Кабан

</td>

   </tr>

Кабан
Научная классификация
Царство: Животные Тип: Хордовые Подтип: Позвоночные Класс: Млекопитающие Инфракласс: Плацентарные Отряд: Парнокопытные Подотряд: Нежвачные Семейство: Свиньи Род: Кабаны Вид: Кабан
Латинское название
Sus scrofa Linnaeus, 1758
Подвид
Домашняя свинья (Sus scrofa domestica)

Охранный статус Вызывающие наименьшие опасения IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/41775 41775]

Запрос «Вепрь» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Каба́н (лат. Sus scrofa), или вепрь, или ди́кая свинья́, — млекопитающее из отряда парнокопытных, подотряда свинообразных (нежвачных), семейства свиней, рода кабанов. Является предком домашней свиньи.

Общая характеристика

Кабан — всеядное парнокопытное нежвачное млекопитающее из рода кабанов (Sus). Отличается от домашней свиньи, которая несомненно произошла от кабана (и других близких видов), обладает более коротким и плотным телом, более толстыми и высокими ногами; кроме того, голова у кабана длиннее и тоньше, уши длиннее, острее и притом стоячие, острые. Постоянно растущие верхние и нижние клыки, торчащие изо рта вверх, у самца гораздо более развиты, чем у самки.

Упругая щетина, кроме нижней части шеи и задней части живота, образует на спине что-то вроде гривы с гребнем, который топорщится при возбуждении животного. Зимой под щетиной растёт густая и мягкая подпушь. Щетина чёрно-бурого цвета с примесью желтоватого, подшерсток буровато-серый, благодаря этому общая окраска серо-чёрно-бурая, морда, хвост, нижняя часть ног и копыта — чёрные. Пестрые и пегие экземпляры редки и их считают потомками одичавших домашних свиней. Цвет щетины может разниться в зависимости от возраста и места обитания: если в Белоруссии встречаются чисто чёрные кабаны, то в районе озера Балхаш — очень светлые, почти белёсые. На массивной, толстой и короткой шее расположена большая клиновидная голова с длинными широкими ушами, маленькими глазами и мощным выдающимся вперёд рылом с пятачком, хорошо приспособленным для рытья. Взрослый кабан может прорыть своим рылом мёрзлый грунт на глубину 15-17 см. Хвост прямой, длиной 20—25 см, с кистью волос на конце. Пищеварительная система относительно просто устроена по сравнению с остальными парнокопытными. Издаёт такие же звуки, как и домашняя свинья (хрюканье и визжание); их можно разделить на контактные, тревожные и боевые.

Длина тела до 175 см, высота в холке до 1 м. Вес взрослого кабана обычно не превышает 100 кг, хотя может достигать 150—200 кг. Изредка в Восточной Европе попадаются особи весом до 275 кг, а в Приморье и Маньчжурии — до полутонны. Ярко проявляется половой диморфизм — самки меньше: высота в холке до 90 см, вес в пределах 60—180 кг. Длительность жизни животного может достигать 14 лет в природе и 20 лет в неволе и охраняемых территориях. Кабан способен развивать скорость до 40 км/ч. Кабаны — хорошие пловцы; в 2013 году один вепрь доплыл от Франции до острова Олдерни далеко на севере.

В кариотипе 36—38 хромосом. Изучение митохондриальной ДНК показало, что дикие кабаны возникли где-то на островах Юго-Восточной Азии, например на территории современной Индонезии или Филиппин, откуда затем распространились по материковой Евразии и Северной Африке. Древнейшие окаменелости этого вида относятся к раннему плейстоцену, постепенно вытеснив близкородственный вид Sus strozzi — крупное, адаптированное к жизни на болоте, животное, от которого, видимо, происходит яванская свинья. Ближайший родственник — бородатая свинья, встречающаяся на Малайском полуострове и ряде индонезийских островов.

