Диа, Мамаду

Мамаду Мустафа Диа Mamadou Moustapha Dia<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Совета министров Республики Сенегал
21 августа 1960 — 18 декабря 1962
Президент:	Леопольд Седар Сенгор
Преемник:	Абду Диуф (с 1970 г., после восстановления должности)
Предшественник:	должность учреждена
Председатель Правительственного совета Французской заморской территории Сенегал
26 июля 1958 — 25 ноября 1958
Предшественник:	Пьер Огюст Мишель Лами
Преемник:	должность упразднена
Председатель Совета министров автономной Республики Сенегал
25 ноября 1958 — 20 августа 1960
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
Заместитель председателя правительства Федерации Мали
4 апреля 1959 — 20 августа 1960
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
Министр обороны и внутренней безопасности Федерации Мали
4 апреля 1959 — 20 августа 1960
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
Вероисповедание:	ислам
Рождение:	18 июля 1910(1910-07-18) Комболь, округ Тиес, Сенегал
Смерть:	25 января 2009(2009-01-25) (98 лет) Дакар
Партия:	Сенегальский демократический блок (1949—1958), Прогрессивный союз Сенегала (1958—1962), Партия африканской федерации (1959—1960)
Образование:	Федеральная нормальная школа Уильям Понти (Дакар), Парижский университет.
Профессия:	педагог, экономист

Мамаду Мустафа Диа (фр. Mamadou Moustapha Dia, 18 июля 1910, Комболь, округ Тиес, Французский Сенегал — 25 января 2009, Дакар, Сенегал) — сенегальский политический деятель, публицист и экономист, председатель Правительственного совета автономной Республики Сенегал в 1958 году, первый премьер-министр Сенегала в 1960—1962 годах. В 1940—1950-х годах был сенатором, а затем депутатом Национального собрания Франции. Вице-премьер и министр обороны Федерации Мали, организатор переворота 20 августа 1960 года, приведшего к распаду Федерации. В качестве премьер-министра независимого Сенегала развернул в стране реформы, направленные на модернизацию сенегальского общества и достижение максимальной экономической независимости от Франции, стал главным разработчиком четырёхлетнего плана развития страны. В декабре 1962 года, после импичмента, вынесенного ему парламентом, пытался насильственно сохранить за собой власть, но был арестован, обвинён в попытке государственного переворота и приговорён к пожизненному заключению. Был освобождён в 1974 году, пытался вернуться к активной политической деятельности, но не нашёл поддержки и до конца жизни выступал политическим обозревателем в средствах массовой информации Сенегала. Был известен под псевдонимом Маодо (фр. le Maodo).

Биография

Диа Мамаду родился 18 июля 1910 года в небольшом городке Комболь (округ Тиес, Французский Сенегал), расположенном на железнодорожной ветке близ Тиеса, в крестьянской семье африканского народа тукулёр. Дата его рождения в 1910 году позднее была подвергнута сомнениям — сам Диа утверждал, что в документах своего отца нашёл подтверждение того, что он родился в 1911 году. Вероятно, дата «1910 год» была вписана в документы его школьным учителем, чтобы позволить Мамаду Диа по возрасту поступить в Школу Уильям Понти, на тот период лучшую во всей Французской Западной Африке. Однако 31 мая 1954 года городской суд Комболя официально признал 18 июля 1910 года официальной датой его рождения.

Юность. Школьный учитель

Мамаду Диа, как и его семья, не имел полноправного сенегальского гражданства и по статусу принадлежал к низшим слоям местного общества, будучи т. н. «субъектом». Однако его отец участвовал в Первой мировой войне и по возвращении служил в полиции. Это и протекция учителя помогли Диа получить хорошее образование. Мамаду Диа окончил местную начальную школе изучения Корана, затем в районную школу в Диурбеле, а в 1924 году, после смерти отца, был направлен на обучение в вышеначальную школу Бланшо в Сен-Луи. После этого он прошёл обучение в Федеральной нормальной школе École William Ponty близ Дакара, получив диплом преподавателя. Позднее Диа продолжил обучение в Париже, где получил степень бакалавра. Завершив образование в 1927 году, Мамаду Диа работал учителем в Сен-Луи и Фисселе, и в 1943 году был назначен директором районной школы в Фатике.

