Дивизионный генерал

Дивизионный генерал (фр. Général de division) — воинское звание высшего командного состава армии ряда стран.

Франция

Впервые появилось во Франции во времена Великой французской революции, для замены звания генерал-лейтенант в королевской армии. Звание дивизионного генерала активно использовалось во времена Наполеоновской Империи. Реставрация Бурбонов в 1814 году вернула звания королевства, включая армейское звание генерал-лейтенанта. После Февральской революции 1848 года звание генерал-лейтенант окончательно было заменено званием дивизионный генерал. Общепринятым сокращением от слов «дивизионный генерал» является «дивизионер».

Во французской армии революционного и Наполеоновского времени воинское звание дивизионного генерала было выше звания бригадного генерала (Général de brigade). Это было высшее генеральское звание, следующим было звание Маршала Империи. Впоследствии во французскую иерархию чинов было добавлены звания корпусного генерала (Général de corps d’armée) и армейского генерала (Général d’armée), которые выше звания дивизионного генерал и ниже звания маршала. Генералы французских военно-воздушных сил имеют эквивалентное званию дивизионера звание général de division aérienne (буквально — генерал воздушной дивизии, собственно, ко всем генеральски званиям в ВВС идёт приставка «aérienne»).

Применительно к Российской армии, армейский генерал приблизительно соответствует генералу армии, корпусный генерал — генерал-полковнику, дивизионный генерал — генерал-лейтенанту, а бригадный генерал — генерал-майору.

Другие страны

Впоследствии система званий бригадный/дивизионный/корпусной генерал, вместо системы генерал-майор/генерал-лейтенант/генерал-полковник, стала использоваться, полностью или частично, в ряде других стран. Сегодня звание дивизионный генерал существует, в частности, в вооружённых силах Италии — в армии и в войсках карабинеров (в ВВС также с приставкой generale di divisione aerea), в ВС Швейцарии (где они официально именуются кратко — «дивизионерами» на всех четырёх языках страны), Испании — в сухопутных войсках, военно-воздушных силах и гражданской гвардии, и Польши.

Непризнанные государства

Аналогичная система званий использовалась в войсках самопровозглашённой Ичкерии, в частности, звание дивизионного генерала носили Руслан (Хамзат) Гелаев и Ваха Арсанов.

Погоны современных дивизионеров

• Insigne général de division.png

  Сухопутные войска Франции.

• French Air Force-général de division aérienne.svg

  ВВС Франции.

• Rank insignia of generale di divisione of the Army of Italy (1973).svg

  Сухопутные войска Италии.

• General Dywizji.svg

  Сухопутные войска Польши.

• 4ej.png

  сухопутные войска Испании.

• Gd-ea.svg

  ВВС Испании.

• Guardia Civil General división.gif

  Гражданская гвардия Испании.

• CHE OF7 Div.svg

  Сухопутные войска Швейцарии.

Источники

• [www.defense.gouv.fr/terre/decouverte/personnels/grades/les_grades_de_l_armee_de_terre Воинские звания армии Франции]  (фр.)

Отрывок, характеризующий Дивизионный генерал

Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.