Дивизия «Великая Германия»

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дивизия «Великая Германия»

Эмблема дивизии
Годы существования

апрель 1939 — май 1945

Страна

Третий рейх Третий рейх

Входит в

вермахт

Тип

Пехота, танковая гренадерская дивизия, танковая дивизия

Численность

18 тыс. человек (1945)

Дислокация

Берлин (III округ)

Прозвище

«Гроссдойчланд» (нем. Großdeutschland)

Участие в
Знаки отличия

Командиры
Известные командиры

Герман Бальк, Хассо фон Мантойфель

«Великая Германия» (нем. Großdeutschland, в некоторых источниках известна как «Гроссдойчланд») — элитное формирование вермахта. Созданное на базе караульного батальона, за период своего существования было развёрнуто в танковый корпус. Наряду с некоторыми соединениями вермахта и войск СС, «Великая Германия» была одной из наиболее действенных военных сил Третьего рейха[1]. В некоторых источниках и мемуарах ошибочно приписывается к войскам СС. Начиная с лета 1941 года, формирование действовало на самых трудных участках Восточного фронта, за что получило прозвище «пожарной команды»[2]. По количеству кавалеров Рыцарского креста «Великая Германия» занимает второе место среди войсковых сухопутных соединений Третьего рейха[3].

В ходе Второй мировой войны военнослужащими «Великой Германии» были совершены военные преступления[4]. На основании материалов Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков дивизия «Великая Германия» включена в список соединений и частей вермахта, совершивших военные преступления на территории СССР[5].





Содержание

Формирование в довоенные годы

В результате Версальского договора, заключённого после поражения Германской империи в Первой мировой войне, вооружённые силы Германии должны были быть ограничены 100-тысячной сухопутной армией — рейхсвером[6]. В период 1920—1923 годов на рейхсвер были возложены функции по обеспечению общественного порядка внутри страны и поддержанию конституционного строя в созданной в Германии Веймарской республике. Для решения этих задач в Берлине в начале 1921 года был создан караульный батальон (нем. Kommando der Wachtruppe). Батальон выполнял церемониально-караульные функции: участвовал в парадах, нёс почётный караул у Рейхстага и Бранденбургских ворот. В 1934 году подразделение было переименовано в караульный батальон «Берлин» (нем. Wachtruppe Berlin)[7]. В 1936 году главнокомандующий сухопутными силами Германии генерал-полковник Вернер фон Фрич приказал направлять для прохождения службы в составе караульного батальона «Берлин» особо отличившихся солдат из армейских частей. В июне 1937 года подразделение было развёрнуто в полк двухбатальонного состава и получило название Берлинского караульного полка (нем. Wachregiment Berlin)[8]. Вскоре подразделение получило известность в качестве церемониально-образцовой части: так, солдаты полка участвовали в церемониях при проведении берлинской Олимпиады, образовывали почётный караул при государственных визитах глав иностранных держав, принимали участие во всех парадах и шествиях. Из состава полка была выделена эскортная рота фюрера (нем. Führer Begleit), сопровождавшая А. Гитлера в качестве охраны. В апреле 1939 года полк развернут до четырёхбатальонного состава и переименован в моторизованный пехотный полк «Великая Германия» (нем. Infanterie-Regiment (mot) «Großdeutschland»)[9].

Принцип комплектования полка был сохранён: туда по-прежнему переводились лучшие солдаты из всех армейских частей Третьего рейха, причём предпочтение отдавалось подавшим рапорт о добровольном переводе. Кандидаты проходили суровый отбор, в часть зачислялись лишь военнослужащие, соответствовавшие следующим требованиям: возраст 18—30 лет, рост не менее 170 см, германское гражданство, арийское происхождение, отсутствие приводов в полицию. Эти требования оставались в силе до 1943 года, а затем, по мере роста потерь, «Великая Германия» пополнялась военнослужащими вермахта и добровольцами. Наряду с частями войск СС и дивизией «Герман Геринг», подразделение имело приоритет в получении новых видов вооружения[10].

Вторая мировая война

1940 год. Французская кампания

1 сентября 1939 года вторжением Германии в Польшу началась Вторая мировая война. В процессе подготовки к ней происходит развёртывание и обучение личного состава полка. «Великая Германия» передислоцирована на полигон близ Графенвёра, в Баварии. В Берлине остаётся караульная рота, позже переформированная в батальон, а затем в полк. К концу 1939 года подразделение закончило боевую подготовку и было полностью укомплектовано и оснащено техникой и вооружением. С января 1940 года полк «Великая Германия» включён в состав 19-го моторизованного корпуса генерала танковых войск Гейнца Гудериана[11].

10 мая 1940 года немецкие войска согласно плану «Гельб» приступили к широкомасштабным наступательным действиям на Западном фронте. Главный удар наносила входящая в группу армий «A» танковая группа «Клейст» генерала кавалерии Эвальда фон Клейста. 19-й моторизованный корпус находился на острие главного удара. В ночь на 10 мая батальон полка «Великая Германия» в количестве 400 солдат в два захода, с 96 самолётов Fi 156 «Шторх», был десантирован посадочным способом в тылу бельгийских пограничных укреплений[12]. Действия батальона должны были вызвать у противника неуверенность в возможности обороны своих позиций. Основные силы полка были приданы 10-й танковой дивизии, а затем 1-й танковой дивизии. Наступление развивалось успешно: утром немецкие танки, прорвав оборону, установили связь с десантом полка «Великая Германия»[11].

12 мая 1940 года передовые части немецких танковых дивизий достигли реки Маас и овладели Седаном. В течение двух следующих дней немецкие войска форсировали Маас и прорвали оборону французских войск. Полк «Великая Германия» показал в этих боях высокую степень боеготовности и был отмечен командующим корпусом Г. Гудерианом[11].

В последующие дни танковая группа «Клейст» развивала прорыв, и уже 20 мая 1940 года немецкие танки вышли к Ла-Маншу, окружив тем самым группировку союзников из 28 англо-франко-бельгийских дивизий в Бельгии. Затем, в течение нескольких дней, действуя совместно с «Лейбштандартом СС „Адольф Гитлер“», подразделения «Великой Германии» участвовали в зачистке «дюнкеркского котла». В ходе боёв в Бельгии французская армия потеряла бо́льшую часть своих бронетанковых и моторизованных соединений, и у неё осталось только около 60 дивизий резервистов, которым предстояло сформировать новую линию фронта от швейцарской границы до Ла-Манша[13]. Британские войска потеряли всю артиллерию, танки и транспортные средства и были эвакуированы в Англию.

В ходе последующей перегруппировки немецких войск полк «Великая Германия» был переведён в состав 14-го моторизованного корпуса, входившего в состав танковой группы Клейста. 6 июня 1940 года начался второй этап наступления немецких войск. Фронт противника был прорван, 14 июня 1940 пал Париж, вся оборона французов рухнула, и темп наступления немецких войск сдерживало лишь расстояние, которое могли покрыть танковые дивизии за день[13]. 19 июня 1940 года полк «Великая Германия» захватил Лион, а уже 22 июня 1940 года было подписано франко-германское перемирие. В ходе войны во Франции полк продемонстрировал высокую боевую выучку. Участвуя в основных боях кампании, полк потерял свыше 25 % личного состава убитыми и ранеными[14].

До конца 1940 года подразделения «Великой Германии» входили в состав немецких оккупационных войск во Франции и вели подготовку к операции «Морской лев». Полк был пополнен согласно штатному расписанию, а позднее усилен артиллерийским дивизионом, ротой штурмовых орудий и автотранспортным батальоном. К концу 1940 года в состав полка входило шесть батальонов и дивизион артиллерии[15].

1941 год. Югославия и операция «Барбаросса»

В апреле 1941 года полк был переброшен в Румынию и вошёл в состав 41-го моторизованного корпуса. 6 апреля 1941 года немецкие войска вторглись на территорию Югославии и, практически не встречая сопротивления, продвинулись вглубь страны. 12 апреля 1941 года части полка «Великая Германия» совместно с подразделениями дивизии СС «Райх» участвовали в занятии Белграда.

Затем, в рамках подготовки к операции «Барбаросса», полк был переброшен в Польшу и включён в состав 46-го моторизованного корпуса 2-й танковой группы генерал-полковника Гейнца Гудериана группы армий «Центр». Советскую границу подразделения «Великой Германии» перешли 28 июня 1941 года, наступая во втором эшелоне 2-й танковой группы[16]. В течение следующего месяца части полка участвовали в ликвидации окружённых в районе Минска советских войск и прикрывали фланги наступающим танковым дивизиям вермахта. Затем полк принимал участие в форсировании Днепра, в операции по окружению группировки советских войск под Могилёвом, а 19 июля 1941 года совместно с 10-й танковой дивизией захватывал Ельню[17]. Дальнейшее наступление немецких войск на этом участке было остановлено. Соединения 24-й армии Фронта резервных армий (с 30 июля 1941 года — Резервного фронта) перешли в контрнаступление, и немецкие войска с большим трудом удерживали оборону[18]. Так, 30 июля 1941 года под Ельней полк «Великая Германия» отразил 13 атак советских войск[17]. В начале августа на ельнинском выступе наступило затишье: советские войска проводили перегруппировку перед новым наступлением. Воспользовавшись этим, немецкое командование приняло решение сменить моторизованные соединения пехотными дивизиями 20-го армейского корпуса. Полк «Великая Германия» был отведён с передовой и доукомплектован личным составом и вооружением[17].

В соответствии с директивой ОКВ № 33 от 19 июля 1941 года 24 августа 1941 года войска германской 2-й танковой группы начали наступление в южном направлении с целью окружения киевской группировки Юго-Западного фронта. Главные силы, прорвав оборону на стыке 40-й армии Юго-Западного фронта и 21-й армии Брянского фронта, наступали в направлении Конотоп—Ромны—Лохвица для соединения с частями 1-й танковой группы генерал-полковника Эвальда фон Клейста. Одновременно с этим 17-я танковая дивизия вермахта, действуя совместно с полком «Великая Германия» и частью подразделений 10-й танковой дивизии, отбросив советские войска на восток, образовала внешнее кольцо окружения[19]. Ожесточённые бои развернулись на участке фронта Путивль—Бурынь, где полку «Великая Германия» противостоял сводный отряд курсантов харьковских военных училищ и подразделения 3-го воздушно-десантного корпуса.

30 сентября 1941 года немецкие войска приступили к операции «Тайфун» — генеральному наступлению с целью разгрома основных сил Красной Армии, захвата Москвы и победоносного окончания Восточной кампании вермахта[20]. Командованием сухопутных войск и группы армий «Центр» было задействовано три из четырёх танковых групп (армий) вермахта. Наступление 2-й танковой группы (с 5 октября 1941 года — 2-й танковой армии) Гудериана сразу создало кризисную ситуацию для советских войск на брянском направлении. Прорвав оборону Брянского фронта и отразив разрозненные контратаки, немецкие танковые корпуса вышли на оперативный простор. 3 октября 1941 года с ходу был захвачен Орёл, 6 октября — Брянск и Карачев[21]. Брянский фронт оказался в окружении. 24-й моторизованный корпус вермахта начал наступление по шоссе Орёл—Тула. Для его задержки Ставка ВГК принимает решение о высадке посадочным способом 5-го воздушно-десантного корпуса в районе Орла. Первая волна десанта была высажена непосредственно в уже захваченном немцами Орле. Остальные подразделения высаживались под Орлом или в Мценске[22]. Действия десантников, наряду с начавшейся распутицей, задержали немецкое наступление. Расстояние в 45—50 км, отделявшее Орёл от Мценска, 24-й моторизованный корпус 2-й танковой группы смог преодолеть только за 9 суток. Под Мценском оборону держал 1-й гвардейский стрелковый корпус, который путём активной обороны приостановил наступление противника. Для дальнейшего наступления на Тулу из резерва 2-й танковой армии вермахта 24-му корпусу был придан моторизованный полк «Великая Германия», находившийся в Орле на отдыхе и пополнении. В состав ударной боевой группы Эбербаха (нем. Kampfgruppe Eberbach) полковника Г. Эбербаха также вошли танковые полки 3-й и 4-й танковых дивизий[23]. Прорвав советскую оборону под Мценском, боевая группа Эбербаха 29 октября 1941 года приступила к штурму позиций Тульского укрепрайона, а 30 октября один из батальонов полка «Великая Германия» ворвался на южную окраину Тулы, но к вечеру контратакой защитников города был отброшен на прежние позиции[24]. После того, как частям 3-й и 4-й танковых дивизий и полку «Великая Германия» не удалось захватить Тулу с ходу, генерал-полковник Гудериан принял решение обойти город и продолжить наступление через Каширу. 24 ноября 1941 года передовые части 2-й немецкой танковой армии достигли Каширы, но уже через несколько дней 1-й гвардейский кавалерийский корпус остановил немецкое наступление на этом участке фронта. 3 декабря 1941 года немецкие части взяли под контроль шоссейную и железную дороги Серпухов—Тула, тем самым блокировав Тулу[25]. Это были последние успехи вермахта под Москвой. Лишённые необходимого оснащения для ведения боевых действий в условиях суровой зимы, встречая ожесточённое сопротивление Красной Армии, немецкие войска несли огромные и всё менее восполняемые потери[24]. 5 декабря 1941 года 2-я танковая армия, оперировавшая на фронте протяжённостью 350 км, получила приказ перейти к обороне.

