Дзигунский, Михаил Яковлевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Яковлевич Дзигунский
Дата рождения

15 мая 1921(1921-05-15)

Место рождения

село Цибулев,
Липовецкий уезд Киевской губернии Российской империи (ныне — Монастырищенский район, Черкасская область)

Дата смерти

7 мая 1944(1944-05-07) (22 года)

Место смерти

Севастополь,
Крымская АССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

1940—1944

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Часть

1372-й стрелковый полк 417-й стрелковой дивизии

Командовал

взводом

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Михаил Яковлевич Дзигунский (1921—1944) — лейтенант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1945).



Биография

Михаил Дзигунский родился 15 мая 1921 года в селе Цибулев Липовецкого уезда Киевской губернии (ныне — посёлок в Монастырищенском районе Черкасской области Украины) в крестьянской семье. Получил неполное среднее образование, после чего работал на Цибулевском сахарном заводе. В апреле 1940 года Дзигунский был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. С июня 1941 года — на фронтах Великой Отечественной войны. В 1942 году окончил курсы младших лейтенантов. К маю 1944 года лейтенант Михаил Дзигунский командовал взводом 1372-го стрелкового полка 417-й стрелковой дивизии 51-й армии 4-го Украинского фронта. Отличился во время освобождения Севастополя[1].

7 мая 1944 года в ходе штурма Сапун-горы Дзигунский со своим взводом первым ворвался во вражеские траншеи и в завязавшейся схватке лично уничтожил 20 солдат и офицеров противника. Взводу удалось захватить три дота. Когда огонь немецкого пулемёта затормозил наступление взвода, Дзигунский подобрался к нему и накрыл его своим телом, погибнув при этом. Взводу благодаря этому удалось продолжить наступление. Дзигунский был похоронен на кладбище посёлка Дергачи в Севастополе[1].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года за «мужество, отвагу и героизм, проявленные в борьбе с немецкими захватчиками», лейтенант Михаил Дзигунский посмертно был удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Также был награждён орденом Ленина и медалью. Навечно зачислен в списки личного состава воинской части[1].

В честь Дзигунского названы улицы в Севастополе и Цибулеве. Его подвиг отражён в диораме «Штурм Сапун-горы»[1].

Напишите отзыв о статье "Дзигунский, Михаил Яковлевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9823 Дзигунский, Михаил Яковлевич]. Сайт «Герои Страны».

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
  • Герои боёв за Крым. — Симферополь: Таврия, 1972.
  • Подвиг // За родной Севастополь. — 2-е изд., доп. — М.: Молодая гвардия, 1983. — С. 262—264.

Отрывок, характеризующий Дзигунский, Михаил Яковлевич

– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.