Дикий, Андрей Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Иванович Дикий

Андрей Занкевич в 1956 году
Имя при рождении:

Андрей Иванович Занкевич

Псевдонимы:

Андрей Дикий

Дата рождения:

3 сентября 1893(1893-09-03)

Место рождения:

с. Гайворон, Конотопский уезд, Черниговская губерния, Российская империя

Дата смерти:

4 апреля 1977(1977-04-04) (83 года)

Место смерти:

Нью-Йорк, США

Род деятельности:

писатель, журналист, политический деятель

Андре́й Ива́нович Ди́кий (настоящая фамилия Занке́вич; 3 сентября 1893, с. Гайворон, Конотопский уезд, Черниговская губерния, Российская империя — 4 апреля 1977, Нью-Йорк, США) — русский писатель, белоэмигрант, политический деятель и журналист.

Во время Второй мировой войны добровольцем пошёл в Русскую освободительную армию, заместитель начальника отдела кадров Гражданского управления Комитета освобождения народов России[1].





Биография

Андрей Занкевич родился в дворянской семье в родовом имении, которое находилось в селе Гайворон (Черниговская область) Конотопского уезда Черниговской губернии. Отец его, Иван Занкевич, был предводителем дворянства Конотопского уезда. Мать — Зинаида Николаевна, в девичестве Кандыба.

После Октябрьской революции уехал в эмиграцию, некоторое время жил в Югославии[2], являлся активным деятелем антисоветского сообщества, членом Совета НТС[3]. Позднее обосновался в США, где публиковал статьи в газетах и журналах. Был сотрудником Толстовского фонда. В 1960 году вышел первый том его книги «Неизвращённая история Украины-Руси», в которой были подробно рассмотрены вопросы украинской истории с XVI века до Второй мировой войны.

Умер 4 апреля 1977 года в Толстовском фонде. Похоронен на кладбище Успенского женского Новодивеевский монастырь в Нанует, Нью-Йорк.

Оценка

По мнению ряда историков, сочинения Дикого, посвящённые вопросу роли евреев в установлении большевизма, носят антисемитский характер[4][5]. Так публицист Семён Резник в книге «Мифология ненависти» охарактеризовал его как «последыша нацистов» и «автора по-своему классического антисемитского фолианта „Евреи в России и СССР“»[6]. Доктор исторических наук Ирина Левинская называет его «патологическим антисемитом»[7].

Данные по национальному составу правительства Советской России и его репрессивных органов, опубликованные А. Диким в его работе «Евреи в России и СССР»[8] и призванные свидетельствовать о засилии евреев в руководстве послереволюционной России, широко использовались А. И. Солженицыным в его книге «200 лет вместе»[9]. Автор книги «Евреи в КГБ» Вадим Абрамов указывает на целый ряд некорректных сведений, которые Солженицын взял без всякой проверки из сочинений Дикого[10].

Л. В. Богачёва в своей диссертации называет книгу Дикого «Неизвращённая история Украины-Руси» важной вехой в сохранении культурных традиций национальной самобытности Малороссии в трудах русской эмиграции,[11][уточнить] схожую оценку труду Дикого даёт в своей кандидатской диссертации историк А. С Пученков[12][уточнить].

Труды

  • [www.ukrstor.com/dikij Неизвращённая история Украины-Руси: В 2 томах. Нью-Йорк.]
  • [www.pseudology.org/ADyliyEvrei/ Евреи в России и СССР: Исторический очерк. Нью-Йорк, 1967.]
  • [www.pseudology.org/ADikiyDialog/index.htm Русско-еврейский диалог.]

Напишите отзыв о статье "Дикий, Андрей Иванович"

Примечания

  1. [www.tez-rus.net/ViewGood39212.html Русские в Северной Америке]. Е. А. Александров. Хэмден (США)-Сан-Франциско (США)-Санкт-Петербург (Россия), 2005
  2. [ntsrs.ru/szd.htm НТС и наследие русской эмиграции]
  3. [ntsrs.ru/content/z-spisok-chlenov-nts Список всех членов НТС с 1930 по 1996 гг.]
  4. В. Ю. Дашевский. [www.alefmagazine.com/pub1830.html Древние предрассудки и современный антисемитизм (о книге С. Е. Резника «Мифология ненависти», М., 2008).]
  5. Дмитрий Верхотуров. [www.lebed.com/2003/art3563.htm ПОСОБИЕ ДЛЯ АНТИСЕМИТОИСКАТЕЛЯ]. Лебедь, № 350 (23 ноября 2003 г.). Проверено 24 июля 2013. [www.webcitation.org/6J1UlBcrV Архивировано из первоисточника 21 августа 2013].
  6. Резник С. Е. Антисемитизм - ровесник цивилизации // [berkovich-zametki.com/2006/Zametki/Nomer10/SReznik1.htm Мифология ненависти. Об антисемитизме - для всех]. — М.: Московское бюро по правам человека, 2008. — 99 с.
  7. Левинская И. А. Предисловие // Антисемитизм в древнем мире. Попытки объяснения его в науке и его причины. — М.: Мосты культуры; Гешарим, 2009. — С. 9-10. — ISBN 978-5-93273-293-8.
  8. [www.russia-talk.org/cd-history/gov.htm Евреи в государственных учреждениях и центральных комитетах партийных организаций]
  9. [www.sem40.ru/evroplanet/history/17983/ М. Лейбельман, «Чекисты = евреи? Мифы Александра Солженицына»]: «Очень многое из книг Дикого перекочевало в двухтомник „Двести лет вместе“. Солженицын переписывал без всякой проверки, чем нарушил незыблемое правило любого исследователя».
  10. Абрамов В. «Когда б вы знали, из какого ссора», или откуда черпал свои знания Александр Исаевич // Евреи в КГБ. Палачи и жертвы. — М.: Эксмо, 2005. — (Лубянка. Открытые архивы). — ISBN 5-699-13762-9.
  11. Богачёва Л. В. Культурные традиции как ресурс сохранения и поддержания национально-культурной самобытности: На материалах Малороссии второй половины XVII-XVIII вв. М., 2006
  12. Пученков А. С. Национальный вопрос в идеологии и политике южнорусского Белого движения в годы Гражданской войны. 1917-1919 гг. СПб., 2005

Ссылки

  • [www.pseudology.org/people/Diky_Andrey.htm Андрей Иванович Занкевич — Андрей Дикий.]

Отрывок, характеризующий Дикий, Андрей Иванович

– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]