, но не имеет глубокого интереса к учёбе… Есть основания полагать, что он может поступать».

В Гарварде Джон учился лучше, нежели в «Чоуте» или Принстоне, много читал, не оставлял занятия спортом. Летние каникулы 1937 года Кеннеди провёл в масштабной поездке по европейским странам вместе с Лемом Биллингсом, которую спонсировал его отец. Он же организовал знакомство Джона с будущим папой римским кардиналом Пачелли и несколькими другими крупными мировыми фигурами. Юношу особенно впечатлили страны с фашистским режимом, в частности Италия и Германия.

По возвращении из круиза поражённый Кеннеди начал серьёзно увлекаться историей и политологией. Он жаждал преуспеть не только в обучении, но и в студенческом обществе, поставив себе цель попасть в один из социальных гарвардских клубов. Вскоре он стал членом клуба Hasty Pudding, печатался в университетской газете The Harvard Crimson. Однако больше всего Джон гордился членством в клубе Spee и почти всё свободное от учёбы время проводил в его штаб-квартире.

О начале Второй мировой войны Кеннеди узнал, отдыхая на курорте в Антибе. Вернувшись в Гарвард, он озаглавил свою выпускную работу «Политика умиротворения в Мюнхене», в написании которой ему помогала целая команда: от помощников отца до стенографисток и машинисток. «Плохо написанный, но добросовестный, интересный и разумный анализ сложной проблемы» — таков был вердикт научных руководителей Кеннеди. Невзирая на заурядность данной дипломной работы, она, при помощи журналиста газеты The New York Times Артура Крока, была выпущена отдельной книгой под иным названием «Почему спала Англия».

Аналитическое произведение молодого Кеннеди вызвало широкий общественный резонанс, который был продиктован, по мнению Алана Бринкли, «почти полным отсутствием интереса со стороны политических аналитиков того времени к вопросу готовности демократических государств противостоять тоталитарным режимам». В нём Джон также впервые упомянул тезис, который позже стал одним из ключевых пунктов его политической доктрины: «Демократия должна быть сильной и боеспособной, чтобы вынести тяготы долгой напряженной борьбы с набирающим силы коммунистическим миром».

Книга была издана в США и Англии общим тиражом 80 тыс. экземпляров, гонорар автора составил 40 тыс. долларов.

Вторая мировая война

После окончания Гарварда бакалавр наук Кеннеди размышлял над тем, чем ему заняться дальше. Была идея начать изучать право; в 1941 году он подал документы в Йельский университет и даже проучился несколько месяцев в Стэнфордском, но вскоре Америка официально вовлеклась во Вторую мировую войну. Джон знал, что из-за постоянных хворей его не зачислят на фронт. За год до событий на Пёрл-Харборе он попытался пройти медкомиссию, но ему отказали из-за травмы спины. Здесь подсобил отец и его знакомые (в частности, адмирал Алан Кёрк), при помощи влияния которых в октябре Кеннеди был отправлен в вашингтонское разведуправление ВМС США.

В рядах ВМС Кеннеди готовил сводки для штаба и считал эту работу скучной. Он жаждал настоящих военных действий; как считал историк Алан Бринкли:

Джек считал своим долгом участвовать в боевых действиях. Кроме того, он знал, что биография боевого офицера поможет ему в продвижении по карьерной лестнице, какую бы профессию он ни выбрал. К тому же жизненные принципы его семьи, воспитывающей детей в духе соперничества и стремления к успеху, не позволяли ему даже думать о том, что во время войны можно отсидеться где-нибудь в тылу.

Недолго пробыв в штабе разведуправления, Джон был переведён на военную верфь в город Чарлстон, штат Южная Каролина. В июле 1942 года вошёл в состав военно-морской школы, обучавшей офицеров (Чикаго, штат Иллинойс). В Портсмуте (штат Род-Айленд) был обучен азам управления быстроходным торпедным катером и уже весной 1943 года принял командование над катером PT-109. До этого, мечтая стать его командиром, Кеннеди вновь обратился за помощью к отцу и сенатору от Массачусетса Дэвиду И. Уолшу. Джону было незамедлительно организовано перенаправление на Тихий океан, где боевые действия между США и Японией были в самом разгаре.