6 декабря 1941 года, в рамках масштабного контрнаступления советских войск на московском направлении, началось наступление левого крыла Западного фронта (10-я армия, часть сил 49-й и 50-й армии, 1-й гвардейский кавалерийский корпус). Советские войска совершили прорыв в полосе обороны 43-го армейского корпуса между Тулой и Алексином. Попытки ликвидировать прорыв силами пехотного полка «Великая Германия» окончились неудачей[26]. Немецкие войска начали отступление, безуспешно пытаясь закрепиться на новых рубежах обороны. 2-я танковая армия вермахта была разрезана на несколько частей, отходивших в разных направлениях. К концу 1941 года подразделения полка «Великая Германия», входившие в состав 53-го армейского корпуса, отступили в район города Болхова, где заняли оборону вдоль Оки. Закрепившимся на рубежах рек Ока и Зуша немецким войскам была поставлена задача прикрыть орловское направление.

1942 год. Боевые действия на центральном и южном участках Восточного фронта

7 января 1942 года была подписана директива Ставки ВГК, в которой определялся замысел стратегической операции Красной Армии на окружение и разгром группы армий «Центр». Согласно данной директиве, Брянскому фронту предписывалось нанести удар в направлении на Орёл, обойти противника в районе Болхова с севера, обеспечивая наступление Западного фронта. В Болховской наступательной операции Брянского фронта главный удар наносила 3-я армия генерал-лейтенанта П. И. Батова при поддержке 61-й армии генерал-лейтенанта М. М. Попова. Операция, представлявшая собой серию последовательных наступлений, продолжавшихся с 8 января по 20 апреля 1942 года, закончилась неудачно[27]. Советские войска, ведя фронтальные атаки на хорошо укреплённые позиции противника, сумели продвинуться лишь на 5—20 км. Ожесточённое сражение произошло в районе Болхова, где полк «Великая Германия» совместно с 56-й пехотной дивизией вермахта отразил несколько наступлений трёх советских дивизий[28]. Понесённые при этом потери были столь велики, что к концу февраля 1942 года остатки полка «Великая Германия» были сведены в батальон и отведены в тыл для пополнения.

В апреле 1942 года было принято решение развернуть на базе полка «Великая Германия» одноимённую моторизованную дивизию. В это время полк, находясь в прифронтовом районе близ Орла, восстанавливал свою боеспособность, пополняясь личным составом и вооружением. Одновременно в Германии оснащались подразделения, которые предполагалось включить в состав дивизии. Мероприятия по реорганизации дивизии проводились в рамках подготовки вермахта к летнему наступлению 1942 года на южном участке Восточного фронта. В конце мая 1942 года все подразделения, входившие в состав «Великой Германии», были передислоцированы в район Фатежа, а само соединение включено в 48-й танковый корпус 4-й танковой армии.

5 апреля 1942 года Гитлером была подписана Директива ОКВ № 41, определившая цели летней кампании. К началу лета 1942 года в полосе группы армий «Юг» была сосредоточена крупнейшая на Восточном фронте группировка немецких войск, включавшая 35 % пехотных и более 50 % танковых и моторизованных соединений вермахта на советско-германском фронте. В результате майского поражения Красной Армии под Харьковом оборона советских войск на южном участке оказалась ослабленной[29]. В конце июня 1942 года в районах северо-восточнее Курска и северо-восточнее Харькова закончилось развёртывание ударных группировок, предназначенных для проведения операции «Блау».

28 июня 1942 года немецкие войска перешли в наступление и прорвали оборону Брянского фронта на стыке 40-й и 13-й армий. На следующий день передовые части 48-го танкового корпуса вермахта, прорвав вторую полосу обороны 40-й армии, ворвались в расположение штаба армии в районе Горшечного. Командующий армией генерал-лейтенант М. А. Парсегов и штабные работники, бросив часть документов, в том числе и оперативного характера, переместили командный пункт и на несколько дней потеряли управление боевыми действиями войск[30]. Командование Брянского фронта попыталось ликвидировать прорыв контрударом специально созданной оперативной группы под руководством командующего бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии генерал-лейтенанта Я. Н. Федоренко. В группу вошли 4-й, 24-й и 17-й танковые корпуса. На протяжении четырёх дней, с 30 июня по 4 июля 1942 года, в районе Горшечного происходило встречное танковое сражение между 48-м танковым корпусом вермахта и корпусами оперативной группы Федоренко. Советские войска, вводившиеся в бой по частям, потерпели поражение. Моторизованная дивизия «Великая Германия», участвовавшая в этих боях, нанесла серьёзный урон 17-му танковому корпусу Красной Армии, потерявшему 132 танка из 179[31]. 5 июля 1942 года 24-я танковая дивизия, также входящая в 48-й танковый корпус, форсировав реку Дон, ворвалась в западную часть Воронежа, севернее 24-й дивизии форсировала Дон и образовала два плацдарма «Великая Германия». Начались уличные бои за город, гарнизон которого составляли части НКВД, 3-я дивизия ПВО и тыловые подразделения. Из резерва в район Воронежа был переброшен 18-й танковый корпус Красной Армии генерал-майора И. Д. Черняховского, подразделения которого сразу по прибытии вводились в бой по частям[32]. Бои за контроль над городом продолжались около двух недель, и обе стороны подтягивали новые силы. Немецкое командование перебросило в район Воронежа 29-й армейский корпус, а советское — свежесформированную 60-ю армию. Ещё 6 июля 1942 года командование группы армий «Юг» получило личное указание А. Гитлера вывести из боя в районе Воронежа подвижные соединения 4-й танковой армии и двигать их на юго-восток, чтобы обеспечить окружение группировки Юго-Западного фронта между реками Осколом, Доном и Донцом. Однако, ввиду усиления сопротивления советских войск под Воронежем, смена ударных танковых и моторизованных соединений на пехотные была затруднена[33]. В результате в наступление вдоль Дона на юг перешёл лишь один корпус 4-й танковой армии, что позволило части соединений Юго-Западного и Южного фронта избежать окружения. За задержку под Воронежем генерал-фельдмаршал Федор фон Бок 13 июля 1942 года был отстранён Гитлером от командования группы армий «B» (9 июля 1942 года группа армий «Юг» была разделена на группы армий «A» и «B»).

«Фон Бок теряет из-за Воронежа 4—5 дней. И это в то время, когда дорог каждый день для того чтобы окружить и уничтожить русских, он продолжает сидеть там, наверху, с четырьмя лучшими дивизиями, в первую очередь с 24-й танковой дивизией и дивизией «Великая Германия», цепляясь за Воронеж. Я ещё сказал — не нажимайте, если встретите где-либо сопротивление, идите южнее к Дону. Решающее — продвинуться как можно быстрее на юг, чтобы мы могли действительно захватить противника в клещи. Так нет, этот человек делает совершенно обратное. Затем пришла эта беда — несколько дней плохой погоды, в результате чего русские неожиданно выиграли 8—9 дней, в течение которых они смогли выбраться из котла» (А. Гитлер — генерал-фельдмаршалу В. Кейтелю)[34].

Подразделения дивизии «Великая Германия» были выведены из-под Воронежа лишь 15 июля 1942 года, и ускоренным маршем переброшены в район станицы Тацинская. Затем дивизия, форсировав реки Сал и Маныч, преследовала отступающие советские войска в районе Ростова-на-Дону. В начале августа 1942 года соединение было выведено в резерв ОКХ и направлено в Шахты для пополнения. В дальнейшем дивизию планировалось перебросить на северный участок Восточного фронта в состав 11-й армии группы армий «Север» для участия в операции «Северное сияние» (нем. «Nordlicht»).

15—18 августа 1942 года эшелоны дивизии «Великая Германия» были остановлены в Смоленске, и подразделения были переданы в подчинение командованию группы армий «Центр». Соединение было направлено в помощь 9-й армии вермахта для ликвидации прорыва в «ржевском выступе». До 9 сентября 1942 года дивизия находилась в резерве командующего 9-й армией генерал-полковника В. Моделя. Затем подразделения дивизии были направлены в распоряжение 27-го армейского корпуса, ведущего тяжёлые оборонительные бои под Ржевом. 27 сентября 1942 года немецкие войска были выбиты из города частями 30-й советской армии. На следующий день части «Великой Германии» контратакой вновь овладели Ржевом и ликвидировали прорыв. В конце сентября и начале октября летнее сражение в районе Ржева завершилось успехом немецкой обороны[35]. По окончании активных боёв подразделения дивизии были отведены в резерв штаба 9-й армии и расквартированы в Оленино.

В конце ноября 1942 года, по окончании осенней распутицы, советские войска начали новое масштабное наступление против «ржевского выступа». В операции «Марс», которую проводили Западный и Калининский фронт под общим руководством генерала армии Г. К. Жукова, было задействовано гораздо больше сил и средств, чем в проходящем в эти же сроки контрнаступлении под Сталинградом[36]. Замысел операции состоял в том, чтобы восемью ударами Западного и четырьмя ударами Калининского фронтов раздробить оборону в районе «ржевского выступа» и, уничтожив основные силы группы армий «Центр», выйти в район Смоленска. В ходе отражения советского наступления из подразделений дивизии «Великая Германия» было создано несколько боевых групп (нем. Kampfgruppe), чаще всего действующих независимо друг от друга. Группы создавались на основе мотопехотных полков, которым придавались танки либо штурмовые орудия, моторизованные зенитные и артиллерийские батареи, сапёры и мотоциклисты. Эти боевые группы перебрасывались на наиболее угрожаемые участки фронта, вступая в бой в решающие моменты с целью ликвидации прорывов и контрударов[36]. Так, боевая группа Беккера, действующая в полосе наступления 20-й и 39-й армий, неоднократно отсекала прорывающиеся сквозь немецкую оборону советские танки от пехоты и восстанавливала положение. Основная часть подразделений «Великой Германии» приняла участие в боях в долине реки Лучесы, по послевоенным воспоминаниям ветеранов дивизии, самых тяжёлых за всю историю формирования[37]. В составе наступавшей по узкой извилистой речной долине 22-й советской армии генерал-майора В. А. Юшкевича и приданного ей 3-го мехкорпуса генерал-майора М. Е. Катукова было сосредоточено 80 тысяч человек и 270 танков. 25 ноября 1942 года, прорвав немецкую оборону, советские войска наступали к шоссе Оленино—Белый, грозя перерезать коммуникации 9-й армии вермахта[36]. Контратака боевой группы Келлера остановила их продвижение, связав на несколько дней позиционными боями. 1 декабря 1942 года, перегруппировавшись и подтянув резервы, советские войска вновь перешли в наступление. Группа Келлера была отброшена на северо-восток, её командир убит, продвижение советской пехоты и танков продолжилось — до шоссе оставалось несколько километров. Немецкое командование перебросило на этот участок фронта последние резервы, и 10 декабря 1942 года окончательно остановило советское наступление[36]. Одновременно с боями в долине Лучесы боевая группа Кассница в течение недели отражала штурм города Белого войсками 41-й армии, что позволило срочно переброшенному из группы армий «Север» 30-му армейскому корпусу провести операцию по окружению основных сил 41-й армии.

