Диалектическая теология
Диалекти́ческая теоло́гия («экзистенциальная теология», «критическая теология», «теология кризиса», «теология парадокса», «теология Слова Божьего», «неоортодоксальная теология»)[1][2] — направление в теологии, возникшее в протестантских церквях Германии и Швейцарии в двадцатые годы XX века. Являясь реакцией на социальный оптимизм и модернизм либеральной теологии, диалектическая теология выработала новый, неоортодоксальный подход к традиционному протестантскому вероучению. Предшественником экзистенциальной теологии было творчество Кьеркегора.
«Восприняв идеи раннего экзистенциализма, диалектическая теология исходила из факта тотального отчуждения человека, обусловленного утратой Бога или ложным его пониманием, возникшем на рационалистической основе. Вера не может базироваться на разуме и объективном знании, ибо между человеком и Богом существует абсолютный разрыв, преодолимый лишь посредством благодати, позволяющей индивиду открыть Бога в собственной душе и усмотреть истинный сверхразумный смысл евангельского откровения.» [3].
Основные представители: Карл Барт, Пауль Тиллих, Эмиль Бруннер, Рудольф Бультман. Основой диалектической теологии является противоречие между иррациональной верой и религией, а также между вечным Откровением и историческим посланием, из которой позже родилась идея демифологизации Библии.
Между диалектической теологией и либерализмом существуют некоторые различия, например, неоортодоксы, в отличие от либералов, признают трансцендентный Источник истины. Также у неоортодоксов христоцентричное богословие (по крайней мере, Барт так считал), в отличие от либералов. Однако по мнению консервативных богослов, между неоортодоксией и либерализмом существует больше сходств (например, неоортодоксы, как и либералы отвергают полную богодухновенность Библии и отрицают все то, что невозможно понять в ней рациональным путём), чем различий.
Идеи диалектической теологии продолжили разрабатывать за пределами Германии: американский теолог Райнхольд Нибур, а также Нильс Зеё (Дания), Пьер Мюри (Франция), Корнелиус Мискотт (Нидерланды), Йозеф Громадка (Чехословакия). Диалектическая теология оказала влияние на богословскую мысль Ганса Урса фон Бальтазара и Ганса Кюнга в католицизме [2].
Напишите отзыв о статье "Диалектическая теология"
Примечания
- ↑ Философия: Энциклопедический словарь. — М.: Гардарики. Под редакцией А.А. Ивина. 2004.
- ↑ 1 2 [iph.ras.ru/elib/0956.html Диалектическая теология] / Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль. Под редакцией В. С. Стёпина. 2001.
- ↑ Цит. по: «Христианство: Словарь» — М.: Республика, 1994 — стр. 129
Ссылки
- [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000022/st053.shtml Философские аспекты Диалектической теологии К. Барта]
- [www.gumer.info/bogoslov_Buks/History_Church/hegglund/108.php Диалектическая теология]
См. также
Отрывок, характеризующий Диалектическая теология
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.
Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
