Димитрий Ростовский

Димитрий Ростовский<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет-парсуна, начало XVIII в. (?)</td></tr>
Митрополит Ростовский и Ярославский
4 января 1702 — 28 октября 1709
Предшественник:	Иоасаф (Лазаревич)
Преемник:	Досифей (Глебов)
Митрополит Тобольский и всея Сибири
23 марта 1701 — 4 января 1702
Предшественник:	Игнатий (Римский-Корсаков)
Преемник:	Филофей (Лещинский)
Имя при рождении:	Данила Саввич Туптало
Канонизирован:	22 апреля 1757; Святейший правительствующий синод
Лик святости:	святитель
День памяти:	21 сентября (4 октября) — обретение мощей, 28 октября (10 ноября) — преставление, 23 мая (5 июня) в Соборе Ростово-Ярославских святых, 10 июня (23 июня) в Соборе Сибирских святых

Дими́трий Росто́вский (в миру Дани́ла Са́ввич Тупта́ло; 11 (21) декабря 1651, местечко Макаров, Киевский полк, Гетманщина — 28 октября (8 ноября) 1709, Ростов Великий, Ярославщина, Царство Русское) — епископ Русской православной церкви, митрополит Ростовский и Ярославский; духовный писатель, агиограф, проповедник, педагог. Основатель Ростовской грамматической школы, в которой наряду с грамматикой церковнославянского языка и богослужебными книгами изучались также древние языки (латинский и древнегреческий), философия и стихосложение.

В 1757 году Димитрий Ростовский прославлен в лике святых Православной Российской Церковью; память 21 сентября (4 октября) — обретение мощей, 28 октября (10 ноября) — преставление, 23 мая (5 июня) в Соборе Ростово-Ярославских святых, 10 июня (23 июня) в Соборе Сибирских святых.

Жизнеописание

Родился 11 (21) декабря 1651 в сотенном местечке Макарове Киевского полка в семье сотника