Приход в политику

Первоначально равнодушный к политике Мамаду Диа вскоре оказался вовлечён в общественные дискуссии и начал публиковаться в прессе. Он писал статьи, в которых освещал проблемы африканского крестьянства, описывал нищету сенегальской деревни и пропагандировал создание сельских кооперативов, которые считал идеальной формой организации крестьянского труда и средством построения лучшего общества. После падения во Франции режима Виши у него появилась возможность не только публиковаться, но и принять участие в политической деятельности. Диа примкнул к французским социалистам, в то время объединённым в партию СФИО, однако, как сам затем утверждал, не разделял социалистических идей, а только использовал партию в качестве поддержки. Но вскоре по просьбе жителей Фатика ему приходится вступить в СФИО и выставить свою кандидатуру в генеральные советники Диурбеля, а затем и в члены Территориальной ассамблеи Сенегала. Его покровителями становятся писатель, участник французского Сопротивления и будущий депутат Национального собрания Франции католик Леопольд Седар Сенгор и генеральный советник от региона Сани Салум Ибрагим Сейду Ндав. Мамаду Диа, свободно владеющий не только французским языком и родным языком тукулёр, но и языком волоф, становится одним из партийных ораторов.

В 1947 году Мамаду Диа был избран членом Большого совета Французской Западной Африки в качестве главного советника от Сенегала.

После раскола в местной организации СФИО Диа поддержал немногочисленную левую группировку Сенгора и выступил против Ламина Гея, отстаивавшего позиции федерального руководства партии в Париже. Мамаду Диа берёт на себя руководство фракцией во время многочисленных поездок Сенгора во Францию на парламентские сессии, и лично возглавляет внутрипартийную борьбу. 27 сентября 1948 года вслед за Сенгором он выходит из СФИО, о чём сообщает в официальном письме. Вместе они создают Сенегальский демократический блок и на его 1-м съезде, прошедшем 15-17 апреля 1949 года в Тиесе становятся его высшими руководителями: Сенгор — председателем, Диа — генеральным секретарём.

Сенатор Французской республики

14 ноября 1948 года Мамаду Диа был избран по спискам Сенегальского демократического блока в Совет Республики Франции 18 голосами из 48. Когда первый четырёхлетний срок полномочий стал подходить к концу, 18 мая 1952 года он был повторно выдвинут СДБ кандидатом в Совет Республики и избран 15 голосами из 52. В феврале 1953 года на 1-м конгрессе независимых депутатов от заморских территорий в Бобо-Диуласо (Верхняя Вольта), на котором были представлены 60 депутатов от территорий Французского союза, Мамаду Диа был избран Генеральным секретарём Координационного комитета это парламентской группы. В период сенаторства Мамаду Диа голосовал за ратификацию договора о создании НАТО 28 июля 1949 года, участвовал в обсуждении избирательного закона от 2 мая 1951 года, голосовал за закон Мари от 12 сентября 1951 года, поощрявший частное образование. Он высказывался за ратификацию договора об учреждении Европейского объединения угля и стали, ставшей предтечей Общего рынка и Евросоюза (1 апреля 1952 года), но выступал против принятия Германии в НАТО 26 марта 1955 года. Мамаду Диа поддержал 1 апреля 1955 года законопроект о введении чрезвычайного положения в Алжире и воздержался при голосовании 15 ноября того же года по проекту избирательной реформы, восстанавливавшему выборы по округам. 1 января 1956 года в связи с предстоящими парламентским выборами срок сенаторства Мамаду Диа подошёл к концу.

