Джорджоне
Джорджоне | |
итал. Giorgione | |
Автопортрет, 1500—1510 | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: | |
Жанр: | |
Учёба: | |
Стиль: | |
Влияние: |
Джорджо Барбарелли да Кастельфранко, более известный как Джорджоне (итал. Giorgio Barbarelli da Castelfranco, Giorgione; 1476/1477—1510) — итальянский художник, представитель венецианской школы живописи; один из величайших мастеров Высокого Возрождения.
Содержание
Биография
Джорджоне родился в небольшом городке Кастельфранко-Венето недалеко от Венеции. Он был учеником Джованни Беллини и усвоил себе глубину и блеск его тёплого колорита, даже превзошёл его в этих качествах и первый из всех итальянских живописцев стал отводить в религиозных, мифологических и исторических картинах важное место поэтически-придуманному, красивому, не чуждому натуральности пейзажу. Главным местом его деятельности была Венеция. Он писал здесь надпрестольные образы, исполнял многочисленные портретные заказы и, по обычаю того времени, украшал своей живописью сундуки, ларцы и фасады домов. Умер от чумы.
Творчество
Основной период творческой деятельности Джорджоне приходится на первое десятилетие XVI века. Джорджоне, первоначально сформировавшийся как художник под влиянием Винченцо Катены и Джованни Беллини, сумел в течение нескольких лет выработать собственную зрелую манеру, в основе которой лежало тонкое чувство взаимодействия цвета и света. Во многом от Джорджоне берёт начало эта принципиальная сторона европейского живописания, развивавшаяся впоследствии многими поколениями художников. Техника масляной живописи, к которой обратился Джорджоне, позволяла ему в полной мере передавать плавные цветовые переходы, насыщенные пятна цвета, сгущающиеся тени и мягкие очертания фигур и предметов. Вазари отмечал в полотнах Джорджоне отголоски влияния творчества Леонардо да Винчи, посетившего Венецию в начале XVI века.
Несмотря на кратковременность жизни Джорджоне у него было много учеников, к которым принадлежат, между прочим, Себастьяно дель Пьомбо, Джованни да Удине, Фр. Торбидо (прозванный иль Моро) и сам Тициан. Еще значительнее число художников, подражавших его направлению, каковы, например, Лоренцо Лотто, Пальма Старший, Джованни Кариани, Рокко Марконе, Парис Бордоне, Джирол. Пеннаки, Порденоне, Коллеоне, Дзанки и др., картины которых нередко слывут теперь за его работы.
Из произведений, несомненно принадлежащих Джорджоне, особенно замечательны:
- «Поклонение пастухов», до 1505, Национальная галерея искусства, Вашингтон.
- «Поклонение волхвов», до 1505, Национальная галерея, Лондон.
- «Мадонна Кастельфранко». ок. 1504, Собор св. Либерале, Кастельфранко.
- «Три философа», ок. 1507—1508, Музей истории искусств, Вена.
- так называемый «Концерт» в палаццо Питти во Флоренции.
- «Юдифь», ок. 1505, Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.
- «Гроза», ок. 1508, Галерея Академии, Венеция.
- «Спящая Венера», ок. 1508, Галерея старых мастеров, Дрезден.
- «Портрет молодого человека», ок. 1510, Музей изобразительных искусств, Будапешт.
Галерея
- Giorgione 029b.jpg
Три философа. Ок. 1504. Музей истории искусств. Вена.
- Giorgione 043.jpg
Лаура. 1506. Музей истории искусств. Вена
- Titian - The Virgin and Child between Saint Anthony of Padua and Saint Roque - Prado.jpg
Мадонна с Антонием Падуанским и св. Рохом. 1500—1510. Музей Прадо. Мадрид
Библиография
- Смирнова И. А., Джорджоне, М., 1955;
- Смирнова И. А., Тициан и венецианский портрет XVI века, М., 1964, с. 27—42;
- Лазарев В. Н., Выставка «Джорджоне и джорджонески» в Венеции, «Искусство», 1956, No 1;
- Venturi L., Giorgione e il giorgionismo, Mil., 1913;
- Zampetti P., Giorgione e i giorgioneschi. Catalogo della mostra, Venezia, 1955;
- Baldass L., Heinz G., Giorgione, W. — Münch., 1964.
- Encyclopedia of Artists, volume 2, edited by William H.T. Vaughan, ISBN 0-19-521572-9, 2000
|
Напишите отзыв о статье "Джорджоне"
Отрывок, характеризующий Джорджоне
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.
Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.