Дж. Дж. Джилинджер
Поделись знанием:
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
| Дж. Дж. Джилинджер | |
| Dž. Dž. Džilindžers | |
| Имя при рождении: |
Раймонд Рупейкс |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Профессия: | |
| Театр: | |
Дж. Дж. Джи́линджер (латыш. Dž. Dž. Džilindžers, наст. имя — Ра́ймонд Ру́пейкс (латыш. Raimonds Rupeiks); род. 8 марта 1966) — латвийский театральный режиссёр. Главный режиссёр Театра Дайлес.
Содержание
Биография
Раймонд Рупейкс родился 8 марта 1966 года в городе Ленинск Казахской ССР в семье служащих. Отец — инженер-проектировщик, мать — экономист.
Окончил 3-ю Екабпилсскую среднюю школу (1983), учился в Рижском политехническом институте (1984—1987) и на театральном отделении Латвийской академии культуры (1993—1997)[1].
Работал в рижской Школе основ актёрского мастерства Л. Стиебры, стажировался у латвийского режиссёра и театрального педагога Ольгерта Кродерса. Один из основателей авангардного театрального объединения «Nepanesamā teātra arteļa» (1996). С 1997 года режиссёр и впоследствии с 2011 года главный режиссёр Театра Дайлес[2].
Творчество
Дипломной работой Дж. Дж Джилиндера стал спектакль «Эмма Бовари», поставленный по мотивам романа Гюстава Флобера и рассказу Вуди Аллена «Образ Сиднея Кугельмаса» в независимом театре «Скатуве» (1995). Со спектаклем «Чёрный монах» по рассказу А. П. Чехова он принял участие в Международном фестивале нового театра Homo Novus в Даугавпилсе (1995) и смотре молодых талантов «Art Gend — 96» в Дании (1996). Постановка пьесы российского драматурга Николая Якимчука «Хемингуэй, Сэлинджер, Беккет. Три товарища» была показана в рамках театрального фестиваля «Васильевский остров» в Санкт-Петербурге (2004). Также Дж. Дж Джилиндер неоднократно был соискателем ежегодных латвийских театральных наград[3].
Для его творчества характерен элемент провокации. Часто предпочтение отдаётся тем пьесам, где исторические личности или литературные герои шокируют общество своим экстраординарным, парадоксальным поведением или восприятием мира. Для лучшего достижения поставленной цели, им используются: музыка, стилизованные движения актёров, броские театральные костюмы, экспрессивные мизансцены, резкий свет, микрофоны для усиления голоса и создание эффекта отчуждения[4].
Театральные постановки
Театр Дайлес
- 1997 — «Венера в мехах» по повести Леопольда фон Захер-Мазоха (совместно с Карлисом Аушкапом)
- 1997 — «Прогулка верхом по Боденскому озеру» Петера Хандке
- 1997 — «Три сестры. Не Чехов» Дж. Дж. Джилинджера
- 1998 — «Весёлая вдова» Дж. Дж. Джилинджера по оперетте Франца Легара
- 1998 — «Игра с огнём» Августа Стриндберга
- 1998 — «Швейк» по роману Ярослава Гашека
- 1999 — «Фернандо Крапп написал мне письмо» Танкреда Дорста
- 1999 — «Фауст. Deus Ex Machina» мюзикл Андриса Вилцанса по трагедии Гёте
- 2000 — «Дон Жуан Икс» вариации Дж. Дж. Джилинджера на тему Дон Жуана
- 2000 — «Новые похождения Швейка» по роману Ярослава Гашека
- 2000 — «Клара сюда больше не прилетит?» Юрия Скопа (совместно с Карлисом Аушкапом)
- 2001 — «Райский сад» Дж. Дж. Джилинджера по одноимённому роману Эрнеста Хемингуэя
- 2001 — «Завтра приезжает Флоринда» Даце Рукшане
- 2002 — «Кончерто гроссо No.2» Дж. Дж. Джилинджера
- 2003 — «Монологи вагины» Ив Энслер
- 2003 — «Что увидел дворецкий» Джо Ортона
- 2003 — «Горькие слёзы Петры фон Кант» на основе сценария Райнера Вернера Фасбиндера
- 2003 — «Дюймовочка» Яниса Лусенса, Нормуда Бельскиса и Даце Мицане-Залите
- 2003 — «Хемингуэй, Сэлинджер, Беккет. Три товарища» Николая Якимчука