К середине декабря 1942 года советское наступление прекратилось на всём протяжении Ржевского выступа, а в течение последней недели года части «Великой Германии» безуспешно пытались выбить советские войска из Лучесской долины[36]. Потери, понесённые дивизией в ходе боёв под Ржевом, были огромны: пехотные полки сведены в батальоны, танковый батальон и дивизион штурмовых орудий потеряли практически всю бронетехнику[38].

1943 год. Боевые действия в составе группы армий «Юг»

В начале января 1943 года подразделения моторизованной дивизии «Великая Германия» были отведены в Смоленск, где начали переформирование и пополнение. Однако уже через несколько дней, соединение было переброшено в район Волчанска и включено в состав «армейской группы Ланца» (нем. Armeegruppe Lanz). «Великой Германии» была выделена полоса обороны протяжённостью 30 км. На таком широком фронте можно было вести только сдерживающие действия, и под натиском войск 69-й армии дивизия отступила к северным окраинам Харькова. Город, который также оборонял 2-й танковый корпус СС, был целью трёх советских армий Воронежского фронта — 69-й, 40-й и 3-й танковой. Одновременно с Воронежским, в наступление перешёл и Юго-Западный фронт, получивший задачу овладеть районом Днепропетровска и Запорожьем, окружив тем самым донбасскую группировку противника[39].

15 февраля 1943 года, несмотря на приказ Гитлера «удерживать Харьков до последнего человека», под угрозой окружения, «Великая Германия» и две дивизии войск СС отступили из города. Основная часть подразделений дивизии была отведена в Полтаву, где получила значительное пополнение. 19 февраля 1943 года немецкие войска перешли в контрнаступление силами 2-го танкового корпуса СС и 4-й танковой армии. К 3 марта 1943 года, разгромив ударную группировку Юго-Западного фронта в составе 6-й, части 1-й гвардейской армий и «подвижной группы Попова» (в составе трёх танковых корпусов и частей усиления), командование группы армий «Юг» во главе с генерал-фельдмаршалом Э. фон Манштейном приступило к реализации операции по окружению советских войск в районе Харькова[40]. 7 марта 1943 года, после перегруппировки, немецкие войска атаковали город с трёх направлений. Непосредственно бои за город вёл 2-й танковый корпус СС, а дивизия «Великая Германия» наступала вдоль реки Коломак в направлении Богодухова, обходя Харьков с севера[41]. Захватив Богодухов, подразделения дивизии в районе Борисовки попали под удар трёх советских гвардейских танковых корпусов: 2-го, 3-го и 5-го. В ожесточённом встречном бою все атаки были отбиты, и было продолжено наступление на Томаровку[42]. 15 марта 1943 года подразделения дивизии СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» захватывают Харьков, 18 марта — Белгород. На следующий день немецкие войска перешли к обороне. В период с 7 по 20 марта 1943 года, согласно данным штаба дивизии «Великая Германия», в боях за Харьков соединение уничтожило 269 советских танков (250 Т-34, 16 Т-60 и Т-70, 3 КВ-1). При этом собственные безвозвратные потери составили 14 танков[43].

Согласно книге «3-я гвардейская танковая», изданной в Москве в 1982 году[44], 3-я танковая армия 22-го февраля 1943 г. выбила дивизию «Великая Германия» из Люботина, при этом она вела бои как в наступлении, так и в обороне и лишь в ночь на 26-е марта, понеся тяжёлые потери, отошла за Северский Донец. Также следует отметить, что в соответствии со штатным составом того периода советский танковый корпус насчитывал 24 тяжёлых танка КВ, 40 средних танков Т-34 и 79 лёгких танков Т-60 или Т-70. Согласно данным штаба дивизии «Великая Германия», воюя с тремя гвардейскими танковыми корпусами РККА, соединение более чем дважды «уничтожило» все Т-34 полного штатного состава этих корпусов, при этом нанеся минимальные потери как гораздо более многочисленным лёгким, так и более малочисленным тяжёлым танкам. В конце марта подразделения дивизии были выведены из фронтовой зоны и отправлены на отдых в Полтаву. На протяжении апреля — июня 1943 года на Восточном фронте наступила оперативная пауза, в ходе которой стороны готовились к летней кампании. Летом Верховное германское командование приняло решение провести крупную стратегическую наступательную операцию на Восточном фронте: путём нанесения мощных сходящихся ударов из районов Орла и Белгорода окружить и уничтожить советскую группировку в «курском выступе». Сроки операции, получившей кодовое название «Цитадель», неоднократно переносили по приказу А. Гитлера, требовавшего обеспечить максимально массированное применение новых тяжёлых танков PzKpfw V «Пантера», выпуск которых постоянно затягивался[45]. К началу июля 1943 года в войска группы армий «Юг» прибыло 200 танков этого типа, и эти танки поступили на вооружение 39-го отдельного танкового полка вермахта. Данное подразделение было придано в качестве усиления дивизии «Великая Германия», в результате чего последняя стала самым мощным танковым соединением немецкой армии[46]. Так, в составе дивизии на 4 июля 1943 года насчитывалось около 330 танков (в том числе 200 «пантер» и 15 «тигров»), чуть меньше, чем во всех трёх дивизиях 2-го танкового корпуса СС[47]. Для обеспечения взаимодействия 39-го танкового полка и танкового полка дивизии «Великая Германия» был создана 10-я танковая бригада, сама дивизия была подчинена 48-му танковому корпусу 4-й танковой армии группы армий «Юг».

5 июля 1943 года вермахт перешёл в наступление в районе «курского выступа». Основной удар с южного направления наносился силами 4-й танковой армии в направлении Корочи и Обояни. На Обоянь наступал 48-й танковый корпус — наиболее сильное соединение 4-й танковой армии. Уже в первый день наступления немецкие войска завязли в глубоко эшелонированной обороне Воронежского фронта и потеряли темп наступления. Обладая внушительными бронетанковыми силами, дивизия «Великая Германия» долгое время фактически не могла ввести их в бой[48]. Танковые подразделения в течение всего дня оказались скученными в районе заболоченного противотанкового рва и находились под ударами авиации и артиллерии. В результате пехотные полки дивизии были вынуждены действовать без танковой поддержки, неся при этом ощутимые потери. Лишь к исходу дня танковые части «Великой Германии» вступили в бой, причём приданный полк «пантер» потерял уже свыше 25 % танков, так и не вступив в соприкосновение с противником[48]. На протяжении последующих дней соединения 48-го танкового корпуса, в частности, подразделения дивизии, с большими потерями преодолевали оборону советских войск, отбивая многочисленные контратаки 6-й гвардейской и 1-й танковой армий Воронежского фронта. В результате, на острие главного удара 4-й танковой армии оказался лишь 2-й танковый корпус СС, 12 июля 1943 года участвовавший во встречном танковом сражении под Прохоровкой. К исходу 15 июля 1943 года немецкие войска перешли к обороне, более того, командование группы армий «Юг» приняло решение немедленно вывести главные силы из боя и отвести их на рубеж, который они занимали до начала наступления. В рядах дивизии «Великая Германия» насчитывалось не более 70 танков, из них 20 — «пантер»[49], большие потери понесли также мотопехотные и артиллерийские полки. По данным штаба 48-го танкового корпуса, подразделения дивизии в период наступательных действий под Курском уничтожили и захватили около 350 советских танков[50].

В течение недели соединение находилось на отдыхе в районе Томаровки, где за счёт отремонтированной бронетехники усилило свою боеспособность. 21 июля 1943 года 48-му танковому корпусу было приказано направить дивизию «Великая Германия» в поддержку группы армий «Центр» фельдмаршала фон Клюге, где советские войска, прорвав оборону, нанесли сильный удар между Орлом и Брянском. Прибытие дивизии позволило локализовать прорыв и избежать окружения немецкой группировки в районе Болхова, наступавшие соединения советских 11-й гвардейской генерал-лейтенанта И. Х. Баграмяна и 4-й танковой армий генерал-лейтенанта В. М. Баданова понесли большие потери[51]. В начале августа 1943 года танково-гренадерская дивизия «Великая Германия» была возвращена из группы армий «Центр» в состав 48-го танкового корпуса для противодействия крупномасштабному советскому наступлению. 17—20 августа 1943 года, действуя в районе Ахтырки, дивизия нанесла мощный контрудар во фланг наступавшим частям 27-й армии с приданными ей двумя гвардейскими танковыми корпусами. Наступление дивизии стало единственным успехом немецких войск на всём 160-километровом фронте от Сум до Северского Донца[52].

«Противник 20 августа нанёс удар из района Ахтырки на юго-восток по тылам 27-й армии, 4 и 5 гв. танковых корпусов.

В результате этих действий противника наши войска понесли значительные и ничем не оправданные потери, а также было утрачено выгодное положение для разгрома харьковской группировки противника» (И. В. Сталин — генералу армии Н. Ф. Ватутину)[53].

В течение последующего месяца подразделения дивизии вели тяжёлые бои, прикрывая отход основных сил группы армий «Юг» к Днепру. Согласно директиве командующего группой армий «Юг» генерал-фельдмаршала Манштейна, в целях замедления продвижения Красной Армии и затруднения снабжения её соединений при отступлении немецкие войска осуществляли тактику выжженной земли[54]. В конце сентября 1943 года дивизиям «Великая Германия» и «Дас Рейх» командованием 8-й армии была поставлена задача обеспечить оборону плацдарма на левом берегу Днепра, в районе Кременчуга. Был создан мощный инженерно оборудованный рубеж, являющийся составной частью стратегической оборонительной линии «Восточный вал». В течение десяти дней войска 5-й гвардейской и 53-й армий пытались преодолеть оборону немецких войск, а 29 сентября 1943 года подразделения дивизии, последними из соединений вермахта, переправились на правый берег Днепра[55]. Одновременно с освобождением Кременчуга частями Степного фронта был с ходу форсирован Днепр и созданы плацдармы на его правом берегу, в районе села Бородаевки. В первой половине октября советские войска вели тяжёлые бои за удержание и расширение плацдармов, постепенно объединив их в общий плацдарм южнее Кременчуга. В этих боях немецкие войска понесли большие потери: так, в начале октября в составе дивизии «Великая Германия» числился лишь один боеспособный танк[56]. 15 октября 1943 года войска Степного (с 20 октября 1943 года — 2-го Украинского) фронта провели операцию с захваченного плацдарма на участке от Кременчуга до Днепропетровска, и к 20 декабря вышли на подступы к Кировограду и Кривому Рогу. Остатки дивизии «Великая Германия» были отброшены в район Кривого Рога и вошли в состав никопольско-криворожской группировки немецких войск.

1944 год. На разных участках Восточного фронта

В начале января 1944 года подразделения дивизии были переброшены из-под Кривого Рога в район Кировограда и нанесли фланговый удар в полосе действий 53-й и 5-й гвардейской армий. Для противодействия этому контрудару командование 2-го Украинского фронта было вынуждено перебросить один корпус из состава 5-й гвардейской танковой армии, что позволило кировоградской группировке вермахта избежать окружения[57]. В ходе боёв дивизия была пополнена личным составом и вооружением, получила батальон «пантер» и вновь представляла собой серьёзную силу. В марте 1944 года части дивизии в активной обороне под Кировоградом действовали отдельными боевыми группами. Их придавали в усиление различным частям на данном участке фронта, основные силы танкового полка дивизии были переброшены на север для участия в деблокаде «корсунь-шевченковского котла». В конце марта 1944 года соединение было выведено с фронта и отведено за Днестр. В начале апреля 1944 года дивизия «Великая Германия» предприняла успешное контрнаступление в районе Тыргу-Фрумос (Румыния), где нанесла поражение, взяв в окружение 35-й гвардейский стрелковый корпус 27-й советской армии[58]. Затем в течение двух недель подразделения дивизии, перейдя к обороне, отбивали атаки частей 2-й танковой армии 2-го Украинского фронта. 6 мая 1944 года советские войска получили приказ перейти к обороне и закрепиться на занятых рубежах. Фронт на южном участке стабилизировался на пять месяцев, вплоть до конца августа 1944 года. В результате боёв под Тыргу-Фрумосом немецким войскам впервые удалось получить для изучения несколько образцов новейших советских тяжёлых танков ИС-2[59].

