Дикша

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Статья по тематике
Индуизм

История · Пантеон

Вайшнавизм  · Шиваизм  ·
Шактизм  · Смартизм

Дхарма · Артха · Кама
Мокша · Карма · Сансара
Йога · Бхакти · Майя
Пуджа · Мандир · Киртан

Веды · Упанишады
Рамаяна · Махабхарата
Бхагавадгита · Пураны
другие

Родственные темы

Индуизм по странам · Календарь · Праздники · Креационизм · Монотеизм · Атеизм · Обращение в индуизм · Аюрведа · Джьотиша

Портал «Индуизм»

Ди́кша (санскр. दीक्षा, dīkṣā IAST) — обряд посвящения в ученики в индуизме[1]. Является древней религиозной практикой основных направлений индуизма — вайшнавизма и шиваизма, где она рассматривается как абсолютно необходимое условие для достижения освобождения. Обряд дикши проводится гуру, который при этом передаёт ученику определённую мантру. Понятие дикши присутствует в буддизме, а также в джайнизме, где дикшу называют чаритра или маханибхишкраман. В индуизме считается, что дикша духовно очищает и освящает человека, преображая его личность.

В вайшнавизме дикша прежде всего выступает как посвящение в жизнь служения и преданности Богу, как возможность вступления в более близкие взаимоотношения с Богом через посредство гуру. Параллельно с этим, считается, что дикша даёт освобождение от значительной доли прошлых кармических реакций и способствует обретению духовного знания. В шиваизме, дикша рассматривается как абсолютно необходимое условие для достижения мокши.

Все течения сходятся на том, что правом посвящать в ученики может обладать только возвышенный и высококвалифицированный гуру, который, как правило, должен принадлежать к парампаре (цепи ученической преемственности) одной из авторитетных сампрадай индуизма и получить от своего гуру в парампаре право принимать учеников. Часто другими необходимыми требованиями является принадлежать к сословию брахманов или наличие брахманической инициации. Гуру обычно рассматривается как представитель Бога и ему оказывается соответствующее почтение. Кандидату на получение дикши обычно даётся испытательный период, в течение которого он погружается в изучение священных писаний и совершает другие духовные практики. После обряда дикши ученик получает новое духовное имя и священную мантру или мантры для повторения.

Существуют разные формы дикши: в некоторых течениях вайшнавизма обряды различаются в зависимости от кастовой принадлежности кандидата, а в шиваизме и тантризме принимаются во внимание природные наклонности и характер кандидата на получение дикши.

Другие виды дикши, такие как посвящение в монахи, включают в себя обет безбрачия, отказ от всей материальной собственности и всех мирских обязанностей, включая семейные узы. Подобное значение дикша имеет в джайнизме.

Значение дикши объясняется в различных священных писаниях индуизма. В «Хари-бхакти-виласе», авторства кришнаитского богослова Санатаны Госвами говорится:

Ошибки советника падают на царя, а грехи жены падают на мужа. Точно также духовный учитель забирает грехи ученика. В этом нет сомнения.

Основным результатом дикши является передача духовного знания. В «Вишну-ямала тантре» говорится:

Дикша, полученная от личности, которая осознала истину, является процессом, который даёт духовное знание и разрушает грехи.

Вайшнавская система панчаратрика требует прохождение процесса известного как самскара, который состоит из пяти стадий очищения:

Тапа, пундра, нама, мантра и яга; эти пять элементов составляют панча-самскару. Они являются причиной сильной преданности Господу Хари. Как бронза превращается в золото когда смешивается со ртутью в алхимическом процессе, точно также тот, кто надлежащим образом обучен и инициирован истинным духовным учителем, немедленно становится брахманом.


См. также

Напишите отзыв о статье "Дикша"

Примечания

  1. Дикша // Индуизм. Джайнизм. Сикхизм / Под общ. ред. М. Ф. Альбедиль и А. М. Дубянского. — М.: Республика, 1996. — С. 177—178. — ISBN 5-250-02557-9.

Ссылки

  • [vyasa.ru/books/ Библиотека ведической литературы]

Отрывок, характеризующий Дикша

– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.