Скотт, Джордж Кэмпбелл

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джордж К. Скотт»)
Перейти к: навигация, поиск
Джордж К. Скотт
George C. Scott

Скотт в фильме «Мошенник» (1961)
Дата рождения:

18 октября 1927(1927-10-18)

Место рождения:

Уайз, Виргиния, США

Дата смерти:

22 сентября 1999(1999-09-22) (71 год)

Место смерти:

Уэстлэйк Виллидж Калифорния, США

Профессия:

актёр, кинорежиссёр, продюсер

Карьера:

1958—1999

Награды:

«Оскар» (1971)
«Золотой глобус» (1971, 1998)
«Эмми» (1971, 1998)

Джордж Кэмпбелл Скотт (англ. George Campbell Scott; 18 октября 1927 — 22 сентября 1999) — американский актёр, режиссёр и продюсер, обладатель премии «Оскар» и один из двух актёров, отказавшийся от этой премии (второй — Марлон Брандо). Скотт был очень популярен благодаря ролям на театральной сцене и успехам в кино, запомнившись по работе в фильмах «Мошенник», «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу» и «Паттон».

Был известен также своим непубличным характером и своеобразным отношением к кинонаградам: так, Скотт отказался даже от номинации на «Оскар» в 1962 году за роль негодяя-менеджера в драме «Мошенник», а спустя девять лет, выиграв «Оскар» за создание главного образа генерала Паттона в одноимённом байопике, вернул её академикам[1].





Биография

Юность

Джордж Кэмпбелл Скотт родился 18 октября 1927 года в городке Вайс в штате Виргиния. Помимо него в семье Хелены Агнес и Ф. Скотта была ещё старшая дочь. Незадолго до его восьмого дня рождения его мать умерла, и он с сестрой был воспитан отцом, сотрудником автомобильной компании «Buick». В молодость Скотт, полный амбиций, воодушевлённый произведениями Ф. Скотта Фицджеральда мечтал стать писателем, и, будучи ещё школьником, написал несколько рассказов.

С 1945 по 1949 год Скотт проходил службу в корпусе морской пехоты США в престижной 8-й казарме в Вашингтоне. На военной службе он был караульным на Арлингтонском национальном кладбище, а также преподавал английскую литературу в Институте морского корпуса.

Начало карьеры

После службы в армии Скотт поступил в Университет Миссури, где его специализацией была журналистика. Спустя год после поступления он бросил учёбу, чтобы заняться актёрской карьерой. Скотт впервые получил известность после участия в знаменитом Шекспировском фестивале в Нью-Йорке. В 1958 году он стал обладателем театральной премии «Оби» за свою роль в пьесе «Дети тьмы», а также в шекспировских постановках «Как вам это понравится» и «Ричард III», где он сыграл главную роль.[2]

В следующем году он впервые появился на Бродвее в пьесе Сола Левитта «Суд в Андерсонвилле», основанной на истории военного суда над комендантом времён гражданской войны в одноимённом городе в Джорджии. В 1970 году Джордж К. Скотт стал режиссёром одноимённого телевизионного фильма, который принёс ему номинацию на «Эмми». Его первые роли способствовали тому, что о Скотте упомянули в журнале «Time» как об активном восходящем актёре. В этом же году актёр выступил в роли Эдварда Рочестера в экранизации романа Шарлотты Бронте «Джейн Эйр», где его партнёршей была актриса Сюзанна Йорк.

Кинодебют Скотта состоялся в 1958 году на телевидении, а год спустя он впервые появился на большом экране. Одной из первых значимых его ролей стал хитрый прокурор Клод Дэнсер в фильме «Анатомия убийства», где главную роль исполнил Джеймс Стюарт. Благодаря ей он был номинирован на премию «Оскар» за «лучшую мужскую роль второго плана», но в итоге заветная статуэтка в том году ушла Хью Гриффиту. Наиболее знаменитой ранней киноролью Скотта в кино стал генерал «Бак» Тёрджидсон в фильме «Доктор Стрейнджлав» в 1964 году.

Успех

По прошествии шести лет Скотт снова привлёк к себе внимание, исполнив одну из самых ярких его ролей в кино — Джорджа С. Паттона в военной драме «Паттон». Скотт очень тщательно подошёл к съёмкам в этой картине: он изучал документальные плёнки с записями генерала, общался со знавшими его людьми. В итоге на прошедшей в том же году 43-ей церемонии вручения премии киноакадемии Джордж С. Скотт стал обладателем премии «Оскар». Вскоре после получения он вернул статуэтку назад в киноакадемию,[2] сославшись на то, что не может конкурировать с другими актёрами, выдвинутыми в этой же номинации. В результате статуэтка Скотта в настоящее время находится в Военном институте Виргинии в городе Лексингтон, где в своё время учился сам Паттон. Спустя 16 лет Скотт вновь сыграл роль генерала Паттона в телефильме «Последние дни Паттона», повествующем о последних днях жизни генерала после автокатастрофы.