Ареал

Ареал кабанов самый широкий среди всего семейства свиней и один из широчайших среди наземных млекопитающих. Дикие кабаны водятся в широколиственных (буковых и дубовых) и смешанных лесах материковой Средней Европы (от Атлантики до Урала); в Средиземноморье, включая также отдельные районы Северной Африки, в том числе горы Атлас и Киренаику (в древности его ареал доходил вдоль долины Нила до Хартума на юге); в степных районах Евразии, Средней Азии, на северо-востоке Передней Азии; на севере ареал кабана доходит до тайги и 50° с. ш. (исторически доходил до Ладожского озера на 60° с. ш., затем проходя по диагональной линии Новгорода и Москвы, пересекая Уральские горы на 52° с. ш. и выйдя на Западно-Сибирскую равнину на 56° с. ш., прежде чем повернуть на юг на Барабинской низменности); на востоке — через Таримскую впадину, горы Танну-Ола и Забайкалье до Амура в северном направлении и Гималаев в южном, включая территории Китая, Кореи, Японии и Больших Зондских островов в Юго-Восточной Азии. Кроме материковых, существовали и островные популяции, в том числе на Британских островах, Корсике, Сардинии, нескольких островах в Эгейском и Ионическом морях, Шри-Ланке, Суматре, Яве и мелких островах Ост-Индии, Тайване, Хайнане, Рюкю, Японских островах и Сахалине, где сохранились ископаемые останки кабанов.

За этими пределами (в отдельных регионах Южной Азии, в Южной и Центральной Африке) его заменяют родственные виды (большая лесная свинья, африканский бородавочник, бородатая свинья, бабирусса, карликовая свинья, яванская свинья и т. д.).

Изменения в ареале

В древности ареал кабана был значительно шире современного. В Средней Европе и на Ближнем Востоке он прежде водился практически повсеместно, теперь во многих местах истреблён из-за бесконтрольной охоты. Так, в Ливии кабаны исчезли к 1880-м годам. Последний кабан в Египте, где они были весьма распространены в эпоху фараонов, умер в зоопарке Гизы в декабре 1912 года, тогда как дикие популяции вымерли в 1894—1902 годах. Принц Камиль эль-Дин Хусейн попытался заново заселить Вади-Натрун кабанами, завезёнными из Венгрии, но их вскоре истребили браконьеры. Аналогичная ситуация сложилась и в Скандинавии (в Дании кабанов не стало в XIX веке), на значительных территориях бывшего СССР и северной Японии, а также по всей Великобритании, где они исчезли в XIII веке, хотя их охраной озаботился ещё Вильгельм Завоеватель, постановив в 1087 году за незаконное убийство кабана ослеплять охотника, а Карл I в XVII веке сделал попытку реинтродукции кабанов, сведённую на нет гражданской войной.

В середине XX века началось частичное восстановление популяций диких кабанов, особенно на территории СССР — к 1960 году они снова водились в Ленинградской и Московской областях, а к 1975 году достигли Астрахани и даже Архангельска. В 1970-х годах дикие свиньи вновь появились в Дании и Швеции, даже в Англии в 1990-х годах в дикой природе появились группы завезённых с материка кабанов, сбежавших со специализированных ферм. Популяцию британских кабанов предлагали повторно ликвидировать; журналист и экоактивист Джордж Монбио выступил против и просил провести тщательное исследование популяции. В настоящее время популяция кабанов стабильна в большинстве районов Евразии, где они сохранились. В отдельных областях Монголии плотность популяции фиксировалась на уровне 0,9 особей на 1000 га (в 1982 году) и даже 1—2 особи на 1000 га (в 1989 году в Хангайских горах).

При этом расширенный с помощью человека ареал охватывает среды от полупустынь до тропических дождевых лесов, включая тростниковые джунгли, мангровые леса, сельскохозяйственные угодья. Впрочем, созданные людьми гибриды европейских кабанов и домашней свиньи, становясь бездомными, в новых местах обитания также становятся экологической угрозой и вредят сельскохозяйственным посадкам (они входят в сотню наиболее вредоносных животных). Особенно это касается Южной Америки от Уругвая до бразильских штатов Мату-Гросу-ду-Сул и Сан-Паулу, где они называются javaporcos.

