Диманштейн, Семён Маркович

Семён (Шимен) Маркович Диманштейн (21 марта 1886, Себеж, Витебская губерния (ныне Псковская область) — 25 августа 1938, Коммунарка) — российский революционер; советский коммунистический деятель. Председатель Центрального бюро Евсекции ВКП(б).

Биография

Учился в Любавичской иешиве; 18-и лет получил звание раввина.

В 1904 году в Вильне вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию, примкнув к большевикам. Боролся с Бундом.

Сослан в Сибирь в 1908, затем в эмиграции в Париже с 1913 года.

После Февральской революции 1917 года вернулся в Россию, работал в Риге в военной организации и редактировал газету «Окопная правда». После Октябрьской революции вошёл в коллегию Наркомтруда. В январе 1918 года был назначен главой новообразованного Еврейского комиссариата при Народном комиссариате по делам национальностей, возглавлявшийся тогда И. Сталиным. Член Коллегии Наркомнац (НКН) . (Коллегия: Н. Нариманов, М. Павлович, О. Карклин, Г. Бройдо, М. Гусейнов, А. Каменский, С. Пестковский.)

Издавал газету на идишe. Вскоре (1918) возглавил Евсекцию и приступил к ликвидации еврейских общин и организаций с заменой их на социалистические объединения.

Возглавлял компартию в Литве и Белоруссии. До 1930 года работал в Институте Национальностей — директор. Опубликовал несколько статей по еврейскому вопросу. в 1930-до конца 1931 гг. зам. Секретаря Совета Национальностей ЦИК Союза ССР.

С конца 1920-х был председателем центрального правления ОЗЕТа, принимал участие в организации Еврейской автономной области.

В 1930-х годах — редактор журнала «Революция и национальности».

С момента образования Всесоюзного Центрального Комитета Нового Алфавита, организовавшегося сразу же после Первого Всесоюзного Тюркологического Съезда в Баку (1926), вошел в состав его ЦК, был избран членом его Президиума, которым оставался вплоть до 1937 г. Совместно с академиком И. И. Мещаниновым, Д. Коркмасовым, А. И. Нухрат и академиком А. Н. Самойловичем состоял в редколлегии журнала: «Всесоюзного Центрального Комитета Нового алфавита (ВЦКНА)».

Член ВЦИК и ЦИК СССР. С 1929 и до конца 1931 г. зам. Секретаря Совета Национальностей при Президиуме ЦИК Союза ССР.

Как заместитель Секретаря Совета Национальностей принимал участие в работе исторического заседания 14-15 января 1931 г. — по заслушиванию Доклада Правительства Республики Дагестан (пред. Совнаркома Коркмасов) по случаю 10-летнего Юбилея «О хозяйственно-экономическом и культурном строительстве Республики». Выступая в прениях по докладу очень высокую оценку результатам деятельности и колоссальным достижениям Республики, которые, как он подчеркивал, «во многом стали возможными вследствие её самостоятельного развития»

За публикацию статей против коллективизации, которая была официальной линией партии, а также позицию, занимаемую им в отношении развития языков коренных народов и по вопросам дальнейших суверенитетов Республик, был снят со всех постов и предан суду и казнён. Также был обвинён в принадлежности к троцкистской оппозиции в СССР. Посмертно реабилитирован.

Сочинения

• Национальная политика Советской власти за два года. М. 1920.
• Прошлое и настоящее : Жизнь народов СССР. М.: Московский рабочий, 1924.
• Методы революционной и коммунистической пропаганды на Востоке // Жизнь национальностей. 1922. 26 апреля. С. 4.
• Очерк революционного движения среди еврейских масс / 1905. История революционного движения в отдельных очерках. Под ред. М.Н.Покровского. Т. 3. М., 1927. С. 114.
• Башкирия в 1918-1920 гг. // Пролетарская революция. 1928. № 5(76). С. 152.
• О меньшевистской платформе по национальному вопросу // Вестник Коммунистической академии. 1929. Кн. 34.
• 10 лет советской конституции. Партийное изд-во, 1933.
• За ленинско-сталинский интернационализм. Москва : Эмес, 1935.
• Еврейская автономная область - детище Октябрьской революции. Москва : "Дер эмес", 1936.
• Национальная политика Советской власти и Сталинская Конституция. Москва : Эмес, 1937.

Литература

• Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. — М., 2001.
• Евреи в Советской России (1917—1967). — Иер.: Библиотека-Алия, 1975.
• Идн ин ФССР (евреи в СССР, на идише, редактор Шимен Диманштейн). — М., 1935.
• Zvi Gitelman. Jewish Nationality and Soviet Politics: The Jewish Sections of the CPSU. — Princeton, 1972.

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/11433 Диманштейн Шим‘он] — статья из Электронной еврейской энциклопедии

Отрывок, характеризующий Диманштейн, Семён Маркович

– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.