Диллон, Уэнтуорт

Уэнтуорт Диллон, 4-й граф Роскоммон (англ. Wentworth Dillon, 4th Earl of Roscommon; ок. 1630 — 18 января 1685) — английский поэт.

Происхождение и образование

Диллон родился в Ирландии приблизительно в 1630 году. Он был племянником Томаса Вентворта, 1-го графа Страффорда. Получил домашнее образование в резиденции своего дяди в Йоркшире, а также в Кане (Нормандия) и Риме.

Жизненный путь

После Реставрации Стюартов он вернулся в Англию, и был хорошо принят при дворе. В 1649 году он унаследовал графство Роскоммон, которое было создано в 1622 его прадедом, Джеймсом Диллоном, то есть актом парламента он был введён в права владения всеми землями, которыми его семья обладала до Английской революции. Будучи капитаном гвардии он проявил большую любовь к азатным играм, что, кажется, было его единственным недостатком. Тяжба с Джоном Робартсом, 1-м графом Раднор, по поводу его ирландских поместий вызвала необходимость присутствия Диллона в Ирландии, где он проявил свои деловые качества. По возвращении в Лондон он стал конюшим при дворе Анны Хайд, герцогини Йоркской. Он женился дважды: в 1662 году на леди Фрэнсис Бойл, вдове полковника Фрэнсиса Куртенэ, и в 1674 году на Изабелле Бойнтон.

Лорд Роскоммон умер 18 января 1685 года и был похоронен в Вестминстерском аббатстве 21 января 1685 года. Его титул перешёл к его дяде Кэри Диллону (англ. Carey Dillon; 1627—1689).

Литературная деятельность

Репутация Диллона как дидактического писателя и критика опирается на его английский перевод «Науки поэзии» Горация, выполненный белым стихом в 1680 году и его «Эссе о переводе стихов» вышедшем в 1684 году. Эссе впервые провозглашает те принципы языка поэзии, которые были полностью разработаны в царствование королевы Анны. Роскоммон был очень требователен к печатному слову и, в отличие от большинства своих современников, сам являлся образцовым автором. Александр Поуп, который, кажется, кое-чему научился из его тщательно сбалансированых фраз и правильного ритма его стихов, говорит, что «В эпоху Карла II, только Роскоммон может похвалиться тем, что его лавры остались незапятнанными». В своём «Эссе о критике» Поуп приводит список поэтов, которыми он восхищается, начиная с классической эпохи. Роскоммон является одним из двух британских поэтов, попавших в этот список (вторым был Уильям Уолш).

Роскоммон считал, что деградация литературы неизбежно приводит к падению морали в обществе. Он настаивал на том, что искренность и сочувствие к герою произведения являются важными качествами поэта. Эта его возвышенная концепция искусства сама по себе имеет немало достоинств. Кроме того, он был первым критиком, выразившим своё восхищение «Потерянным раем» Джона Мильтона. Роскоммон организовал малое литературное общество, которое он надеялся преобразовать в академию, наделённую властью формулировать правила языка и стиля. Но её влияние распространялось только на узкий круг людей, а после смерти Роскоммона она вовсе перестала существовать.

Ссылки

• Роскоммон, Вентворт // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Текст основан на статье [www.1911encyclopedia.org/Wentworth_Dillon,_4th_Earl_Of_Roscommon «Wentworth Dillon»] из 11-го издания Британской энциклопедии, вышедшего в свет в 1911 году и являющегося общественным достоянием.

Отрывок, характеризующий Диллон, Уэнтуорт

– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.