В Северную Америку европейские кабаны завезены человеком как объект охоты и распространились в дикой природе наряду с разорбэками — одичавшими домашними свиньями, которые встречаются здесь с начала европейской колонизации. Первые 13 диких кабанов, закупленных для США, были приобретены Остином Корбином у немецкого торговца животными Карла Хагенбека и выпущены в округе Салливан в 1890 году. Самая успешная североамериканская интродукция кабанов произошла в штате Северная Каролина в 1913 году. В Австралии одичавшие свиньи по образу жизни сходны с кабанами.

В России кабан водится на значительных территориях Европейской части России (кроме северо-восточных тундровых и таёжных районов), на Кавказе, в Южной Сибири; на Тянь-Шане он восходит до 3300 м (для сравнения: на Кавказе — до 2600 м, в Пиренеях — до 2400 м, в Карпатах — до 1900 м).

Подвиды

Из-за вариативности местообитания — от зоны темнохвойной тайги до пустынь, а также всех горных поясов вплоть до альпийского — географическая изменчивость диких кабанов очень велика. Выделяют 16 подвидов Sus scrofa, которые объединяют в 4 региональные группы:

• Западные
  • S. scrofa scrofa, или центральноевропейский кабан (распространённый в Испании, Италии, Франции, Германии, странах Бенилюкса, Дании, Польше, Чехии, Словакии и Албании)
  • S. scrofa majori, или маремский кабан (распространённый в Маремме, Италия)
  • S. scrofa meridionalis, или средиземноморский кабан (распространённый в Андалусии, на Корсике и Сардинии)
  • S. scrofa algira, или североафриканский кабан (распространённый в Тунисе, Алжире и Марокко)
  • S. scrofa attila, или карпатский (румынский, кавказский) кабан (распространённый в Карпатах, в том числе в Румынии, Венгрии и Украине, на Балканах, Закавказье, Кавказе, полуострове Малая Азия, побережье Каспийского моря и на севере Ирана)
  • S. scrofa lybicus, или анатолийский кабан (распространённый в Закавказье, Турции, Леванте, Израиле и на территории бывшей Югославии)
  • S. scrofa nigripes, или среднеазиатский кабан (распространённый в Средней Азии, Казахстане, восточном Тянь-Шане, западной Монголии, Кашгар и Афганистан и и юге Ирана)
• Индийские
  • S. scrofa davidi, или центральноазиатский кабан (распространённый в Пакистане, северо-западе Индии и юго-востоке Ирана)
  • S. scrofa cristatus, или индийский кабан (распространённый в Индии, Непале, Бирме, Таиланде и западной Шри-Ланке)
• Восточные
  • S. scrofa sibiricus, или забайкальский кабан (распространён на берегу Байкала, в Забайкалье, северной и северо-восточной Монголии)
  • S. scrofa ussuricus, или уссурийский кабан (распространённый в восточном Китае, на берегах Уссурийского и Амурского заливов)
  • S. scrofa leucomystax, или японский кабан (распространённый в Японии (за исключением острова Хоккайдо и островов Рюкю)
  • S. scrofa riukiuanus, или рюкюйский кабан (распространён на островах Рюкю)
  • S. scrofa taivanus, или тайваньский кабан (распространён на Тайване)
  • S. scrofa moupinensis, или северокитайский кабан (распространён на побережье Китая на юг к Вьетнаму и на запад до Сычуани)
• Индонезийские
  • S. scrofa vittatus, или малайзийский кабан (распространённый в полуостровной Малайзии, Индонезии от Суматры и Явы на восток до Комодо)

