Диллеи, Бруно

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бруно Диллеи
нем. Bruno Dilley
Дата рождения

29 августа 1913(1913-08-29)

Место рождения

Гумбиннен, Германия

Дата смерти

31 августа 1968(1968-08-31) (55 лет)

Место смерти

Ландсберг-ам-Лех, Германия

Принадлежность

Третий рейх Третий рейх (до 1945)
ФРГ ФРГ

Род войск

Люфтваффе
Бундеслюфтваффе

Годы службы

1935–1945
1956–1968

Звание

Майор (Люфтваффе)
Оберст-лейтенант

Часть

SG1, SG2 «Иммельман»

Сражения/войны

Вторая мировая война

Награды и премии

Бруно Диллеи (нем. Bruno Dilley; 29 августа 191331 августа 1968) — немецкий лётчик штурмовой авиации Люфтваффе времён Второй мировой войны. Совершил около 700 боевых вылетов. Диллеи вошёл в историю, как первый пилот Люфтваффе, сбросивший бомбу во Второй мировой войне. Награждён Рыцарским крестом Железного креста с Дубовыми листьями.





Биография

Бруно Диллеи родился 29 августа 1913 года в городе Гумбиннен в Восточной Пруссии. Окончив гимназию, Бруно поступил в высшую школу полиции города Потсдама. В 1935 году он перевёлся в звании лейтенанта в Люфтваффе. В августе 1938 года был назначен командиром в штурмовой авиагруппе 3./Sch.Gr.10, летал на биплане Hs-123. В ноябре 1938 года обер-лейтенант Диллеи был назначен командиром 3./StG160[К 1], начал летать на пикирующем бомбардировщике Ju-87B[1]. Бортрадистом-стрелком Диллеи стал обер-фельдфебель Эрнст Катхер, с которым он будет летать всю войну[2].

Первый боевой вылет во Второй мировой войне Диллеи совершил в 04:26 1 сентября 1939 года[3]. Целью его звена из трёх пикировщиков Ju-87B были польские пункты управления, расположенные на железнодорожной станции Диршау (Тчев). Перед пилотами стояла задача уничтожить управляющие кабели, протянутые поляками от Диршау к стратегически важному мосту через Вислу, который соединял Восточную Прус­сию с остальной территорией Рейха. По плану немецкого командования внезапный налёт должен был помешать полякам взорвать мост в первые минуты войны. Затем к мосту должна была прибыть наземная штурмовая группа и взять его под контроль[4]. Спустя 8 минут после вылета «Штуки» вышли к Тчеву и сбросили бомбы на свои цели. Пункты управления взрывом были уничтожены, электрические кабели повреждены и перерезаны. Однако, несмотря на успешное выполнение задания, польские сапёры всё же успели взорвать мост. Таким образом, лётчики Диллеи, Гренцель и Шиллер стали первыми пилотами Люфтваффе, совершившими боевую атаку в ходе Второй мировой войны[4]. Всего в Польше Диллеи совершил 24 боевых вылета[5].

В апреле-мае 1940 года Бруно Диллеи принимал участие в боевых действиях в Норвегии, в июне — во Франции. 13 августа во время атаки на английские корабли в Ла-Манше его Ju 87 был серьёзно повреждён[5].

В декабре 1940 года его I./StG1 была переброшена на аэродром Трапани на Сицилии[6]. В январе 1941 года Диллеи совершил первый вылет над Мальтой.

26 марта 1941 года самолёты штурмовой бригады StG1 были переброшены на Балканы. 7 апреля был подбит над Македонией. Совершив вынужденную посадку на вражеской территории, Диллеи и Катхеру удалось через несколько дней выйти к позициям немецких войск. С 19 мая 1941 года служил в Ливии[7].

16 октября 1941 года гауптман Диллеи был назначен на должность командира I./StG2 «Иммельман». 12 февраля 1942 года подбитый самолёт Диллеи совершил вынужденную посадку за линией фронта в районе Старой Руссы. Вместе со своим стрелком Эрнсто Катхером Диллеи в течение трёх суток по морозу добирались до расположения своих войск[К 2][5].

