Вулфенсон, Джеймс
| Джеймс Дэвид Вулфенсон James David Wolfensohn<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1 июля 1995 года — 30 июня 2005 года | |||
| Предшественник: | Льюис Престон | ||
| Преемник: | Пол Вулфовиц | ||
| Вероисповедание: | иудаизм | ||
| Рождение: | 5 декабря 1933 (90 лет) Сидней, Австралия | ||
| Сайт: | [www.wolfensohn.com/ www.wolfensohn.com] | ||
| Награды: |
| ||
Джеймс Дэвид Вулфенсон (англ. James David Wolfensohn; род. 5 декабря 1933) — 9-й президент Всемирного банка.
Биография
Вулфенсон родился 5 декабря 1933 года в Сиднее в еврейской семье, которая эмигрировала в годы Великой депрессии из Англии в Австралию.
Член сборной по фехтованию Австралии на Летних Олимпийских играх 1956 в Мельбурне. Офицер Королевских военно-воздушных сил Австралии.
Получил степень бакалавра в Сиднейском университете. В 1959 получил степень MBA в Гарвардской школе бизнеса.
Женат, трое детей. С 1980 гражданин США. В 2010 восстановил гражданство Австралии.
Карьера во Всемирном банке
Вулфенсон официально вступил в должность президента Всемирного банка 1 июля 1995 года. На эту должность он был номинирован президентом Соединённых Штатов Биллом Клинтоном. В 2000 году был единогласно поддержан советом директоров банка на второй пятилетний срок, став при этом третьим лицом, занимавшим должность президента банка два срока, после Юджина Блэка и Роберта Макнамары.
Награды
Напишите отзыв о статье "Вулфенсон, Джеймс"
Примечания
|
Это заготовка статьи о человеке из США. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 7 июля 2014 года. |
Отрывок, характеризующий Вулфенсон, Джеймс
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