2 августа Кеннеди получил задание в составе других пятнадцати катеров атаковать японские корабли. Во время ночного рейда выскочивший из темноты вражеский эсминец протаранил и разрезал PT-109 пополам. При падении на палубу Джон сильно повредил и так травмированную до этого спину. Из тринадцати моряков мгновенно погибло двое, остальные были спасены благодаря своевременным и чётким действиям Кеннеди. В течение пяти часов команда катера добиралась вплавь до ближайшего берега, причём Кеннеди тащил за собой одного из раненых.

На острове Науро Джон вырезал на кокосовой скорлупе небольшое послание с указанием координат команды катера. Спустя неделю Кеннеди и его люди отправились домой на другом торпедном катере новозеландского патруля с островов Нью-Джорджии.

Уже в последующие дни о подвиге Кеннеди и всей команды с восхищением писала американская пресса, в которой Джон чаще всего именовался «сыном Кеннеди». За мужество, проявленное во время боевых действий, Джон был награждён множеством орденов и медалей, в числе которых «Пурпурное сердце» и медаль ВМФ и Корпуса морской пехоты. Приказ о чествовании Кеннеди подписал лично адмирал Уильям Хэлси: «Его отвага, выносливость и лидерские качества помогли спасти несколько человеческих жизней в полном соответствии с высокими традициями морской службы Соединенных Штатов».

Через десять дней после происшествия с PT-109 Кеннеди вернулся на фронт. В декабре 1943 года он подхватил малярию, вновь дала о себе знать травма спины, и из-за критического состояния здоровья Джон решил возвратиться домой. Уже в новом, 1944 году, Кеннеди прибыл в Сан-Франциско и был госпитализирован в клинику Майо, в которой оставался несколько долгих месяцев. В марте 1945 года, за несколько месяцев до окончания войны, его официально отправили в запас.

Вторая мировая война и Джон Ф. Кеннеди

Лейтенант Джон Ф. Кеннеди в парадном облачении, 1942 год   Кеннеди на борту PT-109, 1943 год   Команда PT-109 в полном составе, Кеннеди справа   Кокосовая скорлупа, на которой Кеннеди выцарапал спасительное послание в августе 1943 года

Старт политической карьеры

Джон Ф. Кеннеди о личности Адольфа Гитлера
Можно легко понять, как всего через несколько лет, преодолев окружающую его сейчас ненависть, Гитлер превратится в одну из самых значительных личностей в истории. Лелея безгранично честолюбивые замыслы, которые он хотел реализовать для своей страны, он представлял угрозу для человечества. Но тайна, окутывающая его жизнь и смерть, надолго переживет его. Что-то было в нем такое, о чем складывают легенды.

Записи Джона Ф. Кеннеди во время тура по Европе, 1945 год

Спустя несколько месяцев после увольнения в запас Кеннеди занялся журналистским делом — освещал в Сан-Франциско создание Организации Объединённых Наций для медиаконгломерата У. Р. Херста Hearst Corporation. Затем отправился в очередной тур по Европе, во время которого вновь обдумал ключевые политические события и личностей того времени.

После гибели в августе 1944 года старшего ребёнка, Джозефа, в семье все надежды были возложены на Джона. По возвращении из Европы заняться политикой его начал уговаривать отец, хоть и сомневался в его политических наклонностях. Джон точно знал, что он не будет заниматься журналистикой. Кеннеди-старший помог заложить фундамент в грядущей политической карьере сына — связался с конгрессменом Массачусетса в Палате представителей США Джеймсом Майклом Кёрли, которому предложил освободить место в Палате в обмен на разрешение некоторых его проблем. Так Джон Ф. Кеннеди вошёл в состав Палаты представителей США и начал политическую карьеру.

С 1947 по 1953 год Кеннеди представляет округ Бостон в Конгрессе США как конгрессмен от демократической партии. Конгрессмен Кеннеди являлся членом комитета по вопросам образования и трудовых отношений палаты представителей.

В 1953 году Кеннеди стал сенатором, победив в ожесточённой борьбе с сенатором Лоджем. Сенатор Кеннеди являлся членом комитета труда и общественного благосостояния. Самым противоречивым решением будущего президента в этот период стало решение не участвовать в голосовании Сената о вынесении порицания сенатору Джозефу Маккарти по поводу его руководства Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности. Исследователи предлагают разные мотивации данного шага (в частности, пребывание в больнице и нежелание подрывать доверие консервативно настроенных избирателей), но также известно собственное высказывание Кеннеди, сделанное в 1960 году:

Я никогда не называл себя совершенным. Я выполнил обычную для политика норму ошибок. Случай с Джо Маккарти? Я оказался в проигрышной ситуации. Мой брат работал на Джо. Я был против этого, я не хотел, чтобы он работал на Джо, но он хотел. И как, чёрт побери, я мог встать и осудить Джо Маккарти, когда мой собственный брат работал на него? Таким образом, это был не столько вопрос политического долга, сколько личная проблема. Оригинальный текст (англ.)   – I never said I was perfect. I've made the usual quota of mistakes. The Joe McCarthy thing? I was caught in a bad situation. My brother was working for Joe. I was against it, I didn't want him to work for Joe, but he wanted to. And how the hell could I get up there and denounce Joe McCarthy when my own brother was working for him? So it wasn't so much a thing of political liability as it was a personal problem —

Последующая жизнь

Президент США

Предвыборная кампания

Когда Джон Ф. Кеннеди, кандидат в президенты от демократической партии, победил на выборах 1960 года, ему было 43 года. Во время предвыборной компании Кеннеди выдвинул концепцию «Новых рубежей», которая затем в значительной мере послужила программой его президентства. Когда в начале 1960 Кеннеди официально выдвинул свою кандидатуру, на демократических праймериз ему противостояли сенатор Хьюберт Хамфри из Миннесоты, сенатор Стюарт Саймингтон из Миссури, лидер сенатского большинства Линдон Джонсон из Техаса и Эдлай Стивенсон. К моменту открытия конвента в Лос-Анджелесе Кеннеди уже обеспечил себе победу и был утвержден в первом же туре голосования. Спустя две недели республиканцы избрали своим кандидатом вице-президента Ричарда Никсона. В первых в истории США теледебатах со своим соперником Ричардом Никсоном Кеннеди производил впечатление делового, красноречивого и энергичного человека. В ходе избирательной кампании он говорил о необходимости решительно устремиться вперед, в новое десятилетие, ибо «новые рубежи рядом — ищем мы их или нет». Кеннеди сконцентрировал свои усилия на густонаселенных штатах Северо-Востока, рассчитывая, что его напарник сенатор Джонсон обеспечит демократам традиционную поддержку Юга. Эта стратегия принесла успех, но перевес оказался незначительным. Кеннеди победил Никсона большинством в 119 тыс. голосов избирателей (при 69 млн голосовавших). Кеннеди и Джонсон получили 303 голоса выборщиков, Никсон и Лодж — 219, сенатор Гарри Флад Бёрд — 15. Решающую роль в обеспечении победы Кеннеди сыграли, по утверждению прессы, не политическая платформа его партии и не ожидания «энергичного руководства» и обещанной Кеннеди политики «гибкого реагирования» на вызовы внешнего мира, а то, как он выглядел на телевизионном экране.

Кеннеди предстояло стать первым в истории страны президентом-католиком.

Президентство

Джон Кеннеди был избран президентом в ноябре 1960 года.

«Правительство Кеннеди сможет предпринять ряд шагов „в правильном направлении“ (относительно возможности улучшения американо-советских отношений), но это будет сделано лишь постепенно. В ближайшее время трудно ожидать коренных изменений политики США, так как Кеннеди будет связан определёнными обязательствами в отношении преемственности внешней политики» (Сайрус Итон, 1960.).

20 января 1961 года Джон Кеннеди принял присягу и стал, таким образом, 35-м президентом США. Свою первую инаугурационную речь Кеннеди завершил призывом: «Думайте не о том, что может дать вам страна, а о том, что вы можете дать ей». В правительство вместе с новым президентом вошли совершенно новые лица, обладающие связями в финансово-монополистических кругах США, либо люди, уже преуспевшие на политическом поприще.

В администрацию Кеннеди вошли: вице-президент Линдон Джонсон, государственный секретарь Д. Раск (специалист в области политических наук, служил в Пентагоне, госдепартаменте, с 1952 года возглавлял «Фонд Рокфеллера»), министр обороны Р. Макнамара (профессиональный бизнесмен, президент концерна Форда), министр финансов Д. Диллон (служил в администрации Эйзенхауэра), министр юстиции Роберт Кеннеди (брат Кеннеди, руководил избирательной кампанией).

Из первых 200 человек, назначенных Кеннеди на высшие государственные посты, около половины составляли выходцы из государственного аппарата, 18 % — профессора из университетов, 6 % — бизнесмены, что резко контрастировало с составом администрации его предшественника Эйзенхауэра, где только 6 % были профессорами университетов, а 42 % бизнесменами.

