Мейвор, Джеймс

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Дж. Мейвор»)
Перейти к: навигация, поиск
Джеймс Мейвор
James Mavor
Дата рождения:

8 декабря 1854(1854-12-08)

Место рождения:

Странрар, Дамфрис и Галлоуэй, Шотландия

Дата смерти:

31 октября 1925(1925-10-31) (70 лет)

Место смерти:

Глазго

Страна:

Канада

Научная сфера:

экономика

Джеймс Мейвор (Джемс Мэвор; англ. James Mavor) (8 декабря 1854, Странрар, Шотландия — 31 октября 1925, Глазго, Шотландия) — профессор политической экономии Университета Торонто, влияние школы которого в Канаде было заметно до 1970-х гг. Также известен участием в переселении духоборов из Российской империи в Канаду.





Биография

Родился в семье Джеймса Мейвора, священника и преподавателя Свободной Церкви, и Мэри Энн Тейлор Бёрди (англ. Mary Ann Taylor Birdie) Учился в Университете Глазго. После этого некоторое время преподавал в колледже в Глазго, вёл дополнительные лекционные курсы в Университетах Глазго и Эдинбурга, был редактором Scottish Art Review.

В 1892 в результате рекомендации Уильяма Эшли был утверждён профессором политической экономии в университете Торонто (Канада), сменив Уильяма Эшли на этом посту.

Его выводы о современной экономике Канады резко расходились с общепринятыми: он считал, что Канада не может служить «житницей Британской империи». Поэтому он вынужденно выбрал как область основной специализации экономическую историю России (продолжив таким образом одно из направлений, заложенных Эшли). Также изучал экономику Канады, Китая, Кореи и Японии.

В 18981899 Мейвор стал одной из ключевых фигур в деле переселения духоборов в Канаду. С подачи Петра Кропоткина он договорился с правительством Канады о принятии этой партии русских эмигрантов и предоставлении им особых благоприятных условий. Все последующие годы принимал деятельное участие на стороне духоборов в конфликтах и разногласиях между ними и канадской администрацией.

Дж. Мейвор активно участвовал в организации учреждений культуры, среди них Художественная галерея Онтарио (en:Art Gallery of Ontario) и Королевский музей Онтарио (en:Royal Ontario Museum)

Также писал статьи и официальные отчёты для правительства Канады по иммиграции, производству пшеницы, компенсации ущерба здоровью рабочих. В 1914 году издал свой самый значительный труд — Экономическую Историю России в двух томах — и был избран членом Королевского общества Канады.

Джеймс Мейвор проработал профессором политической экономии более 30 лет, уйдя на пенсию с титулом почётного профессора в 1923.[1] После его ухода с поста в университете пресеклась школа изучения России[2].

Умер в Шотландии, в Глазго, во время поездки к родственникам.

Труды

  • An Economic History of Russia («Экономическая история России», Лондон, 1914; в 2-х томах). Russell & Russell, 1914, переиздана 1925, 1965. [books.google.com/books?id=JVRBAAAAIAAJ эта книга в google]
  • My Windows on the Street of the World («Мои окна выходят на улицу мира», Лондон, 1923; автобиография в 2-х томах). 2 volumes, Toronto and London: J. M. Dent & Sons, New York: E. P. Dutton, 1923. Включает главы об общении и взаимодействии с Уильямом Моррисом, Львом Толстым, Петром Кропоткиным и духоборами.[books.google.com/books?id=jGJJAAAAMAAJ эта книга в google]
  • Niagara in Politics: A Critical Account of the Ontario Hydroelectric Commission («Ниагара в политике», Нью-Йорк, 1925). E. P. Dutton & Company, 1925. 255 страниц.
  • The Russian Revolution. George Allen & Unwin, 1928. 470 страниц.
  • Applied Economics a Practical Exposition of the Science of Business. Original issued in series: Modern business. Canadian edition; v. 1. Alexander Hamilton Institute 1914 ISBN 0665771770
  • Hand-book of Canada. Publication Committee of the Local Executive of the British Association for the Advancement of Science, 1980. (Canada Description and travel 1868—1900) ISBN 0665028334
  • Government Telephones: The Experience of Manitoba, Canada. Moffat, Yard & Co., 1916. 176 страниц.

Напишите отзыв о статье "Мейвор, Джеймс"

Ссылки

  • [az.lib.ru/t/tolstoj_lew_nikolaewich/text_0380.shtml Мейвор, Джеймс] в библиотеке Максима Мошкова (Джеймс Мейвор. Граф Лев Николаевич Толстой. 1898—1910, 1923 — фрагмент из книги Мои окна выходят на улицу мира)

Литература

  • Dictionary of Canadian Biography: Volume XV, 1921—1930. Ed. by Réal Bélanger, Ramsay Cook. University of Toronto Press, Canada, 2005. 1266 страниц. ISBN 0802090877 ([books.google.com/books?id=WG8pspLIukMC&pg=PA723 эта книга в books.google.com]) — Стр. 723—725

Архив Мейвора

Коллекция Mavor (James) Papers (Ms Coll 119. Papers, 1862—1925) в количестве 78 боксов и др. единиц хранения, поступила в Университет Торонто в 1960 и хранится в Fisher Library [3] Она содержит черновики изданных и неизданных книг автора, диссертации студентов, рецензии, статьи, подборки газетных вырезок, материалы по экономике и истории Канады, Шотландии, России, а также обширную переписку, в том числе с Петром Кропоткиным, Львом Толстым и Петром Веригиным.

  • [www.library.utoronto.ca/fisher/collections/findaids/mavor.pdf Описание архива] содержит также краткое описание посреднической деятельности Джеймса Мейвора в отношениях между духоборами и канадским правительством

В художественной литературе

  • В честь Джеймса Мейвора Бернард Шоу назвал одного из персонажей своей пьесы Кандида (1898) именем Джеймс Мейвор Морель (James Mavor Morell).

Семья

  • Брат и племянник Джеймса Мейвора также получили энциклопедическую значимость в Великобритании.
  • 16 января 1883 в Глазго Дж. Мейвор женился на Кристине Уотт (англ. Christina Jame Gordon Watt). У супругов было четверо детей, среди их потомков получили известность:
    • Дочь Дора Мейвор Мур (en:Dora Mavor Moore) (1888—1979) — основательница профессионального театра Канады, заслужившая право называться «первой леди канадского театра» и «матерью канадского театра».
      • Внук Дж. Мейвора, сын Доры, Джеймс Мейвор Мур (en:Mavor Moore) (1919—2006) был крупнейшим телевизионным сценаристом, режиссёром, актером, деятелем образования Канады.

Примечания

  1. [www.library.utoronto.ca/fisher/collections/canadiana.html Canadiana — Отдел Рукописей Университета Торонто]
  2. [www.newsandevents.utoronto.ca/bios/02/history47.htm What helped launch Slavic studies as a growth discipline at the University of Toronto?] на сайте Университета Торонто
  3. [content.library.utoronto.ca/pjrc/collections/russian_soviet University of Toronto Library: Petro Jacyk Central & East European Resource Centre: Collections: Russian & Soviet collections]


Отрывок, характеризующий Мейвор, Джеймс

Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.