Диков, Иван Михайлович

Иван Михайлович Диков
Дата рождения	17 июля 1833(1833-07-17)
Место рождения	Российская империя
Дата смерти	13 сентября 1914(1914-09-13) (81 год)
Место смерти	Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Российский Императорский флот
Годы службы	1854—1909
Звание	адмирал генерал-адъютант
Командовал	пароход «Прут» фрегат «Дмитрий Донской»
Сражения/войны	Крымская война
Награды и премии

Ива́н Миха́йлович Дико́в (17 июля 1833 — 1914) — русский адмирал (1905), генерал-адъютант (1906), морской министр (1907—1909).

Биография

22 мая 1854 года поступил в Школу флотских юнкеров Черноморского флота.

На корабле «Двенадцать Апостолов» плавал в Чёрном море и с 9 сентября по 6 октября находился в составе Севастопольского гарнизона, участвуя в действиях против англо-французов. 5 октября награждён знаком отличия военного ордена Святого Георгия Победоносца за отличную храбрость и мужество. Участвовал Севастопольской обороне, за которую награждён медалью. 3 сентября 1855 года переведен в Черноморскую гардемаринскую роту в чине гардемарина. 14 мая 1856 года произведен в чин мичмана. На шхуне «Опыт» плавал по Чёрному морю. В 1856—1857 годах на пароходе «Прут» плавал в том же море и за границей. В 1858—1861 годах на пароходах «Прут» и «Турок» и шхунах «Абин», «Псезуапе» и «Соук-Су» ежегодно плавал в Чёрном море, производя, по поручению Свиты Его Императорского Величества контр-адмирала Г. И. Бутакова и генерал-адъютанта Б. А. фон Глазенапа, магнитные наблюдения у берегов Крыма и Кавказа, а также у турецких берегов Чёрного моря. 9 июня 1861 года пожалован турецким орденом Меджидие 5-й степени. В 1861—1862 годах на корвете «Кречет» плавал у абхазских берегов Чёрного моря, при чём с 12 февраля по 3 марта 1862 года, находился в крейсерстве между мысом Адлер и рекой Туабсе, участвовал в разбитии 12 кочерм и строений, служивших убежищем для горцев прибрежных саклей, и завалов. 17 апреля 1862 года произведен в чин лейтенанта. 21 октября 1863 года награждён орденом Святого Станислава 3-й степени. В 1864 году на корвете «Кречет», находившемся в составе судов эскадры контр-адмирала Дюгамеля, плавал по портам Чёрного моря и у абхазских берегов и участвовал 29 апреля во взятии укрепления Святого Духа. 1 августа 1865 года награждён орденом Святой Анны 3-й степени за труды, понесенные при перевозке морем войск и боевых припасов. 21 октября 1866 года награждён за покорение Кавказа серебряной медалью и крестом «За службу на Кавказе». На императорской яхте «Тигр» плавал у восточных берегов и по портам Чёрного моря, состоя флаг-офицером при главном командире Николаевского порта генерал-адъютанте Б. А. фон Глазенапе. В 1868 году на корвете «Львица» плавал в качестве производителя работ по промеру Чёрного моря для прокладки электрического телеграфного кабеля. 1 января 1869 года награждён орденом Святого Станислава 2-й степени. На пароходе «Казбек» плавал в Чёрном море для указания пути при укладке англо-индийской компанией телеграфного кабеля. Затем состоял запасным членом военно-морского суда Николаевского порта. 23 февраля 1870 года назначен командиром парохода «Прут», на котором плавал в Чёрном и Азовском морях. 1 января 1871 года назначен помощником директора маяков и лоций в Чёрном и Азовском морях. 1 января 1872 года произведен в чин капитан-лейтенанта. 8 апреля 1873 года награждён императорской короной к ордену Святого Станислава 2-й степени. 18 августа 1876 года назначен заведующим минной частью Черноморского флота.

Русско-турецкая война

В чине капитан-лейтенанта принимал участие в русско-турецкой войне 1877—1878 годов, командуя флотилией, которой поручено было открыть наступательные действия к Сулину. Пройдя 28 июля 1877 года из Одессы в Килийский рукав Дуная с пароходом «Опыт», двумя шхунами, двумя плавучими батареями (баржами) и четвёркой минных катеров, блестяще выполнил данное ему ответственное поручение. Ниже отряда был наведен бон, а соседние гирла, Георгиевское и Сулинское, заграждены минами после рекогносцировки, произведенной самим Диковым на рыбачьей лодке. Первое заграждение было привезено водой, при помощи «Опыта» и катеров, а все принадлежности второго доставлены сушей за пятнадцать вёрст. Дальнейшая разведка показала, что действовать против Сулина может только флотилия, поэтому отряд был усилен ещё пароходом, шхуной и тремя катерами.