- 2003 — «Аборт» по роману Ричарда Бротигана
- 2004 — «Пенелопа и Дик» Сомерсета Моэма (номинация «Лучшая постановка драматического спектакля»)
- 2004 — «Пьяный корабль» Николая Якимчука
- 2004 — «Прожект Людвика» Маргариты Первенецкой
- 2005 — «Меланхоличный вальс» Эмиля Дарзиня, Раймонда Паулса и Яниса Юрканса
- 2006 — «Распутник» Эрика-Эммануэля Шмитта
- 2006 — «Калигула» Альбера Камю (номинация и награда в категориях «Лучшая постановка драматического спектакля» и «Режиссёр года»)
- 2007 — «Ума не приложу, что делать с Гарри» Генри Миллера
- 2007 — «Дракула. Чужая кровь» рок-опера Андриса Вилцанса и Илмара Шлапинса
- 2007 — «Лолита» по роману Владимира Набокова— (номинация в категориях «Лучшая постановка драматического спектакля» и «Режиссёр года»)
- 2007 — «Интим» Дени Робера (номинация «Режиссёр года»)
- 2008 — «Псих» Генри Саттона
- 2008 — «Юлий. История одного маньяка» Ивана Вырыпаева
- 2008 — «Некрофил» по повести Габриэль Витткоп
- 2008 — «Пули над Бродвеем» Петра Розенфельда
- 2009 — «Два бедных румына, говорящих по-польски» Дороты Масловской
- 2009 — «Если узнает жена» Рэя Куни)
- 2009 — «Кнопка и Антон» Эриха Кестнера
- 2010 — «Безумная любовь» Норы Икстен
- 2010 — «Мария Стюарт» Фридриха Шиллера
- 2010 — «Иствикские ведьмы» Джона Апдайка
- 2010 — «Террорист» Марка Равенхилла
- 2011 — «Примадонны» Кена Людвига
- 2011 — «С мужем нелегко» Рэя Куни и Джона Чепмена
- 2012 — «Контракт» Франсиса Вебера
- 2012 — «Ромео и Джульетта» Уильяма Шекспира
- 2013 — «Онегин» мюзикл Карлиса Лациса, Яниса Элсберга и Эвиты Мамаи
Новый Рижский театр
- 1997 — «Музыкант и проститутка» по роману «Шоша» Исаака Зингера
- 2001 — «Приглашение на казнь» по роману Владимира Набокова
- 2008 — «Садовник Камаль» Николая Якимчука
Латвийский Национальный театр
- 2008 — «Поцелуй Иуды» Дэвида Хэйра (номинация «Режиссёр года»)
- 2009 — «Смех в темноте» по роману Владимира Набокова
Лиепайский театр
- 2012 — «Размороженный» Вадима Корша
- 2012 — «Преступление и наказание» Леонида Андреева
- 2011 — «Вей, ветерок!» Карлиса Лациса, Яниса Элсберга и Эвиты Мамаи
- 2011 — «Ведьма» Карла Шенхера
- 2010 — «Ханана» Германа Грекова
- 2008 — «Дневник киллера» Денни Кинга
- 2006 — «Дама без камелий» Теренса Мервина Рэттигана
- 2009 — «Утиная охота» Александра Вампилова
Московский драматический театр имени А. С. Пушкина
- 2009 — «Письмо счастья» по пьесе Танкреда Дорста «Фернандо Крапп написал мне письмо»
Рижский русский театр имени Михаила Чехова
- 2009 — «Майзингер» Германа Грекова
Напишите отзыв о статье "Дж. Дж. Джилинджер"
Примечания
- ↑ Kristiana Dimitere // Latvijas Enciklopēdija. — Rīga: SIA «Valērija Belokoņa izdevniecība», 2007. — ISBN 9984-9482-0-X.
- ↑ Teātris un kino biogrāfijās : enciklopēdija / sast. un galv. red. Māra Niedra; māksl. Aleksandrs Busse. — Rīga : Preses nams, 1999-. — (Latvija un latvieši). 1.sēj. A-J. — 1999. — 462 lpp. : il. ISBN 9984-00-331-0 (латыш.)
- ↑ [www.dailesteatris.lv/rezisors/218/ Dailes teātris :: Dž.Dž.Džilindžers]. Проверено 5 апреля 2013. [www.webcitation.org/6FzryTwD8 Архивировано из первоисточника 19 апреля 2013].
- ↑ Театр и танец в Латвии. Латвийский Институт нового театра. R,, 2008
Литература
- Театр и танец в Латвии. Латвийский Институт нового театра. R., 2008
Ссылки
- [www.dailesteatris.lv/rezisors/218/ Dailes teātris :: Dž.Dž.Džilindžers]
Отрывок, характеризующий Дж. Дж. Джилинджер
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.
От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
