Джульетта и духи

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Джульетта и духи (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Джульетта и духи
Giulietta Degli Spiriti
Жанр

драма

Режиссёр

Федерико Феллини

Продюсер

Анджело Риццоли

Автор
сценария

Федерико Феллини
Туллио Пинелли
Эннио Флайано
Брунелло Ронди

В главных
ролях

Джульетта Мазина

Оператор

Джанни Ди Венанцо

Композитор

Нино Рота

Кинокомпания

Rizzoli Film, Francoriz Production

Длительность

148 мин.

Страна

Италия Италия
Франция Франция

Год

1965

IMDb

ID 0059229

К:Фильмы 1965 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Джульетта и ду́хи» (итал. Giulietta Degli Spiriti) — кинофильм режиссёра Федерико Феллини. Снят в 1965 году на киностудии Rizzoli Film. Первый цветной фильм Федерико Феллини.





Проблематика

Фильм «Джульетта и духи» (1965) был задуман для Джульетты Мазины и о Джульетте Мазине. Феллини вынашивал его очень долго, ещё со времён «Дороги».Это фильм о свободе личности, об освобождении женщины от деспотизма мужчины. «Намерение фильма в этом отношении состоит в том, чтобы возвратить женщине её подлинную независимость, её бесспорное и неотъемлемое достоинство. Свободный мужчина не может отказывать в этом свободной женщине. Женщина не должна быть ни мадонной, ни орудием наслаждения, и еще меньше — служанкой», — говорил сам Федерико Феллини о своей ленте. Исполнительница главной роли Мазина сыграла тонко, убедительно, мастерски, однако фильм не вызвал особого восторга ни у критиков, ни у зрителя. А самому Феллини принёс немало хлопот: налоговые органы обвинили его в финансовых нарушениях. Суд постановил, что он должен доплатить в кассу государства 200 тысяч долларов. Несмотря на то, что приговор был явно несправедливым, Федерико ему подчинился и вместе с Джульеттой перебрался из шикарных апартаментов в скромную квартирку.

Сюжет

В центре внимания неудавшаяся семейная жизнь главной героини. Джульетта и её муж Джорджо совершенно разные и чужие люди. Оставаясь несчастной, она всё же пытается угодить своему мужу, но он не замечает ни её саму, ни её страдания. К тому же она узнает, что у мужа появилась любовница. На протяжении всего фильма Джульетта борется с внутренними запретами, комплексами и общественными устоями.

На протяжении всего фильма подчёркнуто яркие, «вылизанные», вычищенные, дизайнерски безукоризненные интерьеры помещений, обстановка пляжа и сада — всё это контрастирует с яростным смятением в душе женщины, внешне являющей, тем не менее, радостное, восхитительное спокойствие.

Основное напряжение фабулы — противопоставление общественных требований и ожиданий, предъявляемых героине — и, в целом, женщине — и морально-этического выбора, который она делает. Духи, к которым обращается мысленно Джульетта — это суть её духовный стержень, который она ощутила в детстве — и которому она остается верна, вопреки предательству мужа, холодному безразличию матери и сестер, соблазнам окружающим её. Аллегориями тотального одиночества женщины переполнен фильм, но напрямую сказано о том, что единственный человек, который искренне и беззаветно любил её — сбежавший с циркачкой дед.

Сцены, аллегорически иллюстрирующие, выволакивающие на свет похоть и порок.

В ролях

Награды

  • Фильм получил премию «Золотой глобус» как лучший зарубежный фильм.
  • премию Нью-Йоркского общества кинокритиков как лучший зарубежный фильм.
  • 3 премии «Silver Ribbon» итальянского Синдиката киножурналистов за лучшую актрису второго плана, за лучшего оператора, за лучшего художника-постановщика.
  • Также фильм номинировался на «Оскар» в номинациях лучший художник по костюмам и лучший художник-постановщик, но наград в этих номинациях не получил.

Напишите отзыв о статье "Джульетта и духи"

Литература

Долгов К. К., Долгов К. М. Ф. Феллини,И.Бергман: Фильмы. Философия творчества. — М.: Искусство, 1995, с.55. ISBN 5-210-02419-9

Ссылки

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Джульетта и духи

– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.