В Белом доме регулярно устраивались камерные оркестры выдающихся музыкантов.

Всё своё государственное жалованье президент Кеннеди пожертвовал на благотворительные нужды.

Внутренняя политика

По данным Всемирного банка, ВВП США с 1960 по 1964 гг вырос с 543 до 685 млрд долл., средний ежегодный прирост ВВП составил 6 %, средняя ежегодная инфляция составила 1 %

Начало президентства Кеннеди совпало с фазой циклического подъёма в экономике. Однако уже к весне 1962 года экономическая ситуация заметно осложнилась: темпы роста замедлились, уровень начавшей было сокращаться безработицы замер на отметке 5,5 %, уменьшился и объём новых капиталовложений. В мае к этому добавилось падение курса акций на бирже — самое резкое с 1929 года. Одной из первоочередных задач новой администрации было прекращение экономического спада, но Кеннеди утратил доверие деловых кругов, добиваясь в 1962 году снижения цен на сталь, которые правительство находило чрезмерными. Администрация вступила в конфронтацию со сталелитейными компаниями во главе с Юнайтед Стейтс стил корпорейшн (United States Steel Corporation), которые, несмотря на настояния администрации, заставившей перед этим профсоюз сталелитейщиков ограничить свои требования о повышении заработной платы рамками «ориентиров», пошли на демонстративно резкое повышение цен на сталь. Только пустив в ход все рычаги давления, Белому дому удалось добиться отмены этого решения ценой ухудшения отношений с монополиями.

Он осуществил эту ближайшую цель, но лишился сильной поддержки промышленников. Например, в январе 1963 года Кеннеди направил Конгрессу программу сокращения налогов с прибылей корпораций (с 52 до 47 %) и снижения ставок подоходного налога с граждан (с 20—91 до 14—65 %) на общую сумму около 10 млрд долларов при фактическом отказе от налоговой реформы. Когда же Кеннеди попытался провести через Конгресс закон о снижении налогов, чтобы стимулировать накопления и оживить экономику, консервативная оппозиция лишила его всякой надежды на принятие закона, создающего бюджетный дефицит. Одновременно он обещал сократить расходы государства на социальные нужды и сбалансировать федеральный бюджет.

Несмотря на отдельные успехи, президентство Кеннеди в целом нельзя назвать удачным в смысле законодательства. Он не получил новых ассигнований на развитие образования и медицинской помощи престарелым, а минимальная заработная плата поднялась незначительно. Так, продление срока выплат пособий по безработице в 1961—1962 годов оставило за бортом более 3 млн безработных; повышение минимума почасовой заработной платы (до 1,15 долл. в 1961 году и 1,25 долл. в 1963 году) коснулось лишь 3,6 млн из 26,6 млн низкооплачиваемых рабочих.

Принимавшиеся правительством меры по борьбе с безработицей и создание условий для профессионального обучения и повышения качества подготовки квалифицированных кадров — закон 1961 года о помощи районам депрессии, закон 1962 года о переобучении уволенных рабочих, в 1963 г. был принят закон о профессиональном образовании, в 1964 г. был принят закон об экономических возможностях, ассигнования на общественные работы и т. д. — не привели к существенным сдвигам к лучшему в области занятости. Набирало рост движение за сокращение (35 часов) рабочей недели.

В 1964 г. начала действовать в общенациональном масштабе программа продовольственной помощи нуждающимся, продовольственные талоны от государства получили 367 тыс. чел.

Кеннеди выступал за уравнение в правах чернокожих, взяв модель Авраама Линкольна, поддерживал Мартина Лютера Кинга и встречался с ним в Вашингтоне в 1963 году. Президент Кеннеди 19 июня 1963 года внес в Конгресс законопроект о гражданских правах, запрещающий сегрегацию во всех общественных местах.

Одним из решений президента Кеннеди было прекращение выпуска серебряных монет и сертификатов в связи с постоянным удорожанием серебра. В 1963 году по его инициативе Конгресс издал Публичный закон 88-36, разрешающий Федеральному резерву выпускать банкноты достоинством 1 и 2 доллара и запрещающий Казначейству выпускать серебряные сертификаты. Поскольку Казначейство всё-таки должно было выпускать эти сертификаты в течение переходного периода, Кеннеди в тот же день подписал Исполнительный приказ № 11110, по которому право выпуска серебряных сертификатов делегировалось президентом Казначейству. Существует конспирологическая версия, которая ошибочно связывает этот указ с выпуском казначейских билетов США 1963 года. Предполагается, таким образом, что Кеннеди собирался лишить ФРС монополии на денежную эмиссию и поэтому якобы это решение стало причиной заговора против президента.