Одомашнивание

Считается, что родоначальниками современных домашних свиней являются кабаны Месопотамии, Малой Азии, Европы и Китая, одомашненные в ходе неолитической революции. Археологические находки свидетельствуют, что уже 13 000 — 12 700 лет назад дикие свиньи начали одомашниваться на Ближнем Востоке в районах бассейна Тигра. Первоначально их содержали в полудиком состоянии на воле, подобно тому, как свиньи содержатся и сейчас на Новой Гвинее. Останки свиней, датируемых как жившие более 11 400 лет назад, были найдены на Кипре. На остров свиньи могли попасть только с материка, что предполагает передвижение вместе с человеком и одомашнивание. Исследование ДНК из зубов и костей свиней, найденных в европейских поселениях эпохи неолита, показывает, что первые домашние свиньи были завезены в Европу с Ближнего Востока. Это стимулировало одомашнивание европейских диких свиней, что привело к вытеснению пород ближневосточного происхождения в Европе. Независимо от этого происходило одомашнивание свиней в Китае, которое имело место около 8000 лет назад (по другим данным, в восьмом тысячелетии до н. э.).

Высокая приспособляемость и всеядность диких свиней позволила первобытному человеку одомашнить их весьма быстро. Свиньи разводились главным образом ради вкусного мяса, но использовались также и шкуры (для щитов), кости (для изготовления орудий труда и оружия) и щетина (для кистей). В Индии, Китае и некоторых других местах кабаны доместицировались также для поедания человеческих отходов — так называемый свиного туалета.

Повадки

Кабан держится в богатых водой, болотистых местностях, как лесистых, так и заросших камышом и кустарником и т. п. Это социальное животное, формирующее стада с матриархальными порядками. Старые самцы живут в основном поодиночке и присоединяются к стадам лишь во время спаривания. Самки образуют обыкновенно небольшие стада из 10—30 самок, детенышей, молодых и слабых самцов. В Европе иногда встречаются большие стада, насчитывающие до 100 особей. Стада могут перемещаться на большие расстояния, однако только в пределах своего участка обитания и не мигрируя. Согласно исследованиям, проведённым в штате Южная Каролина и на острове Санта-Каталина (штат Калифорния), размеры участков обитания кабанов колеблются от 1 до 4 км², причём у самцов территории значительно больше, чем у самок. Плотность популяции в исследуемых областях составляла 1—34 особи на км².

Как правило, кабаны ограниченно полигамны, так как на одного вепря мужского пола приходится от одной до трёх самок. Обычно самки диких свиней участвуют в гоне начиная со второго года жизни, а особи мужского пола — лишь с четвёртого-пятого года. Течка бывает от ноября до января (в регионах с умеренным климатом); между самцами происходят в это время ожесточенные драки с использованием острых клыков. Беременность длится около 18 недель (от 124 до 140 дней). Число поросят (рождаемых нормально один раз в год) 4—6, а порой и 12 (численность выводка может резко колебаться в 2-3 раза). При этом у свиноматки 5 пар сосков, но в первой паре практически нет молока. Новорожденный поросёнок весит от 600 до 1650 г, обычно его вес составляет около 850 г. В первое время поросята окрашены белыми, чёрно-бурыми и жёлтыми полосами, помогающими маскироваться в лесной подстилке; через 4-5 месяцев цвет постепенно меняется на обычный однотонный тёмный. Самка заботливо охраняет детенышей и бешено защищает их от врагов; поначалу вепрь возвращается к ним каждые 3-4 часа. Первую неделю жизни поросята не покидают свое жильё (подобие гнезда из веток, листьев и травы) и тесно прижимаются один к одному. С недельного возраста они начинают выходить с матерью на прогулки, к возрасту 3 недели они уже усваивают привычки взрослых особей. Мать вскармливает поросят до 3,5 месяцев. К осени масса поросят составляет 20-30 кг. Коренные зубы полностью формируются к 1-2 годам. Половой зрелости кабаны достигают приблизительно в 1,5 года от роду, взрослыми становятся в 5—6 лет.