В следующем 1971 году Скотт исполнил ещё две успешные роли в кинофильмах: миллионера Джастина Плэйфэйера, мечтающего стать Шерлоком Холмсом в картине «Возможно, они великаны» и доктора Герберта Бока в чёрной комедии «Больница». Несмотря на явное игнорирование им Американской киноакадемии, за вторую роль он вновь был номинирован на премию «Оскар». В том же году он появился в телевизионной программе «Зал славы Hallmark», где снялся в эпизоде, основанном на пьесе Артура Миллера «Цена». За эту роль актёр был удостоен премии «Эмми». Его доводы по поводу того, что он оставил «Эмми», а отказался от «Оскара» были основаны на том, что победителей премии «Эмми» выбирает тщательно подобранное жюри, в то время как победителей «Оскара» выбирает весь состав «Американской киноакадемии».

Несмотря на заметные успехи в кино, Джордж К. Скотт продолжал много работать в театре. Он трижды становился номинантом на театральную премию «Тони» за свои роли в пьесах «Дядя Ваня» (1973), «Смерть коммивояжёра» (1975) и «Пожнешь бурю» (1996).

Последние годы

В 1980 году актёр снялся в популярном фильме ужасов «Перебежчик» с Мелвином Дугласом, за который получил канадскую премию «Джини» в номинации «Лучший иностранный актёр».[3] В следующем году он появился с начинающими актёрами Шоном Пенном и Томом Крузом в драме Гарольда Беккера «Отбой», рассказывающей о группе юных курсантов военной академии, не желающих мириться с её расформированием. В 1984 году Джордж К. Скотт сыграл Эбинизера Скруджа в телевизионной экранизации популярного рассказа Чарльза Дикенса «Рождественская песнь в прозе», за которого в очередной раз получил номинацию на «Эмми».

В 1990 году Скот принял участие в двух мультипликационных проектах — «Все мультяшки на свободе» и «Спасатели в Австралии», где его голосом говорил злодей Персиваль МакЛич. На фоне всех этих успешных работ в 1991 году актёр получил номинацию на премию «Золотая малина» за «Худшую мужскую роль» в фильме «Изгоняющий дьявола 3».

Одну из последних своих ролей Скотт исполнил в фильмах «Титаник» (1996), сыграв там капитана Эдварда Смита, а также в ещё одной экранизации пьесы Реджинальда Роуза «12 разгневанных мужчин» (1997).

Джордж К. Скотт умер 22 сентября 1999 года в возрасте 71 года от разрыва брюшной части аорты. Актёр был погребён на мемориальном кладбище в лос-анджелесском районе Уэствуд. Рядом с Джорджем К. Скоттом через год был похоронен актёр Уолтер Маттау.[4]

Личная жизнь

Джордж К. Скотт был женат пять раз. Его супруги:

Помимо этого у него была ещё одна внебрачная дочь, родившаяся в 1954 году.

Личность

В качестве основных источников актёрского вдохновения Скотт называл Джеймса Кэгни и Пола Муни. Любимой актрисой Скотта была Бетт Дэвис, которую он называл «Мой кровавый идол».

Как в кино, так и в театре о Джордже К. Скотте отзывались как о довольно капризном и непостоянном актёре. Одну из забавных историй о тяжёлом характере актёра рассказала автору пьесы «Номер в отеле Плаза» Нилу Саймону Морин Стэплтон, игравшая там вместе со Скоттом. Актриса жаловалась режиссёру постановки Майку Николсу: «Я не знаю, что мне делать. Я его боюсь!», на что режиссёр ответил: «Моя милая, все боятся Джорджа К. Скотта».

Скотт редко появлялся на публике, даже в свои лучшие времена. Он не считал себя известным и столь талантливым актёром, как о нём думали окружающие. Политику всех кинонаград Скотт называл «унизительной», а «оскаровские» церемонии — «двухчасовым мясным парадом»[1]. Невзирая на скептическое отношение к своим актёрским способностям, в истории Скотт остался одним из величайших актёров XX века, рождённых в конце 1920-х годов[1].