Оборона Сулина состояла из трёх сухопутных батарей, двух броненосцев, бонов и подводных мин. План Дикова заключался в том, чтобы, пользуясь беспечностью турок, провести флотилию через заграждение к Сулину, поставить ближе к нему 2-е заграждение и, лишив турок возможности подойти к русским судам, открыть с них мортирный огонь. В его распоряжении имелось 90 подводных мин. По пути катерам приходилось поднимать старое заграждение, при этом один из катеров («Лейтенант Пущин») попал на мину и затонул. Несмотря на трудность предприятия, план Дикова был выполнен блестяще. Новое минное заграждение поставлено катерами в ночь на 27 сентября под картечным и ружейным огнём. Навстречу отряду вышли 2 турецких парохода. Когда шхуна «Ворон», на которой был Диков, завязала с ними перестрелку, один из пароходов наскочил на мину и затонул, а другой ушел, турецкий броненосец остался за боном. В ночь на 28 сентября заграждение было усилено, а 28-го по броненосцам открыт огонь и оба они подбиты. Дальнейшие действия у Сулина были остановлены приказанием об отступлении, и отряд вернулся обратно, поставив новое заграждение на 42-й миле Сулинского гирла. За это дело Диков был награждён орденом святого Георгия 4-й степени и произведен в капитаны 2-го ранга.

Карьера

В 1881—1885 годах Диков командовал учебным Черноморским минным отрядом, а в 1885—1887 годах — фрегатом «Дмитрий Донской», в 1888 году был произведен в контр-адмиралы, в 1894 году в вице-адмиралы и в 1905 в полные адмиралы. За это время Диков командовал 4 года практической эскадрой Чёрного моря. В 1897—1900 годах он состоял председателем Морского технического комитета и членом Адмиралтейств-совета. В 1905 году назначен председателем комиссии для всесторонего расследования морских боев 28 июля 1904 года и 14 мая 1905 года, а в 1906—1909 годах состоял членом Совета государственной обороны.

Морской министр

11 января 1907 года Диков занял пост морского министра, одновременно с его назначением морскому министру были предоставлены права главного начальника флота и морского ведомства, поручено непосредственное заведование личным составом, боевыми силами и строевой частью. Морским министром Диков пробыл всего 2 года, но деятельность его на этом посту была отмечена рядом важных мероприятий:

• значительно расширен доступ в морской корпус, куда до 1907 года принимались только дети военных моряков и потомственных дворян;
• изданы временные положения о судах вооружённого резерва, правила об аттестационных комиссиях в портах и новое положение о прохождении службы офицерами флота, которые разделены на строевой и береговой составы;
• была установлена классификация судов военого флота с разделением его на «действующий», 1-й и 2-й резервы;
• определены сроки службы судов в действующем флоте: для линейных кораблей и броненосных крейсеров — 10 лет, для крейсеров и минных судов — пока их элементы удовлетворяют требованиям;
• введено положение об управлении заводами морского ведомства, причём были выделены из состава Санкт-Петербургского порта судостроительные верфи, а в основу их управления положены коммерческие начала;
• в том же году издано положение о начальниках морских сил и опубликован наказ об управлении морскими командами.

В период состояния Дикова министром корабельные инженеры переименованы были в офицерские чины, и образованы 2 военно-морских кружка — в Петербурге и Севастополе. Министерство Дикова отмечено было неизменно благожелательным отношением его к плавающему флоту и нуждам личного состава, откровенным признанием непригодности старой системы управления морским ведомством, приведшей флот к поражениям 1904—1905 годов, и решимостью провести в жизнь необходимые флоту реформы. Не все начатые реформы могли были закончены в 2-летний период. 9 января 1909 года Диков был уволен по прошению от должности морского министра с оставлением членом Государственного Совета. В пожалованном ему Высочайшем рескрипте перечислялись заслуги Дикова на последнем посту, за которые Диков награждён бриллиантовыми знаками ордена святого Александра Невского.

Умер 13 сентября 1914 года в Петрограде. Похоронен во Владимирском соборе в Севастополе.

Ссылки

• [sevmb.com/about/smi/p_1_at211_id43/ Защитник Севастополя, морской министр России адмирал И. М. Диков] (рус.). Морская библиотека им. М. П. Лазарева (13 сентября 2009). Проверено 4 ноября 2013.

Литература

• Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XIX веке. — М.: «Наука», 1973. — 616 с.
• Волков С. В. Офицеры флота и морского ведомства: Опыт мартиролога. — М.: «Русский путь», 2004. — 559 с.
• Военная энциклопедия. — Спб.: Издательство И. Сытина, 1912. — Т. IX. — 322 с.
• Военная энциклопедия. — Спб.: Издательство И. Сытина, 1913. — Т. XVI. — 320 с.
• Гунаропуло С. А. Воспоминания старого моряка // Исторический вестник. — октябрь 1899. — Т. 78. — С. 82-112.
• Гидрография Черноморского флота: Исторический очерк. — Севастополь: б. и., 1984. — 352 с.
• Зубов Б. Н. Развитие кораблестроения на юге России. — Калининград: Кн. издательство, 1990. — 383 с.
• Известия по минному делу, издаваемые при морском техническом комитете. Выпуск 19. — Типография Морского министерства, 1887. — 176 с.
• История гидрографической службы Российского флота. — Спб.: ГУНиО МОРФ, 1996. — Т. 1. — 634 с.
• Коршунов Ю. Л. Торпеды Российского флота. — Спб.: «Гангут», 1998. — 332 с.
• Спиридонова И. К. Диков И. М. // Собор святого Равноапостольного князя Владимира — усыпальница выдающихся адмиралов Российского Императорского Флота. — Симферополь, 2004. — С. 181-185.
• Шацилло К. Ф. Русский империализм и развитие флота накануне I мировой войны. — М.: «Наука», 1968. — 367 с.

Отрывок, характеризующий Диков, Иван Михайлович

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.