По распоряжению президента Кеннеди был создан национальный фонд искусств США (англ. National Endowment for the Arts)

Внешняя политика

Кеннеди выступал за улучшение отношений между США и СССР, но его правление было также отмечено большими внешнеполитическими напряжённостями: неудачная высадка в заливе Свиней, Берлинский кризис, Карибский кризис (одна из фраз, записанных в дневнике 35-го президента, «страх потери порождает подозрения» — так сам Кеннеди аргументировал этот кризис). 4 июня 1961 года в Вене, во дворце Шёнбрунн, состоялась единственная встреча Кеннеди с советским лидером Хрущёвым.

При Кеннеди произошло усиление вмешательства США в гражданскую войну в Южном Вьетнаме; в 1961 году он отправил в Южный Вьетнам первые регулярные подразделения вооружённых сил США (до этого там несли службу только военные советники). К концу 1963 года США истратили на войну во Вьетнаме 3 млрд долларов, в Южном Вьетнаме находились 16 тыс. солдат и офицеров США.

В марте 1961 года была создана организация под названием Корпус мира, которая на добровольных началах оказывала помощь населению развивающихся стран в ликвидации неграмотности, получении элементарных трудовых навыков и знаний.

13 марта 1961 году Кеннеди была провозглашена программа «Союз ради прогресса», призванная содействовать экономическому и политическому развитию стран Латинской Америки. Официальными целями этой программы было: обеспечить в странах Латинской Америки ежегодный прирост промышленной продукции не менее 2,5 % в год, ликвидировать неграмотность на континенте, провести аграрные реформы. На финансирование этой программы в течение десятилетнего срока намечалось выделить 20 млрд долларов, что почти в десять раз превышало всю сумму американской помощи Латинской Америке с 1945 по 1960 год.

В 1961 году Кеннеди создал «Агентство США по международному развитию», с целью способствовать решению экономических и политических проблем развивающихся стран.

По распоряжению президента Кеннеди в 1961 году было создано Агентство по контролю над вооружениями и разоружению (англ. Arms Control and Disarmament Agency).

Кеннеди много сделал для освоения космоса, инициировав запуск программы «Аполлон» («Мы выбираем полёт на Луну»). Он предлагал Первому секретарю ЦК КПСС Хрущёву объединить усилия в подготовке полёта на Луну, но тот отказался.

В Москве 5 августа 1963 года был подписан договор представителей СССР, США и Великобритании о запрещении испытаний ядерного оружия в трёх сферах — в воздухе, на земле и под водой. 17 октября представители СССР и США голосовали за единогласно принятое Генеральной Ассамблеей ООН решение о запрещении вывода на орбиту объектов с ядерным оружием на борту.

В 1963 году началась подготовка «Общеевропейского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе».

Политическим завещанием Кеннеди является речь в Американском университете 10 июня 1963 года, где содержится призыв «обеспечить мир не только в наше время, но и навсегда» путём «расширения взаимопонимания между СССР и нами».

Гибель

Джон Кеннеди был убит 22 ноября 1963 года в городе Даллас (штат Техас); во время следования президентского кортежа по улицам города послышались выстрелы. Первая пуля попала президенту в шею сзади и вышла спереди из горла, вторая попала в голову и вызвала разрушение костей черепа в затылочной части, а также повреждение мозгового вещества. Президент Кеннеди был доставлен в операционную, где спустя полчаса после покушения была констатирована его смерть. Кроме того, был серьёзно ранен ехавший в той же машине губернатор штата Техас Конноли, лёгкое ранение получил также один из прохожих.

Ли Харви Освальд, арестованный по подозрению в убийстве, был застрелен через два дня в полицейском участке жителем Далласа Джеком Руби, который также впоследствии умер в тюрьме.

Официальный доклад «Комиссии Уоррена» о расследовании обстоятельств убийства Кеннеди был опубликован в 1964 году; согласно этому докладу убийцей президента был Освальд, и все выстрелы были произведены им с верхнего этажа здания книгохранилища. Какого-либо заговора, имевшего целью убийство, согласно докладу, выявить не удалось.