Во время оперативной паузы дивизия была отведена в тыловую зону и пополнилась согласно штатному расписанию. В конце июля 1944 года соединение в составе 40-го танкового корпуса было переброшено из Румынии на северный участок Восточного фронта — в Восточную Пруссию. Корпусом усиливается 3-я танковая армия группы армий «Центр», ведшая бои в Прибалтике с целью деблокады немецкой группы армий «Север», отрезанной в ходе проводимой советскими войсками операции «Багратион»[60]. В первой половине августа дивизия «Великая Германия» вела тяжёлые бои в районе Шяуляя, безуспешно пытаясь восстановить контроль над городом. Затем дивизия нанесла удар в направлении Рижского залива, чтобы установить связь с подразделениями группы армий «Север». 21 августа 1944 года, прорвав оборону частей 51-й армии, боевая группа фон Штрахвица, созданная на основе танкового полка дивизии, с боем захватила Тукумс, в результате чего между группами армий «Центр» и «Север» был установлен коридор[61]. После августовских боёв подразделения дивизии понесли большие потери, особенно в бронетехнике. В октябре 1944 года началось крупномасштабное наступление советских войск в Прибалтике. Противодействуя ему, дивизия с боями отошла к Мемелю, где вошла в состав гарнизона окружённого города. В течение месяца мемельская группировка отбивала атаки 43-й советской армии и сумела удержать стратегически важный город-порт[62].

В конце ноября 1944 года дивизия «Великая Германия» была морем эвакуирована из Мемеля в Восточную Пруссию. На основе штаба дивизии был развернут штаб танкового корпуса «Великая Германия». В состав корпуса, кроме дивизии «Великая Германия» и нескольких «дочерних» соединений, вошла также танковая гренадерская дивизия «Бранденбург». Пока шло формирование корпуса, дивизия находилась на отдыхе и пополнении. Кроме больших потерь, понесённых в боях, соединение было ослаблено формированием подразделений корпуса. Так, в составе танкового полка остался лишь один батальон «пантер», батальон тяжёлых танков «тигр» был выведен из состава дивизии и подчинён штабу корпуса. Кроме этого, дивизион штурмовых орудий был передан дивизии «Бранденбург», а ещё один танковый батальон отправлен на Западный фронт[63].

1945 год. Бои на территории рейха

К январю 1945 года корпус восстановил боеспособность, хотя полностью он так и не был укомплектован, и дивизии «Великая Германия» был присвоен статус танковой. В середине января поступил приказ перебросить корпус из Восточной Пруссии в район польского города Радом. С началом передислокации управления корпуса и дивизии «Бранденбург» развернулось наступление советских войск в Восточной Пруссии. Дивизия «Великая Германия» находилась в резерве командования группы армий «Центр» и располагалась в районе Вилленберга. На данном участке наступали войска 2-го Белорусского фронта. Уже на второй день наступления Красной Армии немецкое командование задействовало свои оперативные резервы. Темп продвижения советских ударных группировок резко снизился. Для противодействия немецким контрударам была введена в бой 5-я гвардейская танковая армия, соединения которой во встречном бою нанесли большие потери дивизии «Великая Германия»[64].

За десять дней боёв Восточная Пруссия оказалась отрезанной от территории остальной Германии, и танковая дивизия «Великая Германия» оказалась в «котле». К 10 февраля 1945 года группировка немецких войск в Восточной Пруссии была рассечена на три части: четыре дивизии противника оказались в Земландии, около пяти — в Кёнигсберге и до двадцати дивизий — в районе Хейльсберга, юго-западнее Кёнигсберга. В 4-й армии вермахта, окружённой на хейльсбергском плацдарме, находилась и «Великая Германия», в которой насчитывалось до 70 танков и САУ[65].

Вместе со 2-й парашютно-танковой гренадерской дивизией «Герман Геринг» соединение входило в состав парашютно-танкового корпуса люфтваффе «Герман Геринг». Ликвидация хейльсбергской группировки, начатая 10 февраля 1945 года силами 3-го Белорусского фронта, проходила в исключительно тяжёлых условиях. Опираясь на мощный укреплённый район, немецкие войска оказывали ожесточённое сопротивление и силами корпуса «Герман Геринг» наносили постоянные контрудары. 18 февраля 1945 года в бою был смертельно ранен командующий 3-м Белорусским фронтом генерал армии И. Д. Черняховский, через несколько дней советское наступление было приостановлено[66]. Пополнив боевой состав частей и соединений, проведя необходимую перегруппировку, советские войска готовились к новому наступлению. Немецкие части, оборонявшиеся на узком плацдарме шириной не более пятидесяти и глубиной не более двадцати километров, испытывали нехватку боеприпасов и предметов снабжения. К началу советского наступления дивизия «Великая Германия» представляла собой несколько боевых групп, не пополнявшихся техникой и личным составом. Танковый полк был сведён в танковую группу, в которой насчитывалось не более 25 танков[67].

13 марта 1945 года советские войска нанесли два одновременных рассекающих удара с востока и юго-востока и прорвали оборону противника. 20 марта 1945 года немецкое командование приняло решение эвакуировать морем подразделения 4-й армии в район Пиллау. В течение недели части дивизии пытались, ведя арьегардные бои, обеспечить эвакуацию, однако 29 марта 1945 года лишь не более 4000 военнослужащим дивизии, окружённой близ Бальги, удалось переправиться в Пиллау и усилить земландскую группировку[68]. Остатки дивизии «Великая Германия» были сведены в боевую группу Медер и до конца апреля 1945 года оборонялись в осаждённом Пиллау. 25 апреля 1945 года советские войска штурмом взяли этот последний укреплённый пункт вермахта в Восточной Пруссии. В период с 15 января по 22 апреля 1945 года дивизия «Великая Германия» потеряла убитыми, ранеными и пропавшими без вести 16 988 солдат и офицеров, около 800 человек эвакуировалось морем в Шлезвиг-Гольштейн, где они сдались в плен союзникам[69].

Формирования, созданные на базе «Великой Германии»

Основные статьи: Бригада сопровождения фюрера, Гренадерская бригада «Фюрер», Танковая гренадерская дивизия «Курмарк»

В течение Второй мировой войны на базе соединения «Великая Германия» было создано несколько подразделений вермахта, которые считались «дочерними». Сформированные на основе отдельных подразделений «Великой Германии», эти части и в дальнейшем комплектовались военнослужащими из её рядов, на командные должности назначались только офицеры дивизии.[2] Все военнослужащие «дочерних» соединений получали право на ношение именной нарукавной манжетной ленты «Großdeutschland» и шлифовок на погоны с вензелем «GD».

Бригада сопровождения фюрера

В 1938 году из состава Берлинского караульного полка была выделена эскортная рота фюрера (нем. Führer Escort Kommando), 23 августа 1939 года она была развёрнута в батальон (нем. Führer Escort Bataillon)[70]. Данное подразделение выполняло функции охраны и сопровождения А. Гитлера, при охране ставок фюрера отвечало за первый периметр. 1 августа 1942 года часть получила новое название — батальон сопровождения фюрера (нем. Führer Begleit Bataillon). В течение 1941—1944 годов из состава батальона выделялись боевые группы, направляемые на Восточный фронт[70]. В августе 1944 года батальон сопровождения был развернут в полк, а в ноябре — в бригаду сопровождения фюрера. Тогда же было принято решение сформировать бригаду по штатам танковой гренадерской и превратить её в полноценное боевое соединение. В её составе находились моторизованный пехотный полк, танковый батальон, выделенный из состава дивизии «Великая Германия», артиллерийский полк и части усиления. В декабре 1944 года бригада участвовала в наступлении в Арденнах, затем была переброшена на Восточный фронт[70]. В январе 1945 года был получен приказ развернуть бригаду в дивизию, однако фактически никаких изменений в штатном расписании не последовало. В апреле 1945 года части дивизии сопровождения фюрера были разгромлены советскими войсками под Шпрембергом[70].

Караульный полк «Великая Германия-Берлин»

В сентябре 1939 года, после принятия решения об использовании полка «Великая Германия» в качестве боевой части на фронте, из его состава была выделена караульная (охранная) рота «Берлин» (нем. Wachkompanie Berlin)[71]. Подразделение несло те же церемониально-караульные функции в столице рейха. В 1940 году развёрнуто до батальона, в январе 1942 года он получил название «караульный батальон „Великая Германия“»[71]. Комплектация личным составом происходила по ротационному принципу: из фронтовых частей дивизии военнослужащие переводились в Берлин на несколько месяцев для прохождения службы в составе охранного батальона. Батальон «Великая Германия» принял непосредственное участие в событиях, связанных с покушением на Гитлера 20 июля 1944 года[71]. В сентябре 1944 года на базе батальона был развёрнут караульный полк «Великая Германия-Берлин». В апреле 1945 года он вошёл в состав берлинского гарнизона. При штурме немецкой столицы караульный полк был уничтожен советскими войсками[71].

1029-й отдельный моторизованный полк «Великая Германия»

Сформирован 5 марта 1944 года на базе запасных частей дивизии «Великая Германия» в Котбусе и Губене[72]. Состоял из двух моторизованных батальонов, артиллерийского дивизиона и частей усиления. 19 марта участвовал в оккупации Венгрии. С конца марта по конец мая 1944 года вёл оборонительные бои в составе 4-й танковой армии вермахта на карпатских перевалах, отражая советское наступление в ходе Проскуровско-Черновицкой операции[72]. В июне 1944 года полк был расформирован, а его личный состав пополнил дивизию «Великая Германия»[72].

Гренадерская бригада «Фюрер»

Сформирована в Котбусе 10 июля 1944 года на основе запасной гренадерской бригады дивизии «Великая Германия». Формировалась по штатам танковой гренадерской бригады[73]. В октябре 1944 года в Восточной Пруссии эта бригада совместно с дивизией «Герман Геринг» участвовала в отражении советского наступления под Гумбинненом. В декабре она была переброшена на Западный фронт для операции «Стража на Рейне». С января 1945 года — опять на Восточном фронте, в феврале получила приказ развернуть бригаду в дивизию, однако фактически никаких изменений в штатном расписании не последовало[73]. В течение нескольких месяцев вела тяжёлые бои, перебрасывалась с одного участка фронта на другой. В мае 1945 года сумела из-под Вены пробиться на запад для капитуляции перед союзниками[73].

Танковая гренадерская дивизия «Курмарк»

Сформирована в январе 1945 года из различных боевых групп и оставшихся запасных частей дивизии «Великая Германия»[74]. С февраля вела оборонительные бои на Одере, пытаясь сдержать советское наступление в ходе Висло-Одерской операции. В апреле 1945 года на берлинском направлении, в ходе Берлинской операции, была разбита советскими войсками. Остаткам дивизии удалось пробиться на запад и сдаться американским войскам[74].

Участие в событиях 20 июля 1944 года

Основная статья: Заговор 20 июля 1944

20 июля 1944 года группой высокопоставленных офицеров вермахта — участников движения Сопротивления — было совершено покушение на жизнь А. Гитлера с целью свержения нацистского режима. Для реализации планов захвата власти заговорщики использовали план «Валькирия», рассчитанный на случай чрезвычайных ситуаций и внутренних беспорядков и утверждённый лично Гитлером. Согласно этому плану, в случае чрезвычайного положения резерв сухопутных войск подлежал мобилизации, а армия брала под контроль государственный аппарат управления. План был составлен одним из руководителей заговора — начальником штаба резерва сухопутных войск полковником Клаусом фон Штауффенбергом таким образом, чтобы любой выполняющий его пронацистски настроенный командир не подозревал бы об истинных намерениях организаторов[75].

После покушения на Гитлера, совершённого Штауффенбергом в ставке «Вольфшанце» под Растенбургом, потеряв несколько часов времени, руководители заговора отдали приказ о мобилизации в соответствии с планом «Валькирия». Войска, на которые рассчитывали заговорщики, в Берлине состояли из караульного батальона «Великая Германия», а также учебных подразделений ряда военных училищ, расположенных в пригороде столицы. Караульному батальону «Великая Германия» была поставлена задача оцепить правительственный квартал на Вильгельмштрассе и блокировать входы в здание Главного управления имперской безопасности. Командующий батальоном майор Отто-Эрнст Ремер, переведённый на эту должность в мае 1944 года, не был посвящён в планы заговорщиков. Комендант Берлина генерал Хазе, замешанный в заговоре, считал Ремера солдатом, далёким от политики, который будет выполнять приказы, не задавая при этом вопросов[76].

