Дикгоф-Деренталь, Александр Аркадьевич
| Александр Дикгоф-Деренталь | |
 | |
| Имя при рождении: |
Александр Аркадьевич Дикгоф |
|---|---|
| Род деятельности: |
Деятель партии эсеров. |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
Томск |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
Алекса́ндр Арка́дьевич Ди́кгоф, барон[1]. (псевдоним А. Дерента́ль 27 марта 1885, Томск — 2 марта 1939, Москва) — деятель российского освободительного движения, эсер. Предполагаемый убийца Георгия Гапона. Писатель.
Содержание
Биография
Александр был родом из прибалтийских дворян. Студент Военно-медицинской академии. В конце 1905 года вступил в боевую дружину (одно из петербургских районных отделений партии эсеров), во главе которой стоял Пётр Рутенберг[2]. Предполагаемый свидетель убийства Георгия Гапона (по версии историка Б. И. Николаевского)[3]. По версии В. Л. Бурцева, непосредственный убийца Гапона. В 1933 году в парижском сборнике «Былое» Бурцев утверждал, что «это тот самый Деренталь-Дикгоф, убийца Гапона, который затягивал петлю на его шее в Озерках в 1906 г. Тогда он собственноручно повесил Гапона за то, что тот завязал сношения с охранниками, а в настоящее время он сам продал большевикам всего себя и сделался их профессиональным агентом большевиков»[4].
Затем последовала эмиграция во Францию, где Дикгоф занялся литературой и публицистикой. Спустя полтора года после убийства Гапона, осенью 1907 года, в журнале «Русское богатство» опубликовал повесть «В тёмную ночь», посвящённую деятельности боевых дружин и покушении на убийство студентами-террористами. Главный герой повести Пётр Варыгин по ходу подготовки к убийству испытывает сомнения в целесообразности революционного террора[5].
С 1910 года Дикгоф был корреспондентом газеты «Русские ведомости», где публиковал корреспонденции из Испании, Португалии, Марокко, Голландии, Сербии, Македонии, Болгарии с фракийского театра военных действий[6], печатался в журналах «Заветы» и «Вестник Европы».
Во время Первой мировой войны поступил добровольцем во французскую армию.
В 1917 году вернулся в Россию, с марта 1918 стал ближайшим помощником Бориса Савинкова, входил в руководство СЗРиС. Жена Дикгоф-Деренталя Эмма (Любовь) Ефимовна Сторэ была одновременно любовницей Савинкова.[7]
В 1920—1921 годах Дикгофы и Савинков жили в Польше. Член Русского Политического, затем Эвакуационного Комитета в Польше, 28 октября 1921 г., вместе с Б. В. Савинковым, В. В. Уляницким, А. К. Рудиным и А. Г. Мягковым был депортирован польскими властями из пределов Польши. Жил во Франции, где в 1922—1924 годах работал на заводе.
16 августа 1924 года в ходе операции «Синдикат-2», проводимой чекистами, Савинков, Дикгоф-Деренталь и его жена перешли польско-советскую границу и были арестованы в Минске. Дикгоф-Деренталю официально не предъявлялось обвинение, на процессе Савинкова он выступал как свидетель. В ноябре 1925 освобождён из внутренней тюрьмы ОГПУ.
Работал в ВОКСе. Автор русского текста оперетты «Фиалка Монмартра» (1933, Ленинградский театр музыкальной комедии)[8], оперетты «Чарито» (1935, Московский театр оперетты)[9].
20 мая 1937 года приговорён ОСО к 5 годам лишения свободы. 2 марта 1939 года Военной коллегией ВС СССР приговорён к расстрелу. В тот же день был расстрелян на Колыме.
Реабилитирован в 1997 году.
Сочинения
- В темную ночь. — «Русское богатство», 1907, № 9-11.
- Что делается на Балканах. Киев : Всерос. зем. союз, Ком. юго-зап. фронта. Изд. подотд., 1917.
- Силуэты Октябрьского переворота (Очерк) // Сборник «Пережитое». 1917 — март 1918. — М. — 1918.
- В наши дни: Сборник фельетонов. Прага, 1922.
- Сингапурская красавица. Повесть. Берлин, Ольга Дьякова и Ко, 1923.
Напишите отзыв о статье "Дикгоф-Деренталь, Александр Аркадьевич"
Литература
- Олег Будницкий. История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. Феникс, Ростов-на-Дону, 1996. Стр. 450.
Примечания
- ↑ Джон Стюарт Дюррант [www.nasledie-rus.ru/podshivka/6406.php «Уж такова наша судьба…» Новое из варшавского архива Д. В. Философова] // Наше наследие. — М., 2002. — № 63-64. — С. 67.
- ↑ Борис Савинков. Воспоминания террориста.
- ↑ N. N. Последние минуты Гапона // Былое. — Париж, 1909. — № 11—12. — С. 116—122.
- ↑ Бурцев В. Л. [books.google.ru/books?hl=ru&id=l48KAAAAIAAJ&focus=searchwithinvolume&q=1906+%D0%B3. «Былое. Сборники по новейшей русской истории». Новая серия]. — Париж: Иллюстрированная Россия, 1933. — Т. 2. — С. 54. — (Библиотека «Иллюстрированной России»).
- ↑ Айлин Келли. [www.km.ru/referats/AB92E522A6594D6D977204BB3F989E2A km.ru]. Самоцензура и русская интеллигенция: 1905—1914. ООО «КМ онлайн» (19.01.2005). Проверено 6 апреля 2014.
- ↑ Сотрудники «Русских ведомостей». 1863—1913. (А. Деренталь, «Автобиография».) // Русские ведомости. 1863—1913. Сборник статей. — М.: Типография «Русских ведомостей», 1913. — С. 59. — 312+230 с.
- ↑ [1778.com.ua/index.php?name=pages&op=printe&id=8 Парижанка Эмма Сторэ в Мариуполе]
- ↑ [www.vslovar.ru/cult/5402.html ФИАЛКА МОНМАРТРА]
- ↑ [www.mosoperetta.ru/history/present.php Спектакли, поставленные театром со дня его основания]
Отрывок, характеризующий Дикгоф-Деренталь, Александр Аркадьевич
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
