Джон Хартфилд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джон Хартфилд
John Heartfield
Дата рождения:

19 июня 1891(1891-06-19)

Место рождения:

Берлин, Германская империя

Дата смерти:

26 апреля 1968(1968-04-26) (76 лет)

Место смерти:

Берлин, ГДР

Награды и премии:

Джон Хартфилд (нем. John Heartfield, настоящее имя Гельмут Герцфельд; 19 июня 1891, Берлин — 26 апреля 1968, там же) — немецкий художник, плакатист и декоратор. Брат публициста и издателя Виланда Герцфельде



Биография

Учился в мюнхенской Школе прикладного искусства (19071911) и в училище художественного ремесла в берлинском Шарлоттенбурге (19121914). В 1915 году Хельмут Херцфельд американизировал свои имя и фамилию, став Джоном Хартфилдом — таким образом он выразил свой протест против германского военного патриотизма, захлестнувшего страну после начала Первой мировой войны[1]. Поначалу принадлежал к группе «политических дадаистов». В 19301931 жил в СССР, в 19331950 в эмиграции в Праге и Лондоне. В 1950 возвратился в ГДР. Создатель пролетарского антифашистского, антиимпериалистического фотомонтажного плаката; работал также в журналах, кино и как художник книги. Лауреат Национальной премии ГДР (1957). Его творчество известно вследствие его активной борьбы с нацистским режимом. Джон Хартфилд считал, что коллаж обязательно должен состоять из фотографий с подписями, поскольку текстовое послание и фотографическое изображение взаимодействуют и между собой и с другими элементами композиции.

Напишите отзыв о статье "Джон Хартфилд"

Примечания

  1. Элгер, Дитмар. Дадаизм / Под ред. Уты Гросеник. — Москва: Taschen / «Арт-родник», 2006. — С. 52. — (Стили, течения и направления в искусстве). — ISBN 5-9561-0168-7.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Джон Хартфилд

– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.