Кьюкор, Джордж

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джордж Кьюкор»)
Перейти к: навигация, поиск
Джордж Кьюкор
George Dewey Cukor
Дата рождения:

7 июля 1899(1899-07-07)

Место рождения:

Манхэттен, Нью-Йорк, США

Дата смерти:

24 января 1983(1983-01-24) (83 года)

Место смерти:

Лос-Анджелес, США

Гражданство:

США США

Профессия:

кинорежиссёр

Джордж Дьюи Кьюкор или Джордж Цукор (англ. George Dewey Cukor; 7 июля 1899 — 24 января 1983) — американский кинорежиссёр и сценарист, многие из фильмов которого — «Обед в восемь», «Филадельфийская история», «Газовый свет», «Ребро Адама» и «Моя прекрасная леди» (1964, премия «Оскар» за лучшую режиссуру) — вошли в золотой фонд Голливуда.





Биография

Родился в Нью-Йорке в семье евреев из Венгрии. В качестве рядового воевал на фронтах обеих мировых войн. С 1920 г. трудился в театрах Бродвея, в 1928 г. перебрался в Голливуд. В 1930-е годы работал под началом знаменитого продюсера Дэвида Селзника над экранизациями европейской классики (включая «Дэвида Копперфильда»). По замыслу Селзника, именно Кьюкор должен был снять киноверсию «Унесённых ветром», однако незадолго до начала съёмок он вышел из проекта.

Кьюкор был известен добросовестной работой с актёрами. Ему принадлежит в этом отношении любопытный рекорд: трое актёров за фильмы Кьюкора были удостоены «Оскара» за главную мужскую роль. За «Газовый свет» получила свой «Оскар» легендарная Ингрид Бергман. На рубеже 1940-х и 1950-х он снял четыре фильма с актрисой Джуди Холидей, которая за один из них также удостоилась «Оскара». У Кьюкора сыграла свою первую роль 4-кратная обладательница «Оскара» Кэтрин Хепберн, а Грета Гарбо — свою прощальную роль.

Предпоследняя работа Кьюкора в кино принесла ему опыт сотрудничества с советскими кинематографистами: на волне разрядки, совместно студиями 20th Century Fox и «Ленфильм» был снят фильм-сказка «Синяя птица» по одноимённой пьесе Мориса Метерлинка.

За пределами съёмочной площадки Кьюкор был известен как бонвиван. Регулярные вечеринки на его вилле собирали множество голливудских знаменитостей. Женщинами он не интересовался, жил с молодыми мужчинами. Однажды его даже арестовали за «непристойное поведение», однако благодаря вмешательству голливудских воротил дело удалось быстро замять[1]. Кьюкор умер от сердечного приступа 24 января 1983 года и был похоронен на «звёздном» кладбище Глендейла[2]. Оставил после себя состояние в несколько миллионов долларов.

Фильмография

Напишите отзыв о статье "Кьюкор, Джордж"

Примечания

  1. McGilligan, Patrick, George Cukor: A Double Life. New York: St. Martin's Press 1991. ISBN 0-312-05419-X, p. 133.
  2. [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=3718 George Cukor] (англ.)

Ссылки

Отрывок, характеризующий Кьюкор, Джордж

– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.