Депутат Национального собрания Франции

На парламентских выборах 2 января 1956 года Мамаду Диа вместе с Л. Сенгором выступил как один из кандидатов от Сенегальского демократического блока, одержавшего победу в Сенегале, получив 346 266 голосов из 454 886. 7 февраля 1956 года Совет республики принял его отставку и Мамаду Диа занял кресло в Палате депутатов. Он примкнул к парламентской фракции независимых от заморских территорий, близких к католической партии МРП, был избран в комиссии по делам печати, всеобщего избирательного права, по вопросам жалования депутатам и сенаторам (1956—1957), кандидатом в члены комиссии по финансовым вопросам (1957). Он также занимался вопросами государственной помощи в подготовке празднования столетия Дакара. В Палате депутатов Диа проявил большую активность, часто выходя на трибуну и внося многочисленные поправки, прежде всего по вопросам, касающихся проблем заморских территорий Франции. 8 марта 1956 года, при обсуждении вопроса о предоставлении правительству чрезвычайных полномочий в Алжире, он выступил мирное решение проблемы. Мамаду Диа заявил, что не следует проблему французского присутствия в Алжире «заключать в железный ошейник ложной дилеммы: уезжать или оставаться», так как это приведёт только к насилию, и в дальнейшем воздерживался от обсуждения алжирского вопроса

Оригинальный текст (фр.)  

Quoi qu'il en soit, nous refusons quant à nous de nous laisser enfermer dans le carcan du faux dilemme : partir ou rester. Raisonner ainsi (...) c'est ramener le problème de la présence française à une épreuve de force, comme si la violence a jamais pu assurer la permanence.

Он голосовал за ратификацию договоров о создании Европейского Экономического Сообщества и Европейского сообщества по атомной энергии 9 июля 1957 года. В период конституционного кризиса 1958 года Мамаду Диа поддержал правительство Пьера Пфлимлене 13 мая и голосовал за введение чрезвычайного положения 16 мая. Он 2 июня 1958 года ставил на голосование вопрос о доверии к новому кабинету генерала Шарля де Голлю, о его чрезвычайных полномочиях и о конституционной реформе. 30 ноября 1958 года Мамаду Диа был избран вновь в Национальное собрание, но 15 июля 1959 года окончательно вышел из французского парламента в связи с намечавшимся предоставлением Сенегалу независимости.

Экономист и социолог

В период жизни во Франции Мамаду Диа изучал экономические проблемы Африки, занимался на факультете права Парижского университета. В 1953 году он издал свою первую книгу — «Размышления об экономике Чёрной Африки», в 1957 году опубликовал работу «К исследованиям кооперативного движения в Чёрной Африке», в 1958 году — «Африканская экономика». Диа завершил своё образование в аспирантуре географии, права и экономики профессора Франсуа Перру и в дальнейшем так же испытывал влияние взглядов философа и социолога Анри Дероше и экономиста-доминиканца Луи-Жозефа Лебре.

За независимость Сенегала

23 июня 1956 года Национальное собрание Франции приняло «Закон-рамку», известный так же как Закон Деффера, и Французская Западная Африка получила новый статус. 18 мая 1957 года Мамаду Диа стал заместителем председателя Правительственного совета Французского Сенегала, возглавляемого французским губернатором Пьером Лами, и сформировал первое сенегальское правительство. Кабинет был однопартийным и составлен из представителей Сенегальского демократического блока, генеральным секретарём которого оставался Мамаду Диа. Вступая в должность, он заявил, что

противопоставит жёсткое сопротивление любой попытке вмешательства в наши внутренние дела, любому прямому или косвенному давлению, любой власти, стремящейся к тому, чтобы подавать независимость местных властей.

Оригинальный текст (фр.)  

Opposer une résistance farouche à toute tentative d’ingérence dans nos affaires intérieures, à toute pressions directe ou indirecte, à toute manœuvre tendant à aliéner l’indépendance du gouvernement local.

Однако эта бескомпромиссная позиция фактического главы правительства в дальнейшем приводила к конфликтам между различными властными структурами, как в колониальный период, так и в независимом Сенегале. Мамаду Диа стал главным инициатором переноса административного центра колонии из Сен-Луи в крупнейший город страны Дакар, что и было осуществлено 8 января 1958 года.

