Лаптев, Михаил Юрьевич
Поделись знанием:
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
(перенаправлено с «Дзалаев, Михаил Юрьевич»)
| Михаил Юрьевич Лаптев | |
| Имя при рождении: |
Михаил Юрьевич Дзалаев |
|---|---|
| Род деятельности: |
поэт |
Михаил Юрьевич Лаптев (настоящая фамилия Дзалаев, в качестве псевдонима взял фамилию матери; 29 марта 1960, Москва — 18 декабря 1994, там же) — русский поэт.
Родился в семье московских интеллигентов (дед по матери — художник-иллюстратор и детский поэт, член-корреспондент АХ СССР Алексей Михайлович Лаптев.) Окончил специнтернат с дополнительным изучением китайского языка, учился на историческом факультете Московского областного педагогического института, но после конфликта с деканом был отчислен с последнего курса.
Стихи писал с детства; с начала 1980-х годов посещал московские литературные объединения и студии, в том числе «Кипарисовый ларец». С 1989 году начал печататься; печатался в журналах «Юность», «Новый мир», «Дружба народов», в различных альманахах, в газете «Гуманитарный фонд». В 1992 году вместе с Андреем Поляковым и Игорем Сидом создал московско-крымскую литературную группу «Полуостров». Скончался от прободения язвы, через несколько месяцев после выхода своей первой книги «Корни огня».
После смерти М. Лаптева его стихи были включены в антологии «Строфы века», «Самиздат века», «Русские стихи 1950—2000», продолжают публиковаться в бумажных и сетевых изданиях, с 2006 года регулярно появляются на специально созданной странице Живого Журнала «mihail_laptev».
Содержание
Книги
- Корни огня: Стихи 1987—1994 годов. — М.: ЛИА Р.Элинина; Издательская квартира Андрея Белашкина; Маленькое издательство, 1994.
- Тяжёлая слепая птица. — М.: Крымский клуб, 2012.
- Последний воздух. — М.: Art House-media, 2015.
Память
- В ноябре 2008 года в московском клубе «Улица ОГИ» состоялся вечер памяти Михаила Лаптева. Среди участников события были Николай Звягинцев, Мария Максимова, Данила Давыдов, Игорь Сид, Данил Файзов, Екатерина Дайс.
- В апреле 2012 года в московском клубе «Улица ОГИ», в рамках Всемирного дня поэзии ЮНЕСКО, состоялась [www.kultinfo.ru/novosti/950/ презентация] посмертной книги Михаила Лаптева «Тяжёлая слепая птица».
Рецензии
- Ольга Балла-Гертман. [www.svobodanews.ru/content/blog/24563689.html?nocache=1 «Неприрученное бытие»] («Радио Свобода», 29.04.12)
Издание тоненького сборника Михаила Лаптева (1960—1994), умершего несколько исторических и поэтических эпох назад, безусловно следует причислить к наиболее значительным литературным событиям последних лет.
- Мария Галина. [magazines.russ.ru/novyi_mi/2012/5/g16.html «Книжная полка Марии Галиной»] («Новый мир». № 5, 2012)
Одна из самых долгожданных публикаций текущего литературного года: сборник рано умершего поэта (1960—1994), в архиве которого остались, как сказано в предварении к изданию, «многие тысячи стихотворений» (единственная прижизненная книга вышла в издательстве Руслана Элинина за несколько месяцев до смерти Лаптева). «Тяжелая слепая птица», открывающая серию «Зоософия», представляет собой своего рода сверхизбранное — как опять же гласит предварение — «с явственной метареалистической компонентой». Книга (составитель Игорь Сид) получилась цельной и мощной и — в соответствии с названием серии — насыщенной «зоософическими» образами.
- Екатерина Дайс. [russ.ru/pole/Teologiya-boga-sobaki «Теология бога-собаки»] («Русский журнал». 30.06.2012)
Листая эту небольшую книжку Лаптева, я испытываю одновременно радость и горечь. Горечь оттого, что почти два десятилетия российский читатель был лишён этого изысканного наслаждения, замешанного на признании трагичности мира и его гармоничной системности. Но хочется верить, что стихам Лаптева, как драгоценному вину (слова Марины Цветаевой не раз применялись по отношению к этому поэту), выдержанному в подвале забвения, наконец-то настал свой черёд, — и они выйдут на свет Божий, как Персефона.
Переводы
- Первый перевод поэзии Михаила Лаптева выполнил венгерский переводчик [szvegeksfordtsokgagyor.blogspot.com/2012/05/mihail-laptyev-belezuhanok-az.html#!/2012/05/mihail-laptyev-belezuhanok-az.html Péter Imre Gágyor] в мае 2012 года.
Напишите отзыв о статье "Лаптев, Михаил Юрьевич"
Ссылки
- Михаил Лаптев в [magazines.russ.ru/authors/l/laptev/ Журнальном зале]
- [www.rvb.ru/np/publication/01text/53/02laptev.htm Михаил Лаптев] на сайте «Неофициальная поэзия»
- [www.liter.net/=/Laptev/ Страница Михаила Лаптева] на сайте Крымского геопоэтического клуба
- [mihail-laptev.livejournal.com/ Страница в Живом Журнале]
- [www.litkarta.ru/russia/moscow/persons/laptev-m/ Страница на Литкарте]
Отрывок, характеризующий Лаптев, Михаил Юрьевич
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