Официальные данные по убийству Кеннеди противоречивы и содержат некоторое количество «белых пятен». По поводу этого дела существуют особо много различных конспирологических версий: под сомнение ставится то, что Освальд вообще стрелял по машине или что он был единственным стрелком. Предполагается связь убийства с различного рода крупными фигурами политики и бизнеса, усматривается намеренное устранение свидетелей и т. п. (см., например, роман Нормана Льюиса «Сицилийский специалист»). Одна из таких версий представлена в фильме «JFK» Оливера Стоуна. О Джоне Кеннеди снято в том числе: «PT 109» (1963) — об участии Кеннеди во Второй мировой войне; сериал «Кеннеди» и «Клан Кеннеди» (Kennedy, в 1983 и The Kennedys в 2011); «Джон Ф. Кеннеди: Дерзкая юность» (J.F.K.: Reckless Youth, 1993).

Частная жизнь

Братья и сестры:

• Джозеф Патрик Кеннеди-младший (1915—1944),
• Розмари Кеннеди (1918—2005),
• Кэтлин Эгнес Кеннеди (1920—1948),
• Юнис Мэри Кеннеди (1921—2009). Муж — Сарджент Роберт Шрайвер (1915—2011). Их дочь, Мария Шрайвер (1955), являлась женой Арнольда Шварценеггера,
• Патриция Кеннеди (1924—2006). Была замужем за американским актёром Питером Лоуфордом (1923—1984),
• Роберт Фрэнсис Кеннеди (1925—1968),
• Джин Энн Кеннеди Смит (1928—),
• Эдвард Мур Кеннеди (1932—2009).

В 1953 Кеннеди женился на Жаклин Ли Бувье, от этого брака родилось четверо детей, двое умерли вскоре после родов; выжили дочь Каролина и сын Джон. Джон погиб в 1999 году в авиакатастрофе.

1. Арабелла (р. и ум. 1956),
2. Кэролайн Кеннеди (р. 1957),
3. Джон Фицджеральд Кеннеди младший (1960—1999).
4. Патрик (р. и ум. 1963).

После гибели Джона Кеннеди Жаклин вышла замуж за Аристотеля Онассиса.

В ноябре 2002 после истечения срока хранения медицинских секретов были обнародованы медицинские отчёты. Физические болезни Кеннеди оказались более серьёзны, чем предполагали ранее. Он испытывал постоянные боли от повреждённого позвоночника, несмотря на неоднократное лечение, в дополнение к неприятностям от серьёзных пищеварительных проблем и болезни Аддисона. Кеннеди многократно приходилось делать инъекции новокаина перед пресс-конференциями, чтобы выглядеть здоровым.

Являлся самым богатым президентом США.

Автор книг

Profiles in courage (Профили мужества). — NY-Evanston: Harper & Raw, 1957.
В книге даются краткие биографии людей, которых Кеннеди считал образцами мужества в политике. В 1957 год Кеннеди получил за эту книгу премию Пулитцера — высшую премию в области журналистики. В 1964 году книга была переиздана.
Why England slept — NY, 1961.
Издание дипломной работы Кеннеди.
A nation of immigrants — NY-Evanston: Harper & Raw, 1964.
America the beautiful in the worlds — 1964

«Личный дневник 35-го президента США» — После гибели Кеннеди был опубликован дневник, в который Джон Кеннеди записывал свои изречения и мысли.

Память

• Портрет Кеннеди изображён на 50-центовой монете, выпущенной в 1964 году.
• В 1963 году Нью-Йоркский международный аэропорт Айдлуайд был переименован в Международный аэропорт имени Джона Кеннеди. При этом код аэропорта был заменён на сочетание букв JFK (по инициалам John Fitzgerald Kennedy).
• В 1966 году имя Кеннеди получил Гарвардский институт государственного управления, один из факультетов Гарвардского университета.
• Его именем назван авианосец USS John F. Kennedy (CV-67).
• Его именем назван космический центр NASA, находящийся на мысе Канаверал.
• Его именем назван остров в Тихом океане.