26 июля 1958 года Диа возглавил Правительственный совет Сенегала и ровно через месяц вступил в конфликт с новым главой французского правительства генералом Шарлем де Голлем, с которым уже сталкивался как депутат Национального собрания и взгляды которого на африканскими проблемы считал оскорбительными. Когда 26 августа 1958 года де Голль прибыл в Сенегал, Мамаду Диа демонстративно уехал из Дакара и поручил министру внутренних дел Вальдиодио Ндиайе встречать генерала. В этот же период Диа разошёлся во мнениях и с Сенгором по вопросу о независимости Сенегала и о поддержке новой Конституции Франции. Сенгор выступал за поддержку Конституции и за вхождение страны во Французский Союз на правах автономии, Диа же требовал организовать голосование против Конституции на референдуме 28 сентября и немедленно получить независимость. После многочасовых переговоров двух политиков в городке Жоневилль-сюр-Мер в Нормандии взяла верх точка зрения Сенгора, который к этому моменту уже дал указания в рамках партии и пообещал поддержку де Голлю. 25 ноября 1958 года Мамаду Диа стал Председателем Совета министров автономной Республики Сенегал в рамках Французского Сообщества.

Федерация Мали

Когда 4 января 1959 года была создана Федерация Мали, Мамаду Диа, сохранив пост главы сенегальского правительства, был назначен вице-премьером федерального правительства во главе с Модибо Кейтой и министром обороны и внутренней безопасности Федерации. 28 сентября 1959 он и Модибо Кейта поставили перед Францией вопрос о предоставлении Федерации независимости, после чего 26 ноября президент де Голль принял их и Сенгора в Елисейском дворце и заявил о согласии Франции. Диа ещё раз встретился с де Голлем 12 декабря 1959 года в Сен-Луи, когда тот посетил VI сессию Исполнительного совета Французского Сообщества. 13 декабря он вместе с де Голлем, Сенгором и Модибо Кейтой прибыл в Дакар, где де Голль выступил в Федеральной ассамблее Мали и официально объявил о согласии Франции заменить Сообщество новой ассоциацией. В 1960 году Мамаду Диа вместе с Кейтой вёл в Париже переговоры о предоставлении независимости Федерации Мали, которая и была провозглашена 20 июня 1960 года. Однако Федерация, как и сотрудничество между двумя политиками, просуществовали после этого всего два месяца.

Во главе переворота 20 августа 1960 года

Летом 1960 года в руководстве Федерации нарастал конфликт между представителями Сенегала и Суданской республики относительно путей дальнейшего развития страны. В преддверии федеральных президентских выборов 27 августа, на которых Сенгор должен был столкнуться с Ламином Геем, противостояние главы федерального правительства и его заместителя, получившего так же пост министра обороны, достигло критической точки. После того, как Модибо Кейта 20 августа 1960 года ввёл в стране чрезвычайное положение и отстранил Мамаду Диа, находившегося на тот момент в Тиесе, от обязанностей вице-премьера, тот вечером вернулся в Дакар и в 23.00 взял ситуацию под контроль. Он созвал чрезвычайное заседание Законодательной ассамблеи Сенегала и переподчинил себе армию и силы безопасности. Собравшиеся через час депутаты по предложению Диа приняли законопроекты об отмене передачи компетенций в пользу Федерации Мали, о преобразовании Законодательной ассамблеи в Национальное собрание, о провозглашении независимости и о введении чрезвычайного положения. Модибо Кейта и его соратники были арестованы, посажены в поезд и отправлены в Каес на территории Суданской республики.