4 июня 1942 года гауптман Диллеи после 325 боевых вылетов был награждён Рыцарским Крестом[8]. В ходе боёв в СССР зимой 1942-1943 годов Диллеи был сбит ещё три раза, но всегда возвращался вместе с Катхером обратно в строй. После 600 боевых вылетов 12 января 1943 года Бруно Диллеи был награждён Рыцарским крестом Железного креста с Дубовыми листьями[9]. 23 апреля 1943 года его Ju-87D снова был сбит над Керченским полуостровом. Диллеи и Катхер выпрыгнули на парашютах, им удалось не попасть в плен и вернуться к своим.

1 сентября 1943 года майор Диллеи был назначен командиром StG101[К 3]. В октябре 1943 года назначен командиром лётной школы в Меце, после не принимал непосредственного участия в боях[10].

В 1956 году Диллеи вступил в только что созданное Бундеслюфтваффе. Был начальником авиашколы в Ландсберге, затем командиром оборонительного района в Реутлингене[10]. Бруно Диллеи скончался 31 августа 1968 года.

Награды

Напишите отзыв о статье "Диллеи, Бруно"

Комментарии

  1. 1 мая 1939 г. эскадра была переименована в StG1, в 1943 г. 1-я эскадра пикирующих бомбардировщиков была переименована в 1-ю эскадру непосредственной поддержки войск, сокращённо SG1.
  2. Температура воздуха в эти дни опустилась до -25°С[5].
  3. Сформирована 8 декабря 1942 г. в Вертхейме на основе 1-й авиашколы штурмовой авиации. 18 октября 1943 г. переименована в SG103.

Примечания

  1. Obermaier, Ernst, 1976, p. 177.
  2. М.Зефиров, 2002, с. 297.
  3. С.Иванов, 2000, с. 2.
  4. 1 2 М.Зефиров, 2002, с. 298.
  5. 1 2 3 4 М.Зефиров, 2002, с. 300.
  6. Scherzer, Veit, 2007, p. 269.
  7. Thomas, Franz, 1997, p. 158.
  8. Patzwall, Klaus D.; Scherzer, Veit, 2001, p. 243.
  9. Fellgiebel, Walther-Peer, 2000, p. 65.
  10. 1 2 [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Personenregister/D/DilleyB.htm Dilley, Bruno] (нем.). Lexikon der Wehrmacht.

Литература

  • Зефиров М. Штурмовая авиация Люфтваффе. — Издательство АСТ, 2002. — 740 с. — ISBN 5-17-016415-7.
  • С.Иванов Асы Люфтваффе пилоты Bf 109 D/E 1939-41 // «Война в воздухе» : Журнал. — 2000. — № 5. — С. 2.
  • Brutting, Georg. Das waren die deutschen Stuka-Asse 1939 – 1945. — Stuttgart, Germany: Motorbuch, 1992. — ISBN 978-3-87943-433-6.
  • Fellgiebel, Walther-Peer. Die Trager des Ritterkreuzes des Eisernen Kreuzes 1939–1945. — Friedberg, Germany: Podzun-Pallas, 2000. — ISBN 978-3-7909-0284-6.
  • Obermaier, Ernst. Die Ritterkreuztrager der Luftwaffe 1939–1945 Band II Stuka- und Schlachtflieger. — Mainz, Germany: Verlag Dieter Hoffmann, 1976. — ISBN 978-3-87341-021-3.
  • Patzwall, Klaus D.; Scherzer, Veit. Das Deutsche Kreuz 1941 – 1945 Geschichte und Inhaber Band II. — Norderstedt, Germany: Verlag Klaus D. Patzwall, 2001. — ISBN 978-3-931533-45-8.
  • Scherzer, Veit. Die Ritterkreuzträger 1939–1945 Die Inhaber des Ritterkreuzes des Eisernen Kreuzes 1939 von Heer, Luftwaffe, Kriegsmarine, Waffen-SS, Volkssturm sowie mit Deutschland verbündeter Streitkräfte nach den Unterlagen des Bundesarchives. — Jena, Germany: Scherzers Militaer-Verlag, 2007. — ISBN 978-3-938845-17-2.
  • Thomas, Franz. Die Eichenlaubträger 1939–1945 Band 1: A–K. — Osnabrück, Germany: Biblio-Verlag, 1997. — ISBN 978-3-7648-2299-6.

Ссылки

  • [en.ww2awards.com/person/22545 World War 2 Awards.com] (англ.).
  • [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Personenregister/D/DilleyB.htm Lexikon der Wehrmacht] (нем.).

Отрывок, характеризующий Диллеи, Бруно

– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.