Москати, Джузеппе

Джузеппе Москати
Giuseppe Moscati
Рождение	25 июля 1880(1880-07-25) Беневенто (Италия)
Смерть	12 апреля 1927(1927-04-12) (46 лет) Неаполь
Почитается	Католическая церковь
Канонизирован	25 октября 1987 года
В лике	святой
День памяти	16 ноября
Покровитель	патологоанатомов
Подвижничество	мирянин, врач

Джузе́ппе Моска́ти (итал. Giuseppe Moscati; 25 июля 1880 — 12 апреля 1927) — святой Римско-католической церкви, итальянский врач, научный сотрудник, профессор университета.

Биография

Родился 25 июля 1880 года в Беневенто. Джузеппе был шестым из девяти детей в состоятельной семье, его отец был видным юристом. Когда Джузеппе было 4 года, семья переехала в Неаполь, где он провёл всю оставшуюся жизнь. После окончания начальной школы в 1889 году поступил в лицей Виктора Эммануила, затем учился на медицинском факультете Неапольского университета, который закончил в 1903 году со степенью доктора медицины.

После окончания университета работал внештатным адъюнктом в одной из неаполитанских больниц. Во время извержения Везувия в 1906 году ему поручили руководить эвакуацией больницы в Торре-дель-Греко — он спас больных, рискуя собственной жизнью. В 1908 году стал штатным ассистентом кафедры физиологической химии в неаполитанском медицинском институте. В 1911 году внёс большой вклад в ликвидацию эпидемии холеры в Неаполе. В том же году его приняли в члены Итальянской Королевской медико-хирургической академии.

Во время Первой мировой войны попытался записаться в добровольцы, однако ему отказали, посчитав, что его врачебные способности будут более полезны. В госпитале, где работал во время войны Москати, под его попечением находилось до 3 000 раненых солдат.

В 1919 году назначен главным врачом отделения для неизлечимо больных в одной из неаполитанских больниц. В 1922 году специальная комиссия министерства общественного просвещения дала ему право свободного преподавания в общей лечебной клинике. В 1923 году был послан итальянским правительством на международный физиологический конгресс в Эдинбург. Москати внёс большой вклад в изучение проблемы возникновения диабета, его труды во многом способствовали открытию инсулина. Был главным редактором медицинского журнала «Реформа медика».

По отзывам коллег Москати был известен своей самоотверженностью, бескорыстием и глубоким благочестием. Почти никогда не брал платы за лечение с бедняков, а особо нуждающимся помогал сам, вкладывая купюры в выписанные рецепты. Открыто исповедовал христианскую веру, ежедневно причащаясь и побуждая больных участвовать в церковных таинствах, за что нажил себе множество врагов в медицинской среде из числа материалистов и антихристиан.

Умер в 1927 году в возрасте 46 лет от скоропостижной болезни.

Канонизация

Через три года после кончины Москати его тело было перезахоронено в неаполитанской церкви Джезу Нуово 16 ноября 1930 года, спустя ещё 45 лет 16 ноября 1975 года Джузеппе Москати был причислен к лику блаженных. После зафиксированного соответствующей комиссией случая чудесного исцеления от рака неаполитанца Джузеппе Фуско (в видении мать больного наблюдала пришедшего к нему человека в белом халате, в котором затем опознала Москати по фотографии) был инициирован процесс канонизации .

Джузеппе Москати был канонизирован римским папой Иоанном Павлом II 25 октября 1987 года, как благочестивый мирянин, использовавший свою профессию врача для распространения христианства, дел милосердия среди больных, нуждающихся в духовной помощи. Канонизация Москати стала примером того, как святости может достигнуть современный мирянин, избравший обычную мирскую профессию. Показательно, что о канонизации было объявлено по завершении Генерального Синода епископов, который почти два месяца обсуждал тему призвания и миссии мирян в Церкви и мире. В речи, посвящённой канонизации Джузеппе Москати, Иоанн Павел II сказал:

Человек, к которому мы сегодня будем взывать как к святому вселенской Церкви, представляется нам конкретным воплощением идеала христианина-мирянина... Ставя перед нашими очами человека, признанного святым, Церковь говорит всем мирянам: Размышляйте о своем призвании!

Центром почитания Джузеппе Москати в Неаполе является церковь Джезу Нуово, в которую через три года после смерти было перенесено тело святого. Впоследствии мощи Джузеппе Москати были помещены под алтарём одной из боковых капелл, а в бывшей сакристии обустроен музей, посвящённый святому. Стены мемориального зала увешаны многочисленными вотивными приношениями верующих, воссоздана обстановка комнаты Москати, хранятся его одежда и врачебные инструменты.

Прочее

В 2007 году на итальянском канале RAI Uno состоялась премьера телефильма «Giuseppe Moscati — l’amore che guarisce» (в русском переводе: «Джузеппе Москати — исцеляющая любовь»). В апреле 2009 года этот фильм впервые транслировался в России каналом «Культура».

Литература

• [christusimperat.org/ru/node/12810 Антонио Сикари, Портреты святых, т. II, изд. «Христианская Россия», Милан, 1991, стр. 149—174.]

Ссылки

• [himetop.wikidot.com/giuseppe-moscati Himetop: Giuseppe Moscati]
• [christusimperat.org/ru/node/12810 Биография]
• [www.gesuiti.it/moscati/eng.html#Moscati Информация о св.Джузеппе Москати на сайте церкви Джезу Нуово]

Отрывок, характеризующий Москати, Джузеппе

– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?