Премьер-министр

На следующий день после переворота Национальное собрание Сенегала утвердило Мамаду Диа Председателем Совета министров с широкими полномочиями. Он получил право определять и проводить политику нации, назначать и смещать министров. Если президенту Сенгор занимался вопросами внешней политики, то экономика страны была полностью предоставлена Диа. В сентябре 1960 года он в Париже подписывает новый договор о передаче Францией Сенегалу компетенций международного суверенитета, а 8 декабря того же года выступает в Генеральной ассамблее ООН по случаю принятия страны в члены Организации Объединённых Наций. Распад Федерации и разрыв с Мали ухудшил экономическое положение Сенегала, промышленность которого на время лишилась малийских рынков сбыта. Мамаду Диа вводит в действие первый четырёхлетний план развития страны, разработанный уже к январю 1961 года, модернизирует систему администрации, пытается внедрить «просвещённый» ислам, вводит в марте 1962 года инвестиционный кодекс, поощряющий иностранные капиталовложения в экономику Сенегала. Двумя основными задачами четырёхлетки становятся развитие страны в интересах всего населения и развитие личности с целью справедливого распределения доходов и освобождения Сенегал от экономической зависимости. Мамаду Диа постоянно вторгается во внешнюю политику, бывшую сферой интересов Сенгора. Он посещает страны Европы, заключает экономические соглашения, ведёт переговоры с президентом Франции генералом де Голлем и с президентом Гвинеи Ахмедом Секу Туре, делает упор на развитие отношений со странами Востока, в частности с арабскими странами, при этом развивая связи с Европой, Скандинавией и Израилем, выступает за валютную, экономическую и таможенную интеграцию африканских государств. В сентябре 1961 года Диа принимает приглашение Н. С. Хрущёва посетить СССР и в июне 1962 года посещает Москву.

Мамаду Диа готовится к разрыву тесных экономических отношений с Францией, о чём заявляет в 1961 году в одной из своих публикаций. Распространено мнение, что именно эта попытка нарушить французские интересы и привела к слому его политической карьеры.

Зарубежные поездки

• 1961 год — Австрия, Федеративная Республика Германии и Швеция;
• 1962 год — СССР, Польская Народная Республика, Чехословацкая Социалистическая Республика, Венгерская Народная Республика (июнь) и Мавритания.

Падение

Мамаду Диа вспоминал, что президент Сенгор не критиковал его политику и не стоял к нему в оппозиции, однако смотрел на мероприятия правительства холодно. Со временем так же стало сказываться влияние на Сенгора его окружения, которое стало убеждать президента в том, что политика Диа приводит к бегству капиталов из Сенегала. В ответ на это 8 декабря 1962 года Диа выступил с речью в Дакаре на международном коллоквиуме «Различные политики развития и пути африканского социализма». В ней он заявил, что необходимо «по-революционному отбросить старые структуры» (фр. Rejet révolutionnaire des anciennes structures) и призвал «разработать всеобщие перемены, которые преобразуют колониальное общество и рыночную экономику в свободное общество и в экономику развития» (фр.  concevoir une mutation totale qui substitue à la société coloniale et à l’économie de traite une société libre et une économie de développement). Палата депутатов парламента Сенегала ответила на это вынесением правительству вотума недоверия 39 голосами из 80. Мамаду Диа отклонил вотум, сославшись на то, что он инициирован вне партийных рамок и противоречит законодательству о действующем чрезвычайном положении. Однако президент Сенгор потребовал, чтобы вопрос был рассмотрен совместным заседанием Национального собрания Сенегала, но Мамаду Диа воспротивился его созыву. 17 декабря 1962 года он просто разогнал парламент, здание Собрания на бульваре Республики было окружено кордонами жандармерии, четыре депутата были арестованы. Но во второй половине дня председатель Национального собрания Ламин Гей, давний противник Мамаду Диа, всё же провёл заседание и отправил правительство в отставку.

18 декабря 1962 года Мамаду Диа и его сторонники — министр финансов Вальдиодио Ндиайе, министр развития Ибрахима Сарр, министр транспорта и телекоммуникаций Жозеф Мбайе, министр-делегат при Совете информации Алиун Талль были арестованы подразделениями десантников. В тюрьму был отправлен и начальник Генерального штаба сенегальской армии. Их дело рассматривалось Верховным судом с 9 по 13 мая 1963 года, причём одним из адвокатов Мамаду Диа выступал будущий президент страны Абдулай Вад, а вторым был известный юрист Робер Бадентер, будущий сенатор, министр юстиции и председатель Конституционного совета Франции. Бывший премьер-министр был приговорён к пожизненному заключению и отправлен отбывать срок в город Кедугу.