Действуя быстро и решительно, батальон Ремера выполнил поставленную задачу, однако, когда ему поступил приказ арестовать Геббельса (который как гауляйтер Берлина являлся одновременно имперским комиссаром обороны Берлина), у Ремера возникли серьёзные сомнения. Геббельс в присутствии Ремера связался с Гитлером по телефону, и Гитлер приказал подавить мятеж, произведя Ремера, минуя чин подполковника, в полковники. После этого батальону было приказано снять оцепление с правительственных зданий и сосредоточиться для охраны резиденции Геббельса. Перед солдатами выступил Геббельс, который призвал их оставаться верными присяге и фюреру, затем полковник Ремер отдал приказ арестовать заговорщиков[77]. Через восемь часов после отдачи приказа о начале «Валькирии» заговорщики потерпели поражение и были окружены в штабе резерва сухопутных войск. Не встречая сопротивления, караульный батальон осуществил захват здания и арест руководителей заговора. Некоторые из них (генерал от инфантерии Ольбрихт, полковник Квирнхайм, полковник Штауффенберг и обер-лейтенант Хафтен) были сразу расстреляны в штабном дворе военнослужащими батальона[78].

Тактика и вооружение

В течение Первой мировой войны в армиях европейских государств появились новые виды вооружения, такие как авиация и танки, которые существенно изменили весь ход боевых действий. По её окончании продолжали создаваться новые теории ведения войны: воздушная доктрина Дуэ, стратегия непрямых действий Лиддел Гарта, танковая теория Фуллера, советская теория глубокой операции и другие. В Германии была принята теория блицкрига, разработанная в начале века и усовершенствованная Г. Гудерианом, основанная на тесном взаимодействии танковых и пехотных соединений при поддержке авиации[79]. Причём пехотные подразделения должны быть полностью моторизованы, то есть оснащены колёсным и гусеничным автотранспортом. В этом случае моторизованные части могли поддерживать скорость марша танковых колонн, что позволяло осуществлять прорыв обороны противника на оперативную глубину[80]. Однородной единицей мотопехоты в вермахте являлся батальон, из батальонов с приданными им подразделениями артиллерии, сапёров и других частей формировались полки. Полки были распределены по танковым и моторизованным дивизиям. Солдаты перемещались на марше в машинах, а при столкновении с противником спешивались. Наиболее острой проблемой была нехватка бронетранспортёров. Так, в мае 1940 года из 80 батальонов только два были вооружены БТР, а в сентябре 1943 года из 226 — 26[81].

В начале Второй мировой войны, согласно германским уставам, задачи мотопехоты сводились к поддержке действий танков: прорыву эшелонированной обороны, зачистке захваченной территории от остатков войск противника, защите флангов и тылов танковых подразделений от контрударов, удержание занятого плацдарма либо рубежа[81]. Вооружение моторизованных пехотных частей ничем не отличалось от обычных пехотных. В состав пехотного полка вермахта входило три батальона из четырёх рот: трёх стрелковых и одной пулемётной, огневую поддержку осуществляла рота лёгких пехотных орудий и противотанковая рота[82]. Чтобы подчеркнуть его элитный статус, в полку «Великая Германия» накануне вторжения во Францию была проведена реорганизация: в каждом батальоне, помимо пулемётной роты, была сформирована рота лёгких пехотных орудий; из противотанковой и рот тяжёлых пехотных орудий создан батальон тяжёлого вооружения; кроме того, полку придавалась рота штурмовых орудий StuG III Ausf. B (которые только начали проходить войсковые испытания)[83]. По окончании французской кампании полк дополнительно получил моторизованный тяжёлый артиллерийский дивизион и по штату соответствовал бригаде[84].

Уже в ходе реальных боевых действий во Франции были серьёзно пересмотрены довоенные концепции использования мотопехоты. В условиях быстро меняющейся обстановки на поле боя было необходимо более плотное и гибкое взаимодействие пехоты, артиллерии, бронетехники и авиации. Создание боевых групп (нем. Kampfgruppe), временных тактических объединений частей различных родов войск, необходимых для выполнения конкретной боевой задачи, позволило решить многие проблемы. Боевые группы применялись как для прорыва вражеской обороны, так и для ведения активной манёвренной обороны[81]. Как правило, группа получала название по имени своего командира, после решения поставленных перед ней задач она расформировывалась — военнослужащие из её состава возвращались обратно в свои части. Ядром боевой группы составлял танковый или мотопехотный батальон (полк), которому придавались артиллерийские, противотанковые и зенитные подразделения, мотоциклисты, сапёры. Обязательно присутствовали офицеры связи люфтваффе, которые координировали действия авиационной поддержки. Немецкие войска успешно применяли боевые группы как в наступлении, так и в обороне на протяжении всей войны. Если сначала данная тактика являлась импровизацией, то начиная с 1943 года это уже предписывалось уставами[81]. Подразделения «Великой Германии» также включались в состав боевых групп, и нередко их действия приводили к стратегическим успехам: так, в конце 1942 года боевые группы Беккера, Келлера и Кассница внесли решающий вклад в срыв масштабного советского наступления под Ржевом[36], а группа фон Штрахвица в августе 1944 года восстановила связь с отрезанными в Прибалтике частями группы армий «Север»[61].

С весны 1942 года, в рамках подготовки к операции «Блау», была проведена реорганизация моторизованных частей вермахта с целью повысить их огневые возможности. Каждое отделение мотопехоты получило два ручных пулемёта MG-34 вместо одного в обычной пехоте. В мотопехотной роте был введён взвод тяжёлого оружия из трёх отделений, двух пулемётных и одного миномётного. В результате в мотопехотных ротах имелось вдвое больше пулемётов, чем в ротах пехотных дивизий[80]. Помимо этого, в состав моторизованных дивизий стали включать танковые батальоны, а на вооружение артиллерийских и противотанковых подразделений вместо буксируемых орудий начали поступать самоходные артиллерийские установки. Тогда же для повышения статуса мотопехотных частей их стали именовать панцергренадерскими (нем. Panzergrenadier)[85]. В этот период полк «Великая Германия» был развёрнут в дивизию. Формирование происходило по штату моторизованной дивизии вермахта 1942 года: два полка мотопехоты, танковый батальон, артиллерийский полк, разведывательный батальон и вспомогательные части. Дополнительно дивизия была усилена дивизионом штурмовых орудий, тяжёлым зенитным дивизионом РГК и ротой противотанковых САУ[86]. Поступившая на вооружение дивизии бронетехника, вооружённая длинноствольной 75-мм пушкой (танки PzKpfw IV Ausf. F2, штурмовые орудия StuG III Ausf. F, противотанковые САУ Marder III), была способна на равных противостоять советским Т-34 и КВ-1[30]. В феврале 1943 года, накануне контрнаступления под Харьковом, дивизия получила новейшие образцы вооружения: САУ «Wespe», «Hummel», БТР Sd.Kfz. 251/17, оснащённые счетверённой 20-мм зенитной пушкой, а также роту тяжёлых танков PzKpfw VI «Tiger I» (позднее на её основе был сформирован батальон тяжёлых танков).

В апреле 1943 года соединение посетил генерал-полковник Г. Гудериан, вступивший в должность генерал-инспектора бронетанковых войск, инспектировавший танковые части, вооружённые тяжёлыми танками «Тигр». Опыт боевого применения новых танков получил высокую оценку, и по указанию Гудериана дивизия должна была первой получить на вооружение новейшие танки PzKpfw V «Пантера». 23 июня 1943 года «Великая Германия» получила статус танково-гренадерской дивизии, при этом по количеству бронетехники и артиллерии, согласно штатному расписанию, соединение превосходило любую танковую дивизию вермахта или войск СС[87].

Во второй половине войны, в условиях, когда немецким войскам приходилось вести бои с противником, превосходившим в живой силе и бронетехнике, использование тактики боевых групп позволяло вести активные оборонительные действия. Основным тактическим приёмом стал так называемый «Ёж» (нем. Igel), с успехом применявшийся вермахтом с первых дней блицкрига[88], когда боевая группа организовывала оборону опорного пункта, узла дорог или плацдарма. Обычно боевые группы получали задание удерживать оборону до получения приказа на отход, либо в течение определённого времени. Затем бой внезапно прекращался, а оставленные позиции, часто заминированные, через некоторое время накрывались огнём немецкой артиллерии[89]. В условиях сплошной линии фронта применялась тактика «противотанкового фронта» (нем. Panzerabwehrkanone Front), когда противотанковые средства на танкоопасных направлениях, объединённые общим командованием, скрытно размещались за оборонительными позициями. Пехоте не ставилась задача борьбы с танками противника, главное — отсечь их от пехотной поддержки. В случае прорыва обороны одними лишь танками противника они попадали под сосредоточенный огонь замаскированных противотанковых и артиллерийских средств, а находящиеся в резерве танковые части контрударом восстанавливали положение[90].

Военные преступления дивизии

В ходе Второй мировой войны военнослужащими «Великой Германии» были совершены военные преступления.

В начальный период боевых действий на Западном фронте вермахту и войскам СС было предписано вести себя лояльно по отношению к мирному населению и не нарушать международных правил ведения войны. Поэтому при захвате Франции, Бельгии и Голландии немецкие войска в основном придерживались норм международного военного права[91]. Однако в ходе боёв вермахт столкнулся с сопротивлением колониальных войск Франции, состоявших в своей массе из алжирских, марокканских и сенегальских подразделений. Исходя из идеи превосходства арийской расы, согласно которой негры и евреи находятся на низшей ступени развития, в их отношении совершались преступления на почве расовой ненависти[92]. К некоторым из них причастны и подразделения «Великой Германии». Так, в июне 1940 года солдатами полка «Великая Германия» на территории Франции были расстреляно несколько сотен темнокожих пленных солдат французских колониальных войск. 10 июня 1940 года близ коммуны Мондидье в департаменте Сомма было расстреляно 150 сенегальских тиральеров, а 19—20 июня в пригороде Лиона совместно с военнослужащими полка СС «Мёртвая голова» — ещё около 100[93].

В апреле 1941 года, в ходе вторжения в Югославию и Грецию, вермахт впервые столкнулся с хорошо организованным партизанским движением Сопротивления, пользующимся поддержкой местных жителей. В ответ на участившиеся нападения немецкие оккупационные войска начали проводить политику репрессий против мирного населения[94]. Широко практиковались захваты и казни заложников. Так, 21 апреля 1941 года в югославском городе Панчево после убийства двух немецких солдат военнослужащими полка «Великая Германия» было казнено 36 мирных жителей[95].

В Викитеке есть полный текст Указа о комиссарах

В рамках подготовки к операции «Барбаросса» высшим руководством Третьего рейха было принято решение о ведении на Востоке «войны на уничтожение». 30 марта 1941 года на совещании в рейхсканцелярии А. Гитлер довёл это до сведения высшего командного состава вермахта[96]. К началу вторжения в СССР ОКВ подготовило приказы «О применении военной подсудности в районе Барбаросса» и «О комиссарах», которыми предписывалось расстреливать на месте любых лиц, подозреваемых в вооружённом сопротивлении, а также захваченных в плен комиссаров, коммунистов и евреев. В отношении советских военнопленных указывалось, что они лишены права на обращение согласно положениям Женевской конвенции[97]. 21 июня 1941 года приказы немецкого командования были доведены до каждого солдата, участвовавшего в нападении на СССР. При этом военнослужащие вермахта получали полное освобождение от уголовной ответственности за совершение любых преступлений против советских граждан[98].

На протяжении всего периода военных действий на территории СССР различными частями вермахта и СС совершались такие военные преступления, как массовое уничтожение мирного населения и военнопленных на оккупированных территориях, насилие в отношении мирного населения при проведении политики выжженной земли и при борьбе с партизанами[99]. Для расследования данных преступлений в СССР в 1942 году была создана Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. В задачу комиссии входило расследование действий оккупационных войск на захваченной территории СССР, установление личностей преступников и определение причинённого материального ущерба. На основании материалов комиссии был составлен список соединений и частей немецкой армии, совершивших военные преступления на территории СССР. В этот перечень была включена и «Великая Германия»[5]. Так, было установлено, что при отступлении от Тулы в декабре 1941 года полком «Великая Германия» при осуществлении тактики выжженной земли совершались массовые грабежи мирного населения, разрушалось и сжигалось их имущество[100]. В этот же период солдатами полка была разграблена и частично сожжена музей-усадьба Л. Н. Толстого в Ясной Поляне[101]. Выводы Чрезвычайной государственной комиссии нашли подтверждение в исследованиях известного[102] американского учёного Омера Бартова. Согласно им, военнослужащие соединения «Великая Германия» причастны к совершению целого ряда военных преступлений против военнопленных и мирных жителей[103]. Следует отметить, что в работе бывшего военнослужащего «Великой Германии», награждённого Рыцарским крестом Железного креста, Гельмута Шпетера «История Танкового корпуса „Великая Германия“», изданной в 1958 году в Кёльне[104], о совершении дивизией действий, являющихся преступными, не упоминается.

