Патиашвили, Джумбер Ильич

Джумбер Патиашвили груз. ჯუმბერ პატიაშვილი
Первый секретарь ЦК КП Грузии
6 июля 1985 — 14 апреля 1989
Предшественник:	Эдуард Амвросиевич Шеварнадзе
Преемник:	Гиви Григорьевич Гумбаридзе
Рождение:	5 августа 1939(1939-08-05) (84 года) Лагодехи, Грузинская ССР, СССР
Партия:	КПСС (1962—1991); объединение «Эртоба» (с 2001)
Образование:	Тбилисский сельскохозяйственный институт
Учёная степень:	кандидат сельскохозяйственных наук
Профессия:	агроном

Внешние изображения
	[www.1tv.ru/newsphoto/44950/page2 Джумбер Патиашвили]

Джумбе́р Ильи́ч Патиашви́ли (груз. ჯუმბერ პატიაშვილი; род. 1939) — грузинский и советский политический деятель, первый секретарь ЦК Коммунистической партии Грузии в 1985—1989 годах.

Биография

Родился 5 августа 1939 года в селе Лагодехи, административном центре Лагодехского района на востоке Грузии. В 1962 году окончил факультет агрономии Тбилисского сельскохозяйственного института, где был секретарём комитета комсомола. В том же году вступил в КПСС. Окончил аспирантуру, защитил диссертацию, получив степень кандидата сельскохозяйственных наук. После института находился на комсомольской работе: инструктор ЦК ЛКСМ Грузии, заведующий сектором по работе с научной молодёжью, ответственный организатор ЦК. С 1969 года являлся секретарём, а в 1970—1973 годах — первым секретарём Центрального комитета ЛКСМ Грузии.

В 1973 году избран первым секретарём Горийского райкома Коммунистической партии Грузии.

C 1974 года — секретарь ЦК КП Грузии по сельскому хозяйству.

В 1985—1989 годах — первый секретарь ЦК Компартии Грузии. В 1986 году на XXVII съезде КПСС избран в состав Центрального комитета КПСС (до 1990 года).

После тбилисских событий в апреле 1989 года подал в отставку с поста первого секретаря. В 1989—1991 годах работал генеральным директором НПО «Тавтави» («Колос») в городе Мцхета, позже — директором НИИ земледелия им. Ю. Н. Ломоури.

Депутат Верховного Совета СССР, участник съездов народных депутатов СССР в 1989—1991 годах.

В 1992 году избран в парламент Грузии. 5 ноября 1995 года был независимым кандидатом на выборах президента Грузии. Занял второе место, уступив Эдуарду Шеварднадзе (19,1 % голосов). В 2000 году снова участвовал в президентских выборах.

В ноябре 2003 года поддержал «революцию роз»: «когда Шеварднадзе подал в отставку и были назначены президентские выборы, я заявил, что не приму в них участия, в отличие от двух предшествующих кампаний, и отдам свой голос Михаилу Саакашвили, призвав своих избирателей тоже его поддержать». Впоследствии заявил, что «ошибся в своем выборе, как, собственно, и бо́льшая часть грузинского общества».

В последние годы Патиашвили заявлял о том, что «поддерживает стремление президента Саакашвили возродить экономику и восстановить территориальное единство Грузии». В то же время он указывал, что «нынешние власти совершили в последние годы ряд ошибок во внутренней и внешней политике, которые необходимо исправить».

Лидер всегрузинского политического объединения «Эртоба» («Единство»), созданного в конце 2001 года на базе парламентской фракции «Единая Грузия». Объединение исповедует социал-демократическую ориентацию и высказывается за добрососедские отношения с Россией и Арменией.

Ссылки

• [www.proza.ru/2009/03/27/595 Свод персоналий на Проза.ру]
• [www.abkhaziya.org/server-articles/article-d19449838030c69ea4ea28cd4a56bf2a.html Заявление бывшего Первого секретаря ЦК КП Грузии Джумбера Патиашвили]

Отрывок, характеризующий Патиашвили, Джумбер Ильич

Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.