Национальное собрание Сенегала упразднило пост премьер-министра и установило президентскую республику, а в сентябре 1963 года президент Сенгор на IV съезде Прогрессивного союза Сенегала возложил на бывшего соратника всю ответственность за экономические проблемы страны.

За освобождение Мамаду Диа выступали многие известные люди, в том числе Папа Римский Иоанн XXIII (при том, что Диа был мусульманином) и Жан-Поль Сартр, однако Сенгор долгое время был глух к этим просьбам. Диа был освобождён только в марте 1974 года, после 12 лет заключения, и амнистирован в апреле 1976 года, через месяц после восстановления в стране многопартийной системы.

Попытка вернуться в большую политику

После освобождения шестидесятипятилетний Мамаду Диа возглавил действовавшую нелегально левую Социалистическую партию самоуправления, близкую к марксистским организациям, но признававшую необходимость сохранения национального частного и смешанного секторов экономики. В 1981 году, после прихода к власти президента Абду Диуфа, партия была легализована под наименованием Демократическое народное движение, а Мамаду Диа официально возглавил её в качестве Национального генерального координатора. Партия ДНД выступала за построение самоуправляемого социализма, требовала введения новой конституции, отмены чрезвычайных судебных органов, проведения широкой национализации и вывода французских войск из Сенегала. Однако эта небольшая партия, которую он возглавил, не нашла поддержки среди населения, не получила ни одного места на парламентских выборах и даже не смогла оформиться организационно. В последние годы жизни престарелый политик старался влиять на политическую жизнь Сенегала выступая политическим комментатором в местных средствах массовой информации. Он выражал глубокое сожаление по поводу смерти бывшего президента Леопольда Седара Сенгора в 2001 году и резко критиковал политику экономического либерализма президента Абдуллая Вада, своего бывшего адвоката.

Диа Мамаду скончался 25 января 2009 года в Дакаре в возрасте 99 лет. О его смерти сообщило сенегальское информационное агентство APS.

В связи со столетием Мамаду Диа в 2010 году в Сенегале распространились высокие оценки его личности и его роли в истории страны. Не без основания утверждалось, что Диа останется в истории «как первый строитель Республики, архитектор и разработчик основ государственных и административных учреждений» (фр. le premier bâtisseur de République, l’architecte et le concepteur de l’armature institutionnelle et administrative. Сенегальский учёный Джабриль Самб, бывший директор Фундаментального института Чёрной Африки в Дакаре, утверждал: «можно сказать, что Мамаду Диа — настоящий отец современного сенегальского государства» (фр. on pourrait dire que Mamadou Dia est le véritable père de l’Etat sénégalaise modern).

Память

Муниципальный совет Дакара переименовал Бульвар Республики в Бульвар Мамаду Диа.

Факты

• Являлся одним из самых долгоживущих руководителей глав государств и правительств в мире.
• Самый долгоживущий премьер-министр Сенегала.

Сочинения

• Contribution à l'étude du mouvement coopératif en Afrique noire, Présence africaine, 1951 (rééd. 1961, 1962)
• Réflexions sur l'économie de l’Afrique Noire, Éditions africaines, 1954 (rééd. 1960, 1961)
• L'économie africaine : études et problèmes nouveaux, Presses universitaires de France, 1957
• Nations africaines et solidarité mondiale, 1960 (rééd. 1963)
• Islam, sociétés africaines et culture industrielle, Nouvelles éditions africaines, 1975
• Essais sur l’Islam, vol. 1, Islam et humanisme, Nouvelles éditions africaines, 1977
• Essais sur l’Islam, vol. 2, Socio-anthoroplogie de l’Islam, Nouvelles éditions africaines, 1979
• Essais sur l’Islam, vol. 3, Islam et civilisations négro-africaines, Nouvelles éditions africaines, 1980
• Mémoires d’un militant du Tiers monde : si mémoire ne ment, Publisud, 1985
• A governance approach to civil service reform in Sub-Saharan Africa, World Bank, 1993
• Africa’s management in the 1990s and beyond : reconciling indigenous and transplanted institutions, World Bank, 1996
• Kaso : le migrant perpétuel, Esprit frappeur, 1999
• Afrique : le prix de la liberté, L’Harmattan, 2001 (rééd. 2003)
• Échec de l’alternance au Sénégal et crise du monde libéral, L’Harmattan, 2005
• Sénégal, radioscopie d’une alternance avortée (articles et documents)
• « Corbeille pour l’an 2000» Editions Paix et développement, Dakar, 1995