В течение Второй мировой войны и по её окончании в советском плену оказалось около 3,2 миллионов немецких военнопленных[105]. До середины 1943 года военнослужащие вермахта не преследовались за совершение военных преступлений. 19 апреля 1943 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и их пособников». Данный указ имел обратную силу и предусматривал в качестве наказания смертную казнь через повешение либо каторжные работы сроком от 15 до 20 лет[106]. Военнопленные подлежали юрисдикции военных трибуналов РККА и войск НКВД (после 1946 года — МВД СССР). Начиная с 1944 года, органы НКВД приступили к мероприятиям по выявлению среди военнопленных лиц, лично причастных к совершению военных преступлений, либо проходивших службу в воинских частях, воевавших на территории, где немецкими войсками совершались крупные разрушения, массовые казни или иные злодеяния. При этом официально действовал принцип коллективной ответственности — задача доказать личную вину обвиняемого не ставилась, достаточно было установить факт совершения преступления той частью, в которой он служил[107]. Все военнослужащие дивизии «Великая Германия», попавшие в советский плен, были осуждены за совершение военных преступлений к 25 годам каторжных работ[1]. В их числе был и последний командир дивизии, генерал-майор Г. Медер[108]. Однако в 1954—1956 годах Советский Союз провёл массовые репатриации неамнистированных военных преступников: все оставшиеся в живых осуждённые были переданы властям ФРГ[109].

Организация

Ниже приведено штатное расписание подразделений соединения «Великая Германия» за всю историю существования[110][83][84][111]:

Полк «Великая Германия»

Моторизованный пехотный полк «Великая Германия» (нем. Infanterie-Regiment «Großdeutschland»), 1940 год

  • штаб полка (нем. Regimentstab);
  • оркестр (нем. Musikkorps);
  • 1-й стрелковый батальон (нем. I. Schutzen-Bataillon «GD»);
  • 2-й стрелковый батальон (нем. II. Schutzen-Bataillon «GD»);
  • 3-й стрелковый батальон (нем. III. Schutzen-Bataillon «GD»);
  • 4-й батальон пехотной артиллерии (нем. IV. Gun-Bataillon «GD»);
  • 17-я мотоциклетная рота (нем. 17. Kradschützen-Kompanie «GD»);
  • 18-я сапёрная рота (нем. 18. Pionier-Kompanie «GD»);
  • 19-я рота связи (нем. 19. Signals-Kompanie «GD»);
  • 20-я зенитная рота (нем. 20. Flak-Kompanie «GD»);
  • 400-й артиллерийский дивизион (нем. 400. Artillerie-Abteilung «GD»);
  • 400-й транспортный батальон (нем. 400. Nachschubführer «GD»);
  • караульная (охранная) рота «Берлин» (нем. Wachkompanie Berlin);
  • эскортный батальон фюрера (нем. Führer Escort Bataillon «GD»);
  • запасной батальон (нем. Ersatz-Abteilung «GD»).

Дивизия «Великая Германия»

Моторизованная пехотная дивизия «Великая Германия» (нем. Infanterie-Division «Großdeutschland»), 1942 год

  • штаб дивизии (нем. Divisionstab);
  • Штабная рота (нем. Stabskompanie);
  • оркестр (нем. Musikkorps);
  • 1-й гренадерский полк «Великая Германия» (нем. Grenadier-Regiment 1 «GD»);
  • 2-й фузилерский полк «Великая Германия» (нем. Fusillere-Regiment 2 «GD»);
  • Артиллерийский полк «Великая Германия» (нем. Artillerie-Regiment «GD»);
  • Танковый батальон «Великая Германия» (нем. Panzer-Troop «GD»);
  • Дивизион штурмовых орудий «Великая Германия» (нем. Sturmgesch-Abteilung «GD»);
  • Мотоциклетный (разведывательный) батальон «Великая Германия» (нем. Kradschützen-Bataillon «GD»);
  • Зенитный дивизион «Великая Германия» (нем. Flak-Abteilung «GD»);
  • Противотанковый дивизион «Великая Германия» (нем. Jägerpanzer-Abteilung «GD»);
  • Сапёрный батальон «Великая Германия» (нем. Pioneer-Battalion «GD»);
  • Батальон связи «Великая Германия» (нем. Signals-Battalion «GD»);
  • Транспортный батальон «Великая Германия» (нем. Nachschubführer «GD»);
  • Медико-санитарный батальон «Великая Германия» (нем. Sanitats-Abteilung «GD»);
  • Караульный (охранный) батальон «Великая Германия» (нем. Wach-Battalion «GD»);
  • Батальон сопровождения фюрера (нем. Führer Begleit Bataillon «GD»);
  • Запасной учебный полк (нем. Ersatz und Ausbildungs Regiment «GD»).

Танковая гренадерская дивизия «Великая Германия» (нем. Panzergrenadier-Division «Großdeutschland»), 1944 год

  • штаб дивизии (нем. Divisionstab);
  • Штабная рота (нем. Stabskompanie);
  • оркестр (нем. Musikkorps);
  • 1-й гренадерский полк «Великая Германия» (нем. Grenadier-Regiment 1 «GD»);
  • 2-й фузилерский полк «Великая Германия» (нем. Fusillere-Regiment 2 «GD»);
  • Артиллерийский полк «Великая Германия» (нем. Artillerie-Regiment «GD»);
  • Танковый полк «Великая Германия» (нем. Panzer-Regiment «GD»);
  • Батальон тяжёлых танков «Великая Германия» (нем. Panzer-Tiger-Abteilung «GD»);
  • Дивизион штурмовых орудий «Великая Германия» (нем. Sturmgesch-Abteilung «GD»);
  • Мотоциклетный (разведывательный) батальон «Великая Германия» (нем. Kradschützen-Bataillon «GD»);
  • Зенитный дивизион «Великая Германия» (нем. Flak-Abteilung «GD»);
  • Противотанковый дивизион «Великая Германия» (нем. Jägerpanzer-Abteilung «GD»);
  • Сапёрный батальон «Великая Германия» (нем. Pioneer-Battalion «GD»);
  • Батальон связи «Великая Германия» (нем. Signals-Battalion «GD»);
  • Транспортный батальон «Великая Германия» (нем. Nachschubführer «GD»);
  • Медико-санитарный батальон «Великая Германия» (нем. Sanitats-Abteilung «GD»);
  • Запасной гренадерский полк (нем. Ersatz-Grenadier Regiment «GD»).
  • Запасной учебный полк (нем. Ersatz und Ausbildungs Regiment «GD»).

Командиры

Моторизованный пехотный полк «Великая Германия» (нем. Infanterie-Regiment «Großdeutschland»)

Моторизованная пехотная дивизия «Великая Германия» (нем. Infanterie-Division «Großdeutschland»)

Танковая гренадерская дивизия «Великая Германия» (нем. Panzergrenadier-Division «Großdeutschland»)

Танковая дивизия «Великая Германия» (нем. Panzer-Division «Großdeutschland»)

Униформа и особые знаки отличия

Военнослужащим «Великой Германии» полагалась униформа специфического покроя. Разработанная и принятая в 1939 году, она так и не получила широкого распространения ввиду постоянного пребывания частей соединения на фронте. Специальная форменная одежда включала мундир и шинель с петлицами и обшлагами особой формы, пошитые из ткани тусклого зеленовато-серого цвета. Головной убор и брюки полагались стандартного образца[112].

Наиболее заметным знаком отличия были нарукавные манжетные ленты. Введённые в 1939 году, ленты сразу получили широкое распространение[112]. Они представляли собой полосу тёмно-чёрной шерстяной ткани с названием «Großdeutschland» готическим шрифтом, вышитым алюминиевой нитью. Ленту полагалась носить на правом рукаве в пятнадцати сантиметрах от нижнего края. Кроме того, у военнослужащих соединения «Великая Германия» на погонах имелись шлифовки в виде вензеля из переплетённых литер «GD»[112].

Современность

По прошествии многих лет после окончания Второй мировой войны сохранился интерес к соединению «Великая Германия». Во многих странах, прежде всего Великобритании, США и Испании, существуют клубы военно-исторической реконструкции «Großdeutschland», которые объединяют любителей живой истории (англ. living history), воссоздающих отдельные подразделения дивизии[113][114][115]. В 1994 году подобное объединение появилось в России[116]. Во всех случаях, специально оговаривается, что члены клубов не пропагандируют и не разделяют идеологий нацизма и ксенофобии[113][114][115][117]. Реконструкторами проводятся различные массовые мероприятия: выставки, фестивали. В настоящее время история соединения «Великая Германия» представлена также в воинском мемориале в Касселе[1].

Начиная с послевоенных лет издаются мемуары ветеранов дивизии, некоторые из них, например, книга Ги Сайера «Забытый солдат», представляют литературный интерес[118]. Учитывая элитарный статус «Великой Германии», этому формированию посвящено множество специализированной литературы, исследующей её историю. Дивизия фигурирует в нескольких компьютерных играх — стратегиях в реальном времени; в одной из игр серии Combat Mission «Combat Mission: Barbarossa to Berlin» американской студии Battlefront Studios[119] и в игре «Искусство войны. Курская дуга» российской компании 1С[120]. Широко представлена "Великая Германия" и в настольных военно-исторических играх. В частности ей посвящены 3 модуля Tactical combat series от Multi-man publishing[121] и первая игра серии Fighting formations" от GMT[122].