Частичная фильмография

Год Русское название Оригинальное название Роль
1959 ф Анатомия убийства Anatomy of a Murder Клод Денсер
1961 ф Мошенник The Hustler Берт Гордон
1963 ф Список Эдриана Мессенджера The List of Adrian Messenger Энтони Гетирн
1964 ф Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу Dr. Strangelove or: How I Learned to Stop Worrying and Love the Bomb генерал Бак Тёрджидсон
1966 ф Библия The Bible: In the Beginning Авраам
1968 ф Петулия Petulia доктор Арчер Боллен
1970 ф Паттон Patton генерал Джордж Паттон мл.
1970 ф Джейн Эйр Jane Eyre Эдвард Рочестер
1971 ф Возможно, они великаны They Might Be Giants Джастин Плэйфэйр/"Шерлок Холмс"
1971 ф Больница The Hospital доктор Герберт «Герб» Бок
1971 ф Последняя гонка The Last Run Гарри Гармс
1972 ф Новые центурионы The New Centurions Энди Килвински
1973 ф Оклахома, как она есть Oklahoma Crude Ноубл Мэйсон
1973 ф День дельфина The Day of the Dolphin доктор Джейк Террелл
1975 ф Гинденбург The Hindenburg полковник Франц Риттер
1980 ф Формула The Formula лейтенант Барни Кейн
1981 ф Отбой Taps генерал Харлейн Бейч
1984 ф Воспламеняющая взглядом Firestarter Джон Рэйнбёрд
1989 ф История Райана Уайта The Ryan White Story Чарльз Воэн-старший
1990 ф Изгоняющий дьявола 3 The Exorcist III лейтенант Уильям Киндерман
1990 ф Спасатели в Австралии The Rescuers Down Under Персиваль МакЛич
1993 ф Готова на всё Malice доктор Мартин Кесслер
1995 ф Ангус Angus дедушка Айван Бетан
1996 тф Титаник Titanic капитан Эдвард Джон Смит
1997 тф 12 разгневанных мужчин 12 Angry Men присяжный № 3
1999 ф Глория Gloria Руби
1999 тф Пожнёшь бурю Inherit the Wind адвокат Мэттью Харрисон Брэйди

Награды и номинации

Награды

1971 — «Лучший актёр» («Паттон»)
1971 — «Лучший актёр в драме» («Паттон»)
1998 — «Лучший актёр второго плана в минисериале или телефильме» («12 разгневанных мужчин»)
1971 — «Лучший одиночный исполнитель мужской роли в минисериале или телефильме» («Зал славы Hallmark»)
1998 — «Лучший актёр второго плана в минисериале или телефильме» («12 разгневанных мужчин»)
1971 — «Лучший актёр» («Паттон»)
1971 — «Лучший актёр» («Паттон»)

Номинации

1960 — «Лучший актёр второго плана» («Анатомия убийства»)
1962 — «Лучший актёр второго плана» («Мошенник»)
1972 — «Лучший актёр» («Больница»)
1962 — «Лучший актёр второго плана» («Мошенник»)
1972 — «Лучший актёр в драме» («Больница»)
1979 — «Лучший актёр в комедии или мюзикле» («Фильм, фильм»)
1962 — «Лучший актёр второго плана в драматическом телесериале» («Бен Кэйси»)
1964 — «Лучший актёр в драматическом телесериале» («Ист-Сайд, Вест-Сайд»)
1967 — «Лучший актёр в мини-сериале или фильме» («Суровое испытание»)
1971 — «Лучший одиночный исполнитель мужской роли в минисериале или телефильме» («Джейн Эйр»)
1977 — «Лучший одиночный исполнитель мужской роли в минисериале или телефильме» («Красавица и чудовище»)
1971 — «Лучший актёр» («Паттон»)
1973 — «Лучший актёр» («Больница» и «Возможно, они великаны»)
1969 — «Лучший актёр» («Петулия»)

Напишите отзыв о статье "Скотт, Джордж Кэмпбелл"

Примечания

  1. 1 2 3 [news.bbc.co.uk/2/hi/obituaries/455563.stm George C Scott: The man who refused an Oscar] (англ.). BBC News (23 сентября 1999). Проверено 26 марта 2014.
  2. 1 2 [www.britannica.com/EBchecked/topic/529585/George-C-Scott George C. Scott] in Encyclopædia Britannica
  3. [www.reelfilm.com/chngling.htm The Changeling (1979) — A Review by David Nusair]
  4. [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=6887 George C. Scott (1927—1999) — Find A Grave Memorial]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Скотт, Джордж Кэмпбелл

– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.