Диалекты гагаузского языка
Диалекты гагаузского языка — территориальные разновидности гагаузского языка. Основными диалектами являются комратско-чадырский (центральный) и вулканештский (южный) диалекты. Также имеются различные говоры у гагаузов Болгарии и Греции.
На комратско-чадырском диалекте говорят в Комратском и Чадыр-Лунгском районах Гагаузии, а на вулканештском — в Вулканештском районе Гагаузии и Одесской области Украины. Вулканештский диалект отличается от комратско-чадырского бо́льшим тюркским фонетическим уклоном и обилием арабо-персидской и русской лексики, в то время как комратско-чадырскому диалекту свойственна балканская фонетика и болгарская лексика. Диалекты гагаузского языка формировались главным образом в гагаузских сёлах Молдавии и Одесской области Украины[1].
Научные исследования
Диалекты наряду с другими особенностями гагаузского языка были подробно исследованы российским учёным-востоковедом Л. А. Покровской. Ею впервые была выдвинута и обоснована концепция о формировании гагаузских терминов родства. Согласно этой концепции, одну третью часть гагаузской родственной терминологии составляют термины болгарского происхождения, под которыми понимаются термины славянского происхождения. Эта концепция была оспорена украинским учёным А. В. Шабашовым. В ходе исследований им были выявлены характерные черты, свойственные гагаузской системе родства («принцип косого родства» или «принцип относительного возраста»). В них Шабашов также выдвинул собственную концепцию о происхождении и генетических корнях гагаузской терминологии родства. Им было выделено три основных источника формирования гагаузских терминов родства: общетюркские, тюрко-болгарские, славяно-болгарские. Таким образом, основная часть терминов, которые Л. А. Покровская относила к болгарским (славянским) терминам, была классифицирована украинским учёным как термины, имеющие тюрко-болгарское происхождение, так как, кроме болгар, не встречаются у других славянских народов. Сравнительное изучение терминов родства гагаузов Болгарии позволило выявить имеющиеся локальные особенности, которые позволяют условно разделить исследованные сёла на две основные группы: 1) сёла, расположенные вблизи города Каварны (Болгарево, Могилиште, Божурец), 2) сёла Варненского округа (Генерал Кантарджиево, Кичево, Орешак)[1].
Сравнительное исследование терминов родства гагаузов Болгарии и Бессарабии показало, что у гагаузов Болгарии в большей степени сохранились элементы, характерные для бифуркативно-коллатерального типа родства. Помимо дифференциации терминов по отношению к брату матери (dayı/vuyçu/amuca) и брату отца (çiçu), что является общим для гагаузов Болгарии и Бессарабии, для жителей некоторых гагаузских сёл Болгарии характерно в прошлом разделение терминов, обозначающих сестру матери (hala) и сестру отца (lelü), а также жену брата матери (nifi) и жену брата отца (bulä). Разделение отцовской и материнской линий у гагаузов Бессарабии зафиксировано только в селе Дмитровка (Украина), в котором для обозначения сестры отца (или сестры матери) использовали термин neni. Сохранение чёткой дифференциации родственников мужского пола по отцовской и материнской линиям и почти полная утрата разделения родственников женского пола по отцовской и материнской линиям объясняется принципом построения семьи, основанным на главенстве мужского начала и патрилокальности[2].
Различия в фонетике
Основные фонетические различия между комратско-чадырским и вулканештским диалектом:
- Степень употребляемости гласных переднего ряда ä и е. В центральном диалекте гласный ä закономерно выступает в конечном открытом слоге имён и глагольных форм (maalä — «квартал», gecä — «ночь») и в аффиксах под ударением после основ с гласными переднего ряда (köklär — «корни», evdän evä — «из дома в дом»). В южном говоре гласному ä в указанных случаях соответствует гласный е (maale, gece, kökler, evden eve).
- Варианты личных местоимений 1-го и 2-го лица единственного числа. Bän, sän в комратско-чадырском диалекте и ben, sen в вулканештском диалекте.
- Употребление долгих гласных ää и еe в конце слова. В комратско-чадырском диалекте употребляется долгая гласная ää: (gezmää — «ходить», gülmää — «смеяться», köpää — «собака» (дательный и винительный падеж в результате выпадения согласного k между гласными)), a в вулканештском диалекте в этой же позиции — долгая гласная еe: (gezmee, gülmee, köpee).
- Степень влияния согласного у (йот) и аффрикаты с (дже) на предшествующие широкие гласные а и е. В комратско-чадырском диалекте гласные а, е перед среднеязычным спирантом у и аффрикатой с сужаются и редуцируются, в вулканештском же диалекте это явление выражено очень слабо (burdêim — burdayım (я здесь), alıcek — alacak (он возьмёт), gidicek (gicek) — gidecek (он пойдёт)).
- Выпадение конечного r в аффиксе множественного числа в южном говоре и его сохранение в центральном диалекте: (Kızla(r) topladıla(r) çiçek da ördüle(r) feneţ — «Девушки собрали цветы и сплели венок»).
- Выпадение согласного h в начале слова. Согласный h, звучащий в гагаузском языке как лёгкое придыхание, выпадает в вулканештском диалекте и сохраняется в комратско-чадырском: ((h)ava — «погода», (h)ayvan — «животное», (h)asta — «больной»).
Различия в морфологии
В области морфологии различия между гагаузскими говорами проявляются, главным образом, в форме настоящего времени изъявительного наклонения. В центральном диалекте употребительна форма настоящего времени на -êr/-er: (alêr — «берёт», verer — «даёт», где гласный в аффиксе настоящего времени может произноситься как полудолгий или как дифтонг -ıê/-ie в alıêr, verier. В южном говоре употребляется форма настоящего времени на -ıy/iy: (alıy, veriy).
В южном диалекте продолжают сохраняться некоторые архаичные формы, почти вышедшие из употребления в центральном диалекте, в частности форма долженствовательного наклонения на -malı, -meli: (sen durmalı — «тебе надо стоять», o gitmeli — «ему надо уйти (ехать)». В целом, при сравнении данных центрального и южного диалектов южный диалект представляется более архаичным и более устойчиво сохраняющим черты строя тюркских языков[3].
Напишите отзыв о статье "Диалекты гагаузского языка"
Примечания
- ↑ 1 2 [serin.su/publ/obshhie_i_regionalnye_osobennosti_gagauzskoj_terminologii_rodstva/1-1-0-13 Квилинкова Е. Н. Общие и региональные особенности гагаузской терминологии родства]
- ↑ [univer.gagauzia.ru/publ/e_n_kvilinkova_obshhie_i_regionalnye_osobennosti_gagauzskoj_terminologii_rodstva/1-1-0-12 Е. Н. Квилинкова. Общие и региональные особенности гагаузской терминологии родства]
- ↑ [altaica.ru/LIBRARY/turks/gagauz_dili.pdf ГАГАУЗСКИЙ ЯЗЫК И ЕГО ДИАЛЕКТЫ]
Отрывок, характеризующий Диалекты гагаузского языка
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
