Дзидайгэки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Дзидай-гэки (яп. 時代劇) — японская историческая драма[1], сценический и кинематографический жанр в Японии[2], также называемый «костюмно-историческим»[3]. Постановки в данном жанре охватывают периоды от становления самурайского класса и вплоть до начала эпохи Мэйдзи, когда класс самураев был отменен императорским указом. Большинство фильмов посвящены периоду Эдо (1603—1868), но также большое количество фильмов и сюжетов охватывает и более ранние исторические периоды, например, период Хэйан (фильм «Муки ада») и особенно период Сэнгоку дзидай (воюющих провинций). Дзидайгэки рисует жизнь самураев,[4] а также ремесленников и крестьян средневековой Японии. Поджанром дзидайгэки является тямбара, которую еще называют самурайским боевиком — фильмы с незамысловатым сюжетом и обязательными поединками на мечах.





История

В области драматургии создателем дзидайгэки считается Тикамацу Мондзаэмон[5]. В кинематографе этот жанр возник практически вместе с возникновением в Японии кинематографа и вплоть до введения цензуры накануне войны и затем участия Японии во Второй мировой войне переживал свой золотой период. Второй плодотворный период дзидайгэки начался с окончанием американской оккупации Японии в начале 50-х годов, когда выпускалось по сотне фильмов в год этого жанра. С конца 50-х — начала 60-х жанр претерпевает изменения, и на смену весёлым, музыкальным, развлекательным фильмам для всей семьи приходят серьёзные фильмы с оттенком социальных драм. В это время уже т. н. новая волна режиссёров вносит свой вклад в его развитие. Есть мнение, что жанр развивался до конца 1960-х годов[6]. Примерно в это время телевидение начало вытеснять по популярности большой экран и, соответственно, очень многие ведущие актеры и режиссёры, работавшие в этом жанре, сосредоточились на многосерийных ТВ постановках. Однако и в 70-е годы выходило немало фильмов дзидайгэки, оставивших свой след в японском и мировом кинематографе. В 80-х и начале 90-х годов были поставлены крупные драмы о выдающихся правителях — полководцах эпохи Сэнгоку-дзидай, в дзидайгэки продолжали работать такие крупные режиссёры, как Куросава, Гося и Фукасаку. Дзидайгэки популярен и сегодня, но уже давно не является ведущим жанром японского кинематографа, с которого начинался большой экран и благодаря которому мировую известность приобрели такие выдающиеся режиссёры, как, например, Куросава, Кинугаса, Мидзогути и Мисуми.

Известные персоналии кинематографического жанра дзидайгэки

Известные режиссёры, работавшие в жанре дзидай-геки

Актеры и актрисы

Многие популярные актеры дзидайгэки 1950-1960-х годов пришли в кино из традиционного японского театра, в частности кабуки, сохранив своё сценическое имя (для таких персоналий имя указано в традиционной для кабуки форме «Фамилия Имя номер»), либо вышли из театральных династий.

См. также

Напишите отзыв о статье "Дзидайгэки"

Примечания

  1. Sandra Buckley. Encyclopedia of contemporary Japanese culture, стр. 70
  2. [slovari.yandex.ru/dict/japan/article/k80.htm?text=жанр%20кино&stpar1=1.7.1 Кино]. Энциклопедия «Япония от А до Я». Проверено 12 августа 2009. [www.webcitation.org/66mKUw1Vt Архивировано из первоисточника 9 апреля 2012].
  3. Хасэгава Кадзуо / Большая советская энциклопедия.
  4. Thompson J. Manga: The Complete Guide. — New York: Del Rey Books, 2007. — P. 498. — 556 p. — ISBN 978-0-345-48590-8.
  5. [www.ru.emb-japan.go.jp/ABOUT/CULTURE/prose.html Культура — Литература — Проза](недоступная ссылка — история). Посольство Японии в России. Проверено 6 октября 2009. [web.archive.org/20071101025017/www.ru.emb-japan.go.jp/ABOUT/CULTURE/prose.html Архивировано из первоисточника 1 ноября 2007].
  6. Ниси, С. [thelib.ru/books/nisi_s/o_dvuh_filmah_akiri_kurosavi-read.html О двух фильмах Акиры Куросавы]. Киноведческие записки No31 (1996). Проверено 6 октября 2009. [www.webcitation.org/66mKVvauh Архивировано из первоисточника 9 апреля 2012].

Отрывок, характеризующий Дзидайгэки

– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.