Дзержинский, Леонид Иванович

Леонид Иванович Дзержинский
Дата рождения:	29 апреля 1891(1891-04-29)
Место рождения:	Городок, Городокский уезд, Витебская губерния, Российская империя
Дата смерти:	16 февраля 1974(1974-02-16) (82 года)
Место смерти:	Ленинград, Ленинградская область, РСФСР, СССР
Гражданство:	Российская империя Российская империя → РСФСР РСФСР → СССР СССР
Род деятельности:	драматург, актёр, педагог
Годы творчества:	с 1922
Жанр:	Либретто
Язык произведений:	Русский язык
Награды:

Леонид Иванович Дзержи́нский (29 апреля 1891, Городок, ныне Витебская область — 16 февраля 1974, Ленинград, ныне Санкт-Петербург) — советский музыкальный драматург.

Биография

Леонид Дзержинский родился 29 апреля 1891 года в городе Городок Городокского уезда Витебской губернии в семье судебного исполнителя окружного суда.

Окончил гимназию в городе Гельсингфорс (ныне Хельсинки), чтобы прокормить себя, занимался уроками у частных лиц как воспитатель и репетитор.

В 1912 году поступил на юридический факультет Императорского Санкт-Петербургского университета, получал стипендию имени Шаляпина от Императорской драматической школы при Александринском театре. Изучил французский, немецкий, английский и польский языки.

В 1918 году во Владивостоке принял участие в организации «Рабочего театра», работал режиссёром и педагогом. Затем работал инспектором по народному образованию, артистом городского театра «Золотой Рог», руководителем Театральной студии в обществе спортсменов.

В 1920—22 годах – работал артистом театра в городе Харбине (Китайско-Восточная железная дорога).

С 1922 года работал художественным руководителем театра при «Дворце труда» в городе Чите.

В 1924—26 годах — сотрудник «Рабочей газеты» в Москве. С 1926 по 1928 – артист Московского государственного камерного театра, затем – преподаватель основ сценического мастерства ВХУТЕМАСа (Высшие художественно-технические мастерские) и драматургии – в Университете имени Сунь Ят-Сена.

С 1935 года — на творческой работе.

В годы Великой Отечественной войны находился в эвакуации, затем переехал в город Курган.

Член Союза писателей СССР, состоял на учёте в Курганской областной писательской организации.

Леонид Иванович Дзержинский ушёл из жизни 16 февраля 1974 года. Похоронен на Северном кладбище Ленинграда (ныне Санкт-Петербург).

Творчество

Литературная работа Л. Дзержинского началась в 1922 году. Совместно с братом, композитором Иваном Ивановичем Дзержинским были созданы оперные произведения.

В 1935 году в Ленинграде поставлена опера «Тихий Дон» по мотивам одноименного романа Михаила Александровича Шолохова, музыка — Иван Дзержинский, либретто — Леонид Дзержинский. Опера получила широкую известность не только в СССР, но и за рубежом.

В 1937 году в театрах Москвы и Ленинграда поставлена «Поднятая целина» по мотивам одноименного романа Михаила Александровича Шолохова, музыка — Иван Дзержинский, либретто — Леонид Дзержинский.

В 1946 году Ленинградский театр музыкальной комедии поставил оперу «Метель» по мотивам одноименной повести Александра Сергеевича Пушкина.

В 1947 году Ленинградский театр оперы и балета имени Кирова поставил оперу «Князь-озеро» по мотивам повести Петра Петровича Вершигоры «Люди с чистой совестью».

Леонид Иванович Дзержинский автор либретто к опере «Гроза» по пьесе Александра Николаевича Островского.

В 1954 году в Ленинграде поставлена опера «Далеко от Москвы» по мотивам одноименного романа Василия Николаевича Ажаева.

После переезда в Курган создана пьеса о жизни Михаила Васильевича Ломоносова, которая была опубликована в литературно-художественном сборнике «На земле Курганской» № 4, 1956 год под названием «Северное сияние».

Пьеса «Под счастливой звездой», отдельные сцены из которой были опубликованы в 1957 и в 1958 годах в газете «Красный Курган», посвящена новой жизни людей, угнетавшихся царизмом.

В последние годы жизни Леонид Иванович Дзержинский работал над мемуарами.

Награды

• Медаль «В память 250-летия Ленинграда»

Отрывок, характеризующий Дзержинский, Леонид Иванович

В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.