Движения кабана неуклюжи, но быстры, плавает он превосходно и может проплывать значительные расстояния. Зрение развито слабо: кабан не различает цветов и не способен увидеть человека, стоящего в 15 метрах от него. Зато обоняние, вкус и слух очень хороши. Кабаны осторожны, но не трусливы; раздраженные, раненые или защищая детенышей, они очень храбры и опасны по своей силе и из-за крупных клыков. Кроме человека, кабанам, главным образом молодым, опасны лишь волки (в Беловежской пуще кабаны являются их основной добычей) и рыси, а в Южной Азии и на Дальнем Востоке — леопарды и тигры, которые, впрочем, редко нападают на старых крупных самцов. На индонезийских островах Комодо, Флорес и Ринча опасность для кабанов представляет комодский варан. На маленьких поросят могут нападать крупные змеи, хищные птицы, кошачьи и другие животные.

Поскольку кабаны восприимчивы к серьёзным изменениям температуры, они много валяются в грязи, что не только защищает их от насекомых и ожогов, но и помогает поддерживать эффективную температуру тела. Будучи активными в сумеречное время суток, днём кабаны лежат в выкопанной яме глубиной до 30-40 см, с выстланным листьями дном; иногда устраивается общее логовище. К вечеру выходят, чтобы купаться и отыскивать пищу.

Во всеядности кабаны могут сравниться с человеком. Рацион состоит преимущественно из растительности — на протяжении всего года это клубни, корни, корневища, луковицы; летом и осенью возрастает доля плодов, желудей, семян, орехов, ягод, грибов; наконец, зимой животное часто вынуждено довольствоваться корой деревьев, ветошью, побегами и т. п., — но включающей также различных мелких животных (черви, моллюски, лягушки, ящерицы, змеи, грызуны, насекомоядные, яйца птиц и личинки насекомых) и падаль. Соотношение растительной и животной пищи разнится в зависимости от сезона и природных условий. Кабаны национального парка Уджунг-Кулон на острове Ява живут в основном за счёт вегетарианской плодоядной диеты, включающей около 50 различных видов фруктов. Кабаны, проживающие в дельте Волги и близ водоёмов Казахстана, употребляют довольно много рыбы, включая карпа и воблу, а также мелкой птицы и грызунов.

50-килограмовому кабану требуется около 4000-4500 калорий в сутки. В сутки кабан может потреблять от 3 до 6 кг корма, в среднем добывая из лесной подстилки или почвы около 2/3 своего пропитания. Взрыхляя значительные площади земли, кабаны способствуют заделке семян, а тем самым возобновлению древесных пород; кроме того, они поедают лесных вредителей, например сосновую пяденицу, а также майских жуков. Однако в голодные года они могут посещать поля картофеля, репы, зерновых, принося вред сельскому хозяйству, особенно тем, что разрывают и вытаптывают посевы. Они часто портят и молодые деревья. Изредка кабаны нападают на птиц и зайцеобразных, очень редко — и на довольно крупных животных, больных или раненых, например, ланей, косуль, даже оленей, убивают и поедают их.

Кабаны устойчивы к ряду ядовитых растений, а также имеют мутацию никотинового ацетилхолинового рецептора, защищающую их от змеиного яда. Помимо кабанов, модификации со сходным эффектом имеют только три млекопитающие — медоеды, настоящие ежи и мангустовые.

Охота на кабана

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Охота на кабана сопряжена со значительной опасностью, так как они нередко бросаются на охотников, причём самцы — «секачи» наносят рваные раны своими мощными клыками; самки же, у которых клыки менее развиты, чем у самцов, сбивают неосторожных охотников с ног и бьют их передними копытами. Поэтому при загонной охоте на кабана иногда устраивают для охотников невысокие платформы, с которых кабаны, вследствие неподвижности своей шеи, не могут сбросить охотника. Когда кабан бросается, лучше всего отскочить перед самим животным в сторону, так как кабан, пронесшись мимо, редко возвращается обратно для нового нападения. Опаснее всего старые кабаны, держащиеся в одиночку, а потому и называемые одинцами. У старых секачей образуется на спине и по бокам что-то вроде брони из смеси смолы с шерстью кабана. Во время гона эта броня (калкан) предохраняет бока животного от ударов клыков другого самца во время драки за самку.