Литература

• Диа, Мамаду (биографическая справка) // Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М., 1961. — С. 559.
• Мамаду Диа // Новое время. — М., 1961. — Вып. № 21. — С. 15.
• Сенегал // Ежегодники Большой советской энциклопедии. — М., 1962-1964.
• Mamadou Dia. Discours et déclarations 1957 à 1961, Ministère de l’information, de la radiodiffusion et de la presse, impr. du Gouvernement au Sénégal puis impr. de la République du Sénégal, Saint-Louis, 19?, 11 fasc.
• F. Diaye, M. Printz, Tine, Visages publics au Sénégal. 10 personnalités politiques parlent, L'Harmattan, 1991, 260 p.

• Adama Baytir Diop, Le Sénégal à l’heure de l’indépendance : Le projet politique de Mamadou Dia (1957—1962), L’Harmattan, Paris, 2007

• Babacar Ndiaye et Waly Ndiaye, Présidents et ministres de la République du Sénégal, Dakar, 2006, p. 32

Ссылки

• [www.assemblee-nationale.fr/sycomore/fiche.asp?num_dept=2495 Mamadou DIA (1910 - 2009)] (французский). l'Assemblée nationale français. Проверено 14 августа 2012. [www.webcitation.org/6A0jFvX9v Архивировано из первоисточника 18 августа 2012].
• [senat.fr/senateur-4eme-republique/dia_mamadou0321r4.html DIA Mamadou, Ancien sénateur du Sénégal] (французский). Senat. Проверено 19 августа 2012. [www.webcitation.org/6A4lTgP93 Архивировано из первоисточника 21 августа 2012].
• Philippe Gaillard. [www.jeuneafrique.com/Article/ARTJAJA2508p032.xml0/deces-portrait-mamadou-diamamadou-dia.html Mamadou Dia] (французский). Jeune Afrique 2 (03/02/2009 à 14h:36). Проверено 29 мая 2013. [www.webcitation.org/6GzDvePb0 Архивировано из первоисточника 30 мая 2013].
• Staff Reporter. [www.mg.co.za/article/2009-02-03-key-senegalese-politician-mamadou-dia-dies Key Senegalese politician, Mamadou Dia, dies] (англ.). Guardian (03 Feb 2009 10:04). Проверено 19 августа 2012. [www.webcitation.org/6A4lRmO2r Архивировано из первоисточника 21 августа 2012].
• [www.britannica.com/EBchecked/topic/360745/Mamadou-Moustapha-Dia Mamadou Moustapha Dia] (англ.). Encyclopædia Britannica. Проверено 19 августа 2012. [www.webcitation.org/6A4lUTUpG Архивировано из первоисточника 21 августа 2012].
• Amina Ndiaye Leclerc et Eric Cloué. [www.youtube.com/watch?v=T8S3zWAUM_Y FLASHBACK SENEGAL : Senegal Crise 1962. "Extrait du film Les hommes de l'indépendance, un film de Amina Ndiaye Leclerc et Eric Cloué. Crise de décembre 1962: Senghor ne partageait pas la même vision de la souveraineté nationale du Sénégal que Mamadou Dia et Valdiodio Ndiaye. Témoignage de Robert Badinter, ancien Président du Conseil Constitutionnel: "Il n'y a jamais eu de complot auquel Valdiodio Ndiaye aurait participé".] (французский). YouTube. — Кинохроника. Политический кризис в Сенегале в декабре 1962 года. Проверено 6 мая 2013.

Отрывок, характеризующий Диа, Мамаду

Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.