Награды

Полученные во время военных действий

• Медаль ВМФ и Корпуса морской пехоты
• Пурпурное сердце
• Медаль службы обороны США
• Медаль «За Американскую кампанию»
• Медаль «За Азиатско-тихоокеанскую кампанию»
• Медаль Победы во Второй мировой войне

Полученные в мирное время

• Пулитцеровская премия (1957)
• Орден «За заслуги перед Итальянской Республикой»
• Орден Звезды Италии
• Президентская медаль Свободы

Кеннеди в культуре

• В мультсериале Clone High в качестве персонажа присутствует клон Кеннеди.
• В апреле 2011 года состоялась премьера мини-сериала «Клан Кеннеди», описывающий жизнь семейства Кеннеди.
• Роман американской писательницы Элизабет Гейдж «Ящик Пандоры» повествует об истории молодого политика, его жизни, любви и смерти. В сюжете явственно показана параллель с Джоном Кеннеди.
• Во втором сезоне американского сериала «Smash» (в русском переводе «Жизнь как шоу») ставится мюзикл про отношения Джона Кеннеди и Мэрилин Монро.
• Джон Кеннеди упоминается в фильме «Назад в будущее», когда Марти Макфлай, попав в прошлое, спрашивает адрес Дока у своих предков, на что его дедушка отвечает «это в квартале от Мэйпл Стрит», на что Марти с удивлением говорит «это же аллея Джона Кеннеди».
• Сериал «11.22.63» снятый по научно-фантастическому роману Стивена Кинга, рассказывающий об учителе английского языка, отправившемся в прошлое, чтобы предотвратить убийство Кеннеди.

В компьютерной игре Call of Duty: Black Ops,Джон Кеннеди, как президент США, является одним из основных персонажей игры.

• О жизни и смерти Джона Кеннеди снято много документальных фильмов, как в США, так и в России.

Афоризмы Джона Кеннеди

• Если свободное общество не может помочь тем многим, кто беден, оно никогда не спасёт тех немногих, кто богат.

См. также

• Доктрина Кеннеди
• Убийство Джона Кеннеди
• Вечный огонь Джону Кеннеди

Литература

• Алан Бринкли. Джон Фицджеральд Кеннеди. — М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2013. — 352 с.
• Дмитрий Петров. Джон Кеннеди. Рыжий принц Америки. — М.: АСТ, 2013. — 576 с.
• Robert Dallek. An Unfinished Life. John F. Kennedy 1917-1963. — New York: Back Bay Book/Little, Brown and Company, 2004. — 838 p. — ISBN 978-0-316-90792-7.
• Яковлев Н. Н. Преступившие грань. — М.: Международные отношения, 1971. — 352 с.
• Чернявский Г. И., Дубова Л. Л. Клан Кеннеди. — М.: Молодая гвардия, 2014. — 713 с. — ISBN 5-235-03646-8.
• Громыко А., Кокошин А. Братья Кеннеди. — М.: Мысль, 1985. — 479 с.

Документальные фильмы

• «Убийство Кеннеди. 13 версия» (двухсерийный документальный телефильм Александра Иванкина, Россия, 2003).
• «Джон Кеннеди: В машине-мишени» («JFK:Inside The Target Car», документальный телефильм, США, 2008).
• «Убийство Кеннеди. Новый след» (документальный телефильм Олега Солдатенкова, Россия, 2013).
• «День, когда убили Кеннеди» (документальный телефильм, Россия, 2013).
• «Джон Ф. Кеннеди. Пропавшая пуля» (документальный телефильм, США, 2013).
• «Джон Кеннеди: пороховой дым».
• «Кеннеди. Запись с борта номер один».
• «Захват Освальда».
• «Джон Кеннеди. Убийство в прямом эфире» (документальный телефильм Ирины Кротик-Короткевич, Россия, 2009).
• «Джон Кеннеди: Семь дней, определивших президента » («JFK: Seven Days That Made a President»).
• «Джек и Джеки. Проклятье Кеннеди».
• «Убить Кеннеди» (режиссёр Кирилл Клеймёнов).

Ссылки

• [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=17891 Политическая справка МИД СССР на кандидата в президенты США Дж. Ф. Кеннеди (август 1960 года).]
• [lenta.ru/articles/2013/11/22/kennedy/ Перестать убивать Кеннеди] на новостном портале Lenta.ru

Речи и выступления

• Я — берлинец (Ich bin ein Berliner) 1963
• [www.coldwar.ru/kennedy/speech.php Инаугурационная речь] 1960
• [www.coldwar.ru/kennedy/university.php Речь в Американском Университете] 1963
• [www.youtube.com/watch?v=xs85ZkDWP_w Обращение к прессе от 27.04.1961 (выдержка)] 1961

Отрывок, характеризующий Кеннеди, Джон Фицджеральд

колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.