Ночью кабана подкарауливают на засеянных полях, куда они выходят кормиться. В азиатской части бывшего СССР, где кабаны водятся не только в лесах, но и в камышах, на них охотятся верхом, преследуя выпугнутых из камышей животных и стреляя их на всем скаку. Гонят дикого кабана окриками : «Ач-ач!».

Помимо загонной (облавной) охоты на кабанов достаточно распространены следующие:

• охота из засидки;
• охота на кабана из-под собак с подхода;
• охота с вышки (лабаза) у подкормки;
• охота скрадыванием без собаки.

На кабанов охотятся с притравленными на них собаками (лайками, гончими и другими породами с примесью гончей крови). В России на кабана идут преимущественно с лайками. Эта порода собак обладает врожденной злобой к диким кабанам, выносливостью, ловкостью и осторожностью. Лайки отлично понимают свою роль на охоте и беспрекословно подчиняются хозяину. Однако иногда для загона используют и других собак: ягдтерьеров, дратхааров и курцхааров.

Достаточно распространена охота на кабана с вышек (лабазов), где животных поджидают у специально подготовленной подкормочной площадки. На такой охоте многое зависит от меткости стрелка.

Очень важно знать куда стрелять зверя. Убойными местами кабана являются головной и спинной мозг, сердце, шея. Место, по которому будет стрелять охотник, должно определяться не только из соображений сохранения трофея, но и безопасности. Кабан очень крепок «на рану», например, при ранении в живот зверь может запросто преодолеть расстояние в несколько километров, а при попадании в сердце вепрь может пройти около 100 метров. В этот момент разъяренный кабан может жестоко отомстить своим обидчикам и охотникам нужно быть очень осторожными.

В геральдике

Кабан, вепрь — эмблема мужества и неустрашимости, почти всегда изображается чёрного цвета и в профиль.

Иногда представляется одна кабанья голова (фр. la hure); причём при описании отдельно обозначается цвет глаз и клыков животного (фр. les defenses).

Белый кабан являлся нагрудной эмблемой Ричарда III. На его коронацию в 1483 году было заказано 13 000 таких значков. По этой причине противники называли Ричарда «кабаном» или «боровом». После поражения короля в битве при Босворте владельцы гостиниц сменили эмблему белого кабана на синего.

Также вепрь выступает на гербах многих муниципалитетов (общин и городов) стран Европы.

В культуре и мифологии

• Эриманфский вепрь
• Хильдисвини
• Сехримнир
• Гуллинбурсти
• Вараха, Калки
• Вепрь Ы

См. также

• Хогзилла — гигантский метис дикого кабана и домашней свиньи.
• Кабаний меч
• Кабанье копьё

Литература

• Кабан, дикая свинья // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Вавилов М. П. Охота в России во всех её видах. — М.: Типография Ф. Иогансон, 1873. — 224 с.
• Черкасов А. Записки охотника Восточной Сибири (1856—1863). Издание 1-е. — СПб.: Изд-во С. В. Звонарева, 1867. — 707 с. (Черкасов А. А. Записки охотника восточной сибири. — М.: Издательство: Физкультура и спорт, 1990. — 575 c.)
• кн. А. Урусов, «Облавные охоты на копытчатых зверей» («Природа и Охота», 1883 IV), Верненский Гражданин (Б. Карпов), «Мантык — истребитель тигров» (там же, 1880 X)
• Marsan A., Mattioli S.  Il Cinghiale. — Gavi: Il Piviere, 2013. — 146 p. — (Fauna selvatica. Biologia e gestione). — ISBN 978-88-96348-178.

Ссылки

• [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?Mammals/260.html Позвоночные животные России: Кабан]
• [kaban.info Информация про дикого кабана]
• [www.hunting.ru/articles/view/56352/ Охота на кабана] Сибирский охотник

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Кабан

– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.