См. также

Напишите отзыв о статье "Дивизия «Великая Германия»"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 Сборник. Армейская серия № 44. «Великая Германия. Элитная дивизия вермахта» Часть 3. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 40.
  2. ↑ 1 2 Сборник. Армейская серия № 43. «Великая Германия. Элитная дивизия вермахта» Часть 2. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 42.
  3. ↑ Залесский К. А. Железный крест. — 2007. — С. 39—41.
  4. ↑ Hamburger Institut für Sozialforschung. [books.google.com/books?id=aYFxQgAACAAJ&hl=ru The German army and genocide: crimes against war prisoners, Jews and other civilians in the East, 1939—1944]. — New Press, The; illustrated edition (December 1999), 1999. — P. 42. — 224 p. — ISBN 9781565845251.
  5. ↑ 1 2 Горцка Г., Штанг К. Истребительная война на Востоке. Преступления вермахта в СССР 1941—1944. — Москва: АИРО, 2005. — С. 62—64.
  6. ↑ Залесский К. А. Вооружённые силы III Рейха. Вермахт, люфтваффе, кригсмарине. — 2008. — С. 165.
  7. ↑ Сборник. Армейская серия № 42. «Великая Германия. Элитная дивизия вермахта» Часть 1. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 4.
  8. ↑ Сборник. Армейская серия № 42. «Великая Германия. Элитная дивизия вермахта» Часть 1. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 5.
  9. ↑ Уильямсон Гордон. Элитные части вермахта. 1939—1945. — Москва: Астрель, 2003. — С. 3.
  10. ↑ Уильямсон Гордон. Дивизия «Герман Геринг». — Москва: Астрель, 2005. — С. 6.
  11. ↑ 1 2 3 Гудериан Гейнц. [militera.lib.ru/memo/german/guderian/05.html «Воспоминания солдата» Глава 5]. Проверено 30 апреля 2009. [www.webcitation.org/614v7tFXW Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  12. ↑ Алябьев Александр Николаевич. [militera.lib.ru/h/alyabyev_an/02.html «Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика. 1939—1945». Часть вторая. 1940 год Глава 2. Через Нарвик на Париж]. — Москва: ЗАО Центрполиграф, 2006. — 495 с. — 6000 экз. — ISBN 5-9524-2143-1.
  13. ↑ 1 2 Меллентин фон Фридрих. [militera.lib.ru/h/mellenthin/ «Танковые сражения 1939—1945 гг» Глава 2]. Проверено 2 мая 2009. [www.webcitation.org/614v8UhES Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  14. ↑ Сборник. Армейская серия № 42. «Великая Германия. Элитная дивизия вермахта» Часть 1. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 19.
  15. ↑ Сборник. Армейская серия № 42. «Великая Германия. Элитная дивизия вермахта» Часть 1. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 18.
  16. ↑ Сборник. Армейская серия № 42. «Великая Германия. Элитная дивизия вермахта» Часть 1. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 21.
  17. ↑ 1 2 3 Гудериан Гейнц. [militera.lib.ru/memo/german/guderian/06.html «Воспоминания солдата» Глава 6]. Проверено 6 мая 2009. [www.webcitation.org/614v90Stp Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  18. ↑ Г. Хорошилов, А. Баженов. [www.rkka.ru/oper/elnya/main.htm Ельнинская наступательная операция 1941 года // ВИЖ, № 9, 1974]. Проверено 12 июля 2009. [www.webcitation.org/614v9brT2 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  19. ↑ Исаев Алексей. Котлы 41-го. История ВОВ, которую мы не знали. — Москва: Яуза-Эксмо, 2005. — С. 149.
  20. ↑ Мягков Михаил Юрьевич. [militera.lib.ru/research/myagkov/01.html «Вермахт у ворот Москвы, 1941—1942» Глава 2]. Проверено 12 июля 2009. [www.webcitation.org/614vA943K Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  21. ↑ Исаев Алексей. Котлы 41-го. История ВОВ, которую мы не знали. — Москва: Яуза-Эксмо, 2005. — С. 223—224.
  22. ↑ Миллер Дон. [militera.lib.ru/research/miller/index.html «Коммандос: Формирование, подготовка, выдающиеся операции спецподразделений» Часть 8]. Проверено 12 мая 2009. [www.webcitation.org/614vAlQgD Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  23. ↑ Исаев Алексей. Котлы 41-го. История ВОВ, которую мы не знали. — Москва: Яуза-Эксмо, 2005. — С. 266.
  24. ↑ 1 2 Хаупт Вернер. [militera.lib.ru/h/haupt_w/04.html «Сражения группы армий «Центр»» Глава 1, Раздел 4]. Проверено 12 мая 2009. [www.webcitation.org/614vBG1I6 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  25. ↑ Рейнгардт Клаус. [militera.lib.ru/research/reinhardt/07.html «Поворот под Москвой. Крах гитлеровской стратегии зимой 1941/42 года» Часть 3, раздел 2]. Проверено 15 мая 2009. [www.webcitation.org/614vBoueJ Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  26. ↑ Рейнгардт Клаус. [militera.lib.ru/research/reinhardt/07.html «Поворот под Москвой. Крах гитлеровской стратегии зимой 1941/42 года» Часть 4, раздел 1]. Проверено 15 мая 2009. [www.webcitation.org/614vBoueJ Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  27. ↑ Казаков М. И. [militera.lib.ru/memo/russian/kazakov_mi/04.html «Над картой былых сражений» Глава 4, раздел 2]. Проверено 23 мая 2009. [www.webcitation.org/614vCS0GR Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  28. ↑ Шапошников Б. М. Битва за Москву. Московская операция Западного фронта 16 ноября 1941 г. — 31 января 1942 г. — Москва: АСТ, 2006. — С. 803.
  29. ↑ Коломиец Максим, Смирнов Александр. Бои в излучине Дона. — Москва: Стратегия-КМ// Фронтовая иллюстрация № 6, 2002. — С. 4.
  30. ↑ 1 2 Исаев Алексей. [militera.lib.ru/h/isaev_av6/01.html «Когда внезапности уже не было. История ВОВ, которую мы не знали» Часть 1]. Проверено 29 мая 2009. [www.webcitation.org/614vD0RH8 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  31. ↑ Коломиец Максим, Смирнов Александр. Бои в излучине Дона. — Москва: Стратегия-КМ// Фронтовая иллюстрация № 6, 2002. — С. 26—31.
  32. ↑ Коломиец Максим, Смирнов Александр. Бои в излучине Дона. — Москва: Стратегия-КМ// Фронтовая иллюстрация № 6, 2002. — С. 50.
  33. ↑ Гальдер Франц. [militera.lib.ru/db/halder/1942_06.html «Военный дневник» Том 3]. Проверено 13 июля 2009. [www.webcitation.org/614vDZPJU Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  34. ↑ Коломиец Максим, Смирнов Александр. Бои в излучине Дона. — Москва: Стратегия-КМ// Фронтовая иллюстрация № 6, 2002. — С. 65.
  35. ↑ Гроссманн Хорст. [militera.lib.ru/h/grossman/01.html «Ржев — краеугольный камень Восточного фронта» Раздел 5]. Проверено 29 мая 2009. [www.webcitation.org/614vE7Nzf Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  36. ↑ 1 2 3 4 5 6 Исаев Алексей. [militera.lib.ru/h/isaev_av6/08.html «Когда внезапности уже не было. История ВОВ, которую мы не знали» Часть 2]. Проверено 29 мая 2009. [www.webcitation.org/614vEhWZE Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  37. ↑ Уильямсон Гордон. Элитные части вермахта. 1939—1945. — Москва: Астрель, 2003. — С. 6.
  38. ↑ Сборник. Армейская серия № 43. «Великая Германия. Элитная дивизия вермахта» Часть 2. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 3.
  39. ↑ Исаев Алексей. [militera.lib.ru/h/isaev_av6/13.html «Когда внезапности уже не было. История ВОВ, которую мы не знали» Часть 3]. Проверено 29 мая 2009. [www.webcitation.org/612v6LcYE Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  40. ↑ Манштейн фон Эрих. [militera.lib.ru/memo/german/manstein/13.html «Утерянные победы» Глава 13]. Проверено 13 июля 2009. [www.webcitation.org/614vFGkiu Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  41. ↑ Исаев Алексей. Битва за Харьков. Февраль — март 1943. — Москва: Стратегия-КМ// Фронтовая иллюстрация № 6, 2004. — С. 66—71.
  42. ↑ Исаев Алексей. Битва за Харьков. Февраль — март 1943. — Москва: Стратегия-КМ// Фронтовая иллюстрация № 6, 2004. — С. 73.
  43. ↑ Jentz Thomas. Panzertruppen The Complete Guide to the Creation & Combat Employment of Germany's Tank Force. 1943—1945. — Atglen, United States of America: Schiffer Publishing Ltd, 1996. — P. 36.
  44. ↑ 3-я гвардейская танковая / Под ред. А. М. Зварцева. — Москва: Воениздат, 1982. — С. 288.
  45. ↑ Манштейн фон Эрих. [militera.lib.ru/memo/german/manstein/14.html «Утерянные победы» Глава 14]. Проверено 13 июля 2009. [www.webcitation.org/614vFszoX Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  46. ↑ Замулин В. Н. [militera.lib.ru/h/zamulin_vn/01.html «Курский излом. Решающая битва Отечественной войны» Глава 1]. Проверено 15 июня 2009. [www.webcitation.org/612v6uVO8 Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  47. ↑ Замулин В. Н. [militera.lib.ru/h/zamulin_vn/21.html «Курский излом. Решающая битва Отечественной войны» Таблица 1]. Проверено 15 июня 2009. [www.webcitation.org/612v7WnrA Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  48. ↑ 1 2 Замулин В. Н. [militera.lib.ru/h/zamulin_vn/06.html «Курский излом. Решающая битва Отечественной войны» Глава 2]. Проверено 15 июня 2009. [www.webcitation.org/614vGUNbS Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  49. ↑ Замулин В. Н. [militera.lib.ru/h/zamulin_vn2/15.html Засекреченная Курская битва. Секретные документы свидетельствуют]. Проверено 21 июня 2009. [www.webcitation.org/614vH78vo Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  50. ↑ Исаев А. В. [militera.lib.ru/research/isaev_av2/07.html «Антисуворов. Десять мифов Второй мировой» Глава 7]. Проверено 15 июня 2009. [www.webcitation.org/614vHiigH Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  51. ↑ Баграмян И. Х. [militera.lib.ru/memo/russian/bagramyan2/04.html «Так шли мы к победе» Глава 4]. Проверено 23 июня 2009. [www.webcitation.org/614vIHhEs Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  52. ↑ Меллентин фон Фридрих. [militera.lib.ru/h/mellenthin/15.html «Танковые сражения 1939—1945 гг» Глава 15]. Проверено 23 июня 2009. [www.webcitation.org/614vIry8Q Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  53. ↑ Штеменко С. М. [militera.lib.ru/memo/russian/shtemenko/09.html «Генеральный штаб в годы войны» Глава 9]. Проверено 23 июня 2009. [www.webcitation.org/614vJRfPP Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  54. ↑ Манштейн фон Эрих. [militera.lib.ru/memo/german/manstein/15.html «Утерянные победы» Глава 15]. Проверено 13 июля 2009. [www.webcitation.org/614vK0FWk Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  55. ↑ Сборник. Армейская серия № 43. «Великая Германия. Элитная дивизия вермахта» Часть 2. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 35.
  56. ↑ Сборник. Армейская серия № 43. «Великая Германия. Элитная дивизия вермахта» Часть 2. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 13.
  57. ↑ Конев И. С. [militera.lib.ru/memo/russian/konev/03.html «Записки командующего фронтом» Глава 3]. Проверено 14 июля 2009. [www.webcitation.org/614vKcym7 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  58. ↑ Glantz, David. Red Storm Over the Balkans: The Failed Soviet Invasion of Romania, spring 1944. — Lawrence, Kansas: University Press of Kansas, 2007. — P. 68—69.
  59. ↑ Барятинский Михаил. [armor.kiev.ua/Tanks/WWII/IS2/is2_3.html Тяжёлый танк ИС-2. Боевое применение]. Проверено 27 июня 2009. [www.webcitation.org/614vLApec Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  60. ↑ Гудериан Гейнц. [militera.lib.ru/memo/german/guderian/11.html «Воспоминания солдата» Глава 11]. Проверено 6 июля 2009. [www.webcitation.org/614vLzcd1 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  61. ↑ 1 2 Залесский К. А. Вооружённые силы III Рейха. Вермахт, люфтваффе, кригсмарине. — 2008. — С. 251.
  62. ↑ Баграмян И. Х. [militera.lib.ru/memo/russian/bagramyan2/08.html «Так шли мы к победе» Глава 8]. Проверено 1 июля 2009. [www.webcitation.org/614vMaYLA Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  63. ↑ Коломиец М. В., Мощанский И. Б. 1945 Танковые войска вермахта на советско-германском фронте. Часть 1: На флангах рейха. — Москва: Стратегия-КМ// Фронтовая иллюстрация № 1, 2001. — С. 11—14.
  64. ↑ Коломиец М. В., Мощанский И. Б. 1945 Танковые войска вермахта на советско-германском фронте. Часть 1: На флангах рейха. — Москва: Стратегия-КМ// Фронтовая иллюстрация № 1, 2001. — С. 28.
  65. ↑ Коломиец М. В., Мощанский И. Б. 1945 Танковые войска вермахта на советско-германском фронте. Часть 1: На флангах рейха. — Москва: Стратегия-КМ// Фронтовая иллюстрация № 1, 2001. — С. 31.
  66. ↑ Василевский А. М. [militera.lib.ru/memo/russian/vasilevsky/26.html «Дело всей жизни» Глава 26]. Проверено 14 июля 2009. [www.webcitation.org/614vNAZNI Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  67. ↑ Коломиец М. В., Мощанский И. Б. 1945 Танковые войска вермахта на советско-германском фронте. Часть 1: На флангах рейха. — Москва: Стратегия-КМ// Фронтовая иллюстрация № 1, 2001. — С. 14.
  68. ↑ Сборник. Армейская серия № 44. «Великая Германия. Элитная дивизия вермахта» Часть 3. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 37—39.
  69. ↑ Сборник. Армейская серия № 44. «Великая Германия. Элитная дивизия вермахта» Часть 3. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 39—40.
  70. ↑ 1 2 3 4 Уильямсон Гордон. Элитные части вермахта. 1939—1945. — Москва: Астрель, 2003. — С. 8.
  71. ↑ 1 2 3 4 Сборник. Армейская серия № 44. «Великая Германия. Элитная дивизия вермахта» Часть 3. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 3—4, 7, 26—27.
  72. ↑ 1 2 3 Сборник. Армейская серия № 44. «Великая Германия. Элитная дивизия вермахта» Часть 3. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 3.
  73. ↑ 1 2 3 Уильямсон Гордон. Элитные части вермахта. 1939—1945. — Москва: Астрель, 2003. — С. 7—8.
  74. ↑ 1 2 Уильямсон Гордон. Элитные части вермахта. 1939—1945. — Москва: Астрель, 2003. — С. 8—9.
  75. ↑ Мэнвелл Р., Френкель Г. Июльский заговор. — М.: Центрполиграф, 2007. — С. 65.
  76. ↑ Мэнвелл Р., Френкель Г. Июльский заговор. — М.: Центрполиграф, 2007. — С. 143.
  77. ↑ Ширер Уильям А. [militera.lib.ru/research/shirer/12.html «Крах нацистской империи» Глава 12]. Проверено 14 июля 2009. [www.webcitation.org/614vNkVjA Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  78. ↑ Мэнвелл Р., Френкель Г. Июльский заговор. — М.: Центрполиграф, 2007. — С. 175.
  79. ↑ Г. Гудериан. Танки — вперёд. — Нижний Новгород: «Времена» ГИПП «Нижполиграф», 1996. — С. 26—30.
  80. ↑ 1 2 Исаев Алексей. [bdsa.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=1414&Itemid=28 Инструмент блицкрига]. Проверено 12 ноября 2009. [www.webcitation.org/612vCGC9k Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  81. ↑ 1 2 3 4 Сборник. Армейская серия № 36. «Моторизованная пехота вермахта» Часть 1. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 12—13.
  82. ↑ Дробязко С.; Савченков И. Пехота вермахта. — Москва: АСТ, 1999. — С. 4.
  83. ↑ 1 2 Б. Мюллер-Гиллебранд. Сухопутная армия Германии, 1939—1945 гг. — 2002. — С. 581.
  84. ↑ 1 2 Б. Мюллер-Гиллебранд. Сухопутная армия Германии, 1939—1945 гг. — 2002. — С. 630.
  85. ↑ Сборник. Армейская серия № 36. «Моторизованная пехота вермахта» Часть 1. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 4.
  86. ↑ Б. Мюллер-Гиллебранд. Сухопутная армия Германии, 1939—1945 гг. — 2002. — С. 331.
  87. ↑ Меллентин фон Фридрих. [militera.lib.ru/h/mellenthin/14.html «Танковые сражения 1939—1945 гг» Глава 14]. Проверено 15 июня 2009. [www.webcitation.org/614vOOBTP Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  88. ↑ Лизюков А. И. [armor.kiev.ua/Battle/WWII/lizukov/index.php?page=4 Что надо знать воину Красной Армии о боевых приемах немцев]. Проверено 27 ноября 2009. [www.webcitation.org/612vDCBms Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  89. ↑ Альманах «Новый Солдат» № 66. Борьба с танками. Тактика пехоты во второй мировой войне. — Артемовск: Солдат, 2002. — С. 28.
  90. ↑ Альманах «Новый Солдат» № 66. Борьба с танками. Тактика пехоты во второй мировой войне. — Артемовск: Солдат, 2002. — С. 35.
  91. ↑ Дюков А. Р. [militera.lib.ru/research/dukov_ar/02.html «За что сражались советские люди: Русский НЕ должен умереть» Глава 2]. Проверено 4 ноября 2009. [www.webcitation.org/614vOzOrg Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  92. ↑ Шнеер Арон. [www.jewniverse.ru/RED/Shneyer/glava2zap%5B1%5D.htm «Плен» Книга 1 Глава 2]. Проверено 4 ноября 2009. [www.webcitation.org/614vPdXz8 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  93. ↑ Scheck, Raffael. Hitler's African victims : the German Army massacres of Black French soldiers in 1940. — New York: Cambridge University Press, 2006. — P. 124—126, 154—157.
  94. ↑ Сборник. [militera.lib.ru/h/balkans/02.html «Немецкие операции против партизан на Балканах (1941—1944 гг.)» Часть 2]. Проверено 8 ноября 2009. [www.webcitation.org/614vQ4WkP Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  95. ↑ German Army and Genocide: Crimes Against War Prisoners, Jews, and Other Civilians in the East, 1939—1944 / Hamburg Institute for Social Research Foreword By Omer Bartov. — New Hampton: Atelier Books & Art, 1999. — С. 42.
  96. ↑ Гальдер Франц. [militera.lib.ru/db/halder/1941_03.html Военный дневник]. Проверено 9 ноября 2009. [www.webcitation.org/612vDsPrU Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  97. ↑ Горцка Г., Штанг К. Истребительная война на Востоке. Преступления вермахта в СССР 1941—1944. — Москва: АИРО, 2005. — С. 26.
  98. ↑ Ветте Вольфрам. [vivovoco.astronet.ru/VV/PAPERS/HISTORY/VEHRMACHT.HTM Война на уничтожение: вермахт и холокост]. Проверено 9 ноября 2009. [www.webcitation.org/612vEWc6Z Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  99. ↑ Дюков А. Р. [militera.lib.ru/research/dukov_ar/22.html За что сражались советские люди: Русский НЕ должен умереть]. Проверено 4 ноября 2009. [www.webcitation.org/614vQczKO Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  100. ↑ Н. П. Деев. [militera.lib.ru/memo/russian/sb_rubezh_velikoy_bitvy/16.html Это не должно повториться!]. Проверено 4 ноября 2009. [www.webcitation.org/614vRDiIZ Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  101. ↑ Богомолов В. О. [militera.lib.ru/prose/russian/vladimov/app1.html Срам имут и живые, и мертвые, и Россия]. Проверено 9 ноября 2009. [www.webcitation.org/614vRmEZb Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  102. ↑ Brown University. [www.brown.edu/Departments/German_Studies/people/facultypage.php?id=1106970215 Department German Studies/Omer_Bartov]. Проверено 6 декабря 2009. [www.webcitation.org/614vSHuj3 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  103. ↑ Dorosh, Michael A. [members.shaw.ca/grossdeutschland/crime.htm Grossdeutschland and the Question of War Crimes]. Проверено 8 июля 2009. [www.webcitation.org/614vSmccE Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  104. ↑ Helmuth Spaeter. Panzerkorps Grossdeutschland: A Pictorial History. — ISBN 978-0-88740-245-6.
  105. ↑ Безбородова И. В. [ef.1939-1945.net/010_captives_02.shtml Генералы вермахта в советском плену]. Проверено 10 ноября 2009.
  106. ↑ Горцка Г., Штанг К. Истребительная война на Востоке. Преступления вермахта в СССР 1941—1944. — Москва: АИРО, 2005. — С. 59—60.
  107. ↑ Горцка Г., Штанг К. Истребительная война на Востоке. Преступления вермахта в СССР 1941—1944. — Москва: АИРО, 2005. — С. 66.
  108. ↑ Залесский К. А. Вооружённые силы III Рейха. Вермахт, люфтваффе, кригсмарине. — 2008. — С. 138.
  109. ↑ Веремеев Ю. Г. [army.armor.kiev.ua/hist/dolgplen.shtml Долгий русский плен]. Проверено 3 декабря 2009. [www.webcitation.org/612vFhgOL Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  110. ↑ Сборник. Армейская серия № 42. «Великая Германия. Элитная дивизия вермахта» Часть 1. — Рига: Торнадо, 1998. — С. 18,36.
  111. ↑ Б. Мюллер-Гиллебранд. Сухопутная армия Германии, 1939—1945 гг. — 2002. — С. 671.
  112. ↑ 1 2 3 Уильямсон Гордон. Элитные части вермахта. 1939—1945. — Москва: Астрель, 2003. — С. 10—11.
  113. ↑ 1 2 [www.gd-uk.org/ Panzer-Füsilier Regiment Grossdeutschland]. Проверено 7 января 2010. [www.webcitation.org/614wntWMx Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  114. ↑ 1 2 [www.grossdeutschland.com/ 7. Kompanie Großdeutschland USA]. Проверено 7 января 2010. [www.webcitation.org/614wobCOz Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  115. ↑ 1 2 [grossdeutschland.bravehost.com/ 1st Kompanie 1st Battalion Grossdeutschland Espanol (Spain)]. Проверено 7 января 2010. [www.webcitation.org/614wp4OxO Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  116. ↑ [www.vikmo.ru/gr-gd.html 2-я рота I батальона танкового полка «Gross Deutchland»//Военно-исторический клуб «Империя»]. Проверено 7 января 2010. [www.webcitation.org/614wpqvCB Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  117. ↑ [www.armymuseum.ru/russkoe-voenno-istoricheskoe-obschestvo-rvio Русское Военно-Историческое Общество (РВИО)]. Проверено 7 января 2010. [www.webcitation.org/614wr9RJ8 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  118. ↑ Louis Brown. [members.shaw.ca/grossdeutschland/sajer.htm The Forgotten Soldier Guy Sajer]. Проверено 7 января 2010.
  119. ↑ [members.shaw.ca/grossdeutschland/ GD for CM]. Проверено 7 января 2010.
  120. ↑ [artofwar.games.1c.ru/page.php?id=96 Искусство войны. Курская дуга]. Проверено 7 января 2010. [www.webcitation.org/614wsi5V9 Архивировано из первоисточника 20 августа 2011].
  121. ↑ [boardgamegeek.com/boardgamefamily/122/tactical-combat-series Tactical Combat Series | Family | BoardGameGeek]. boardgamegeek.com. Проверено 16 сентября 2016.
  122. ↑ [www.gmtgames.com/p-357-fighting-formations-gd-infantry-div.aspx Fighting Formations: GD Infantry Div.]. GMT Games, LLC. Проверено 16 сентября 2016.

Ссылки

  • [www.axishistory.com/index.php?id=8452 История подразделений «Großdeutschland» на сайте axishistory.com] (англ.)
  • [www.das-ritterkreuz.de/index_themen.php4?modul=rk Биографии кавалеров Рыцарского креста в 1939—1945 годах]  (нем.)
  • [www.grossdeutschland.com/ История соединения «Великая Германия»] (англ.)
  • [www.gd-uk.org/ История соединения «Великая Германия»] (англ.)
  • [www.youtube.com/watch?v=Gj2s05csUBI Парад «Wachtruppe» в 1932 году на YouTube] (англ.)

Литература

  • Буркхарт Мюллер-Гиллебранд. Сухопутная армия Германии, 1939—1945 гг. — М.: Изографус, Эксмо, 2002. — 800 с. — 5000 экз. — ISBN 5-94661-041-4.
  • Залесский К. А. Вооружённые силы III Рейха. Полная энциклопедия.Вермахт, люфтваффе, кригсмарине. — М.: Эксмо, 2008. — 944 с. — 4000 экз. — ISBN 978-5-903339-73-0.
  • Уильямсон Гордон. Элитные части вермахта. 1939—1945. — М.: Астрель, 2003. — 62 с. — 5000 экз. — ISBN 5-271-07215-0.
  • Рипли Тим. Элитные войска Третьего рейха. — М.: Центрополиграф, 2003. — 190 с. — 4000 экз. — ISBN 978-5-9524-4580-2.
  • Сборник Армейская серия № 42—44. Великая Германия. Элитная дивизия вермахта. — Рига: Торнадо, 1998. — 151 с.
  • Акунов Вольфганг. Танковый корпус «Великая Германия». — М.: Яуза, 2008. — 352 с. — 4000 экз. — ISBN 978-5-903339-79-2.
  • Jentz, Thomas. Panzertruppen The Complete Guide to the Creation & Combat Employment of Germany's Tank Force. 1943—1945. — Atglen, United States of America: Schiffer Publishing Ltd, 1996. — 300 p.
  • Сайер Ги. Последний солдат Третьего рейха. — М.: Центрполиграф, 2002. — 496 с. — 8000 экз. — ISBN 5-227-01277-6.
  • Sharpe, Michael; Davis, Brian L. Grossdeutschland. Guderian's Eastern front elite. — Hersham: Ian Allan, 2001. — 99 p.


Отрывок, характеризующий Дивизия «Великая Германия»

Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Дивизия_«Великая_Германия»&oldid=81338046»