Диваев, Абубакир Ахметжанович
Поделись знанием:
Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
| Диваев Абубакир Ахметжанович | |
| башк. Диваев Әбүбәкер Әхмәтйән улы | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: | |
| Научная сфера: | |
Диваев Абубакир (Абубекр) Ахметжанович (башк. Диваев Әбүбәкер Әхмәтйән улы, 1855—1933) — российский и советский учёный-этнограф, лингвист-тюрколог и фольклорист. Член археологического и этнографического общества Казанского университета, член общества любителей естествознания, антропологии и этнографии Московского университета.
Биография
Родился 6 декабря 1855 года в Оренбурге в семье потомственного башкирского дворянина[1][2]. По утверждению А.-З. Валиди, родился в деревне Тукаево Стерлитамакского уезда[3]. Его прадед Сулейман Диваев являлся мишарской старшиной[4] и участвовал в поимке и конвое Батырши — идеолога Башкирского восстания в 1755—1756 гг.
1876 году Абубакир Диваев закончил обучение в Оренбургском Неплюевском кадетском корпусе. Работал переводчиком в Военно-народном управлении в Ташкенте, затем чиновником при Сырдарьинском военном губернаторе.
С 1883 года начал собирать фольклорные и этнографические материалы. Ездил по всем уездам Туркестанского края, изучал быт, нравы, обычаи и обряды узбеков, казахов, киргизов, каракалпаков и других; также собирал их фольклор[5]. Систематически публиковал научно-исследовательские статьи в газете «Туркестанские ведомости».
Он является одним из организаторов в 1918 году Среднеазиатского университета в Ташкенте. В этом университете Абубакир Диваев работал профессором и готовил многочисленные кадры тюркологов[6].
В 1920—1933 годах как член Киргизской (Казахской) научной комиссии Наркомпроса Туркестанской автономной республики, Диваев был организатором ряда экспедиций в Сырдарьинскую и Джетысуйскую области.
Память
Распоряжением Правительства Башкортостана решено в декабре 2005 года провести юбилейные мероприятия, посвященные 150-летию со дня рождения Абубакира Ахмедьяновича Диваева[7].
Имя А. Диваева присвоено улицам в крупных городах Казахстана: в Астане, Алматы и Шымкенте.
Научные работы и этнографические материалы
- Этнографические материалы // Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. — 1891. — вып. I. Отд. I. — С. 68 — 106;
- Исчисление времени года по киргизскому стилю с обозначением народных примет // Туркестанские ведомости. — 1892. — № 5;
- Призыв ветра. Киргизское поверье // Туркестанские ведомости. — 1892. — № 41
- Этнографические материалы // Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. — 1892. — вып. II. — С. 1 — 31;
- Волшебные заговоры киргизов Сыр-Дарьинской области // Астр. Л. — 1893. — № 48; Московская газета. — 1893. — № 43;
- Волшебный заговор против укуса ядовитых насекомых и пресмыкающихся // Туркестанские ведомости. — 1893. — № 7;
- Этнографические материалы. Сказки, басни, пословицы и приметы туземного населения Сыр-Дарьинской области. — Ташкент, 1893. — С. 84, 1895. — С. 160;
- Алача-хан: Киргизская сказка // Окр. — 1894. — № 46;
- Этнографические материалы // Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. — 1894. — вып. III. — С. 1 — 84;
- Несколько слов о могиле святого Коркут-ата // Записки Восточного отделения Русского археологического общества. — 1894. — Т.VIII;
- Этнографические материалы // Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. — 1895. — вып. IV. — С. 1 — 61;
- Несколько слов о могиле святого Хорхот-ата // ЗВОРАО. — 1896. — № 10. — С. 193
- Месяца по киргизскому стилю с обозначением народных примет // ИОАИЭ. — 1896. — Т. ХIII. — вып.4. — С. 283—286;
- Причитание // Туркестанские ведомости. — 1896. — № 83. — С.350; Ташкент, 1896. — С. 1 — 5;
- Рассказ об Алангасар-алифе // ЗВОРАО. — 1896. — Т. ХI. — С. 292—297;
- Этнографические материалы // Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. — 1896. — вып. V. — С. 1 — 60;
- Киргизская былина о Бикет батыре. — Казань, 1897. — 72 с.;
- Древнекиргизские похоронные обычаи // ИОАИЭ. — 1897. — Т. ХIV. — вып. II. — С. 181—187;
- Киргизские афоризмы // Окр. — 1897. — № 34;
- Киргизское описание солнца, находящегося на небесах ИОАИЭ. — 1897. — Т. ХIV. — вып.3. — С. 370—377;
- Киргизский рассказ о звёздах // ИОАИЭ. — 1897. — Т. ХIV. — вып.3. — С. 366—369;
- Материалы этнографические о происхождении албасты, Джинна и Дива (народные легенды) // ИОАИЭ. — 1897. — Т. ХIV. — вып. II. — С. 226—233;
- Олян: Киргизская любовная песня // Окр. — 1897. — № 27;
- О происхождении злых духов по верованиям киргизов Сыр-Дарьинской области. Отчет о ЗАСЕДАНИИ Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете 31 января 1897 года // Волжский вестник. — 1897. — № 31;
- Памятники киргизского народного творчества // Уч. ЗКУ. — 1897. — ХI. — С. 1 — 72;
- Этнографические материалы // Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. — 1897. — вып. VI. — С. 91 — 122;
- Киргизские причитания по покойнику, записанные в Сыр-Дарьинской области // ИОАИЭ. — 1898. — Т. ХIV. — вып.5. — С. 558—571;
- Из области киргизских верований. Баксы как лекарь и колдун: Этнографический очерк // ИОАИЭ. — 1899. — вып.3. — С. 307—344; Казань,1899;
- Киргизские колыбельные песни // ИТРГО. — 1900. — Т.II, вып.1. — С. 111—119;
- Предание о возникновении города Ташкента // ПЗСЧТКЛА, 1899—1900. — Т.5. — С. 145—151;
- Предание о происхождении узбеков // Турк. ведомости,1900. — № 97; Ор. Лг., 1901;
- О свадебном ритуале киргизов Сырдарьинской области // Уч. ЗКУ. — 1900. — кн.4. — С. 1 — 27;
- Предание о происхождении узбеков // Ор. Лг. — 1901. — № 1;
- Предание о Хазрети-Исмаил-ата // туркестанские ведомости. — 1901. — № 20,24,25;
- Этнографические материалы // Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. — 1901. — вып. IХ. — С. 1 — 65;
- Алача-хан: Киргизская сказка // Туркестанские ведомости. — 1903. — № 90;
- Как Алдар-Косе надул черта: Из киргизских побасенок // Туркестанские ведомости. — 1902. — № 10;
- Киргизские болезни и способы их лечения // Туркестанские ведомости. — 1902. — № 43,80;
- Памятники киргизского народного творчества. Алпамыс-батыр // Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. — 1902. — вып. Х. — С. 3 — 41;
- Сказки киргизов Сыр-Дарьинской области / Пер. с кирг. // Этнографическое обозрение. — 1903. — № 1. — С. 98 — 111;
- Сказки киргизов Сыр-Дарьинской области // Этнографическое обозрение. — 1904. — № 1. — С. 91 — 114;
- Этнографические материалы // Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. — 1904. — вып. ХI. — С. 1 — 20;
- Царь-девица и чёрный раб: Киргизская сказка // Тургайская газета. — 1904. — № 18;
- Из области казахского скотоводческого хозяйства // Тургайская газета. — 1905. −30 янв.(№ 5);
- Игры киргизских детей // Тургайская газета. — 1905. — 13 нояб.; Туркестанские ведомости. — 1905. — № 152;
- Киргизские пословицы // Туркестанские ведомости. — 1905. — № 113. — С. 695;
- Мавзолей Кок-Кесене. Историко-археологическая заметка // ПЗЧТКЛА. — 1905. — Т. Х. — С. 40 — 42;
- Этнографические материалы // Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. — 1905. — вып. ХII. — С. 1-32;
- Семь сказок киргизов Сыр-Дарьинской области // Этнографическое обозрение. — 1906. — N1/2. — С. 114—127;
- Четыре века // Туркестанские ведомости. — 1906. — № 24. — С. 148;
- О народном суеверии // Этнографическое обозрение. — 1907. — № 4. — С. 123;
- Древние игры киргизской молодёжи // Туркестанские ведомости. — 1907. — № 54. — С. 346—547;
- Киргизские афоризмы // Этнографическое обозрение. — 1907. — Т3. — С. 97;
- Олян: Любовная песнь // Этнографическое обозрение. — 1907. — № 3. — С. 96 — 97;
- Этнографические материалы. Киргизские сказки о похождении трёх плешивых // Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. — 1907. — вып. ХIII. — С. 1-3;
- Баксы // Сем. ОВ. — 1908. — № 70;
- Ит-ала-каз // Этнографическое обозрение. — 1908. — № 1-2. — С. 149—150;
- Как киргизы развлекают детей // Этнографическое обозрение. — 1908. — № 1/2. — С. 150;
- Легенда о великане Адж по прозвищу Алангсар-Алиф // Туркестанские ведомости. — 1908. — № 83;
- Киргизская легенда о ветхозаветном великане Адже // ИОАИЭ. — 1908. — Т. ХХIV, вып.5;
- Как восьмидесятилетняя старуха родила сорок ушей // Этнографическое обозрение. — 1909. — № 4. — С. 90 — 95;
- Образец казахского эпоса: [Легенда о ветхозаветном Адже] / Публ. А. Диваева // Тургайская газета. — 1909. — 5 апр.;
- О трёх мыслящих братьях. Из киргизских сказок // Туркестанские ведомости, 1909. — № 67,71,73,75,77;
- Похищенная царевна // Этнографическое обозрение. — 1909. — № 1-2. — С. 88 — 90;
- Приметы киргизов во время путешествия // Зап. РГО по отделению этнографии. Сборник в честь Г. Н. Потанина, 1909. — Т. ХХХIV. — С. 483—488;
- Заклинание и призыв ветра. Из киргизских поверий // Этнографическое обозрение. — 1910. — № 1-2. — С. 131—133;
- Киргизский заговор против укуса ядовитых насекомых и пресмыкающихся // Этнографическое обозрение. — 1910. — № 1-2. — С. 128—130;
- Сказки киргизов Сыр-Дарьинской области // Этнографическое обозрение. — 1912. — № 1/2. — С. 200—208;
- Великан Алпамыс. Из киргизских сказаний // Туркестанские ведомости. — 1916. — № 217—218;
- Киргизский сал // Туркестанские ведомости. — 1916. — № 222;
- Легкомысленная Маиз-Гуль. Из киргизских анекдотов Чимкентского уезда // Туркестанские ведомости. — 1916. — N241;
- Шура, сын Нарик батыра // Туркестанское слово. — 1917. — № 54, 55;
- Приметы киргизов // Народный университет. — 1918. — № 50;
- Шора. — Ташкент, 1922;
- Олень и осел: Из киргизских побасенок // Труды ОИККр. — 1922. — Вып.3. — С. 127—130;
- Сорок небылиц. Из киргизских сказок Аулиэ-Атинского уезда // Труды ОИККр. — 1922. — вып.3. — С. 138;
- Шура, сын Нарик батыра // Труды ОИККр. — 1922. — вып.3. — С. 117;
- Казахские пословицы. — Ташкент, 1927.- 8с.;
- Баксы в жизни киргиза // Известия Среднеазиатского комитета по делам музыки и охраны памятников старины, искусства и природы. — 1928;
- Казахская народная поэзия / Сост. Н. С. Смирнова, Г. М. Гумарова, М. С. Сильченко, Т. С. Сыдыков. — Алма-Ата, 1964. — 256с.;
- Казахские народные приметы // Мадениет. — 1993. — 15 — 31 марта (№ 6). — С. 12[8].
Напишите отзыв о статье "Диваев, Абубакир Ахметжанович"
Примечания
- ↑ [encycl.bash-portal.ru/divaev.htm Статья в Башкортостан: Краткая энциклопедия]
- ↑ [www.vatandash.ru/pics/pdf/608.pdf Валиди А.-З. Абубакир Диваев.// Ж."Ватандаш", 2005. — № 12. C.108.] (башк.)
- ↑ [www.vatandash.ru/pics/pdf/608.pdf Валиди А.-З. Абубакир Диваев.// Ж."Ватандаш", 2005. — № 12. C.109.] (башк.)
- ↑ От служилых татар к татарскому дворянству / И. Р. Габдуллин. — М., 2006. — 320 с.
- ↑ [kraeved.opck.org/biblioteka/enciklopedii/obe/d.php Оренбургская биографическая энциклопедия]
- ↑ [www.bse2.ru/book_view.jsp?idn=030280&page=314&format=html Статья в Большой Советской энциклопедии]
- ↑ [www.agidel.ru/?param1=4342&tab=7 «Он знает дух и душу нашего народа»]
- ↑ [rudocs.exdat.com/docs/index-174672.html Диваев Абубакир Ахметжанович (1856—1933)]
Ссылки
- [encycl.bash-portal.ru/divaev.htm Статья в Башкортостан: Краткая энциклопедия]
- [www.bse2.ru/book_view.jsp?idn=030280&page=314&format=html Статья в Большой Советской энциклопедии]
- [kraeved.opck.org/biblioteka/enciklopedii/obe/d.php Оренбургская биографическая энциклопедия]
Отрывок, характеризующий Диваев, Абубакир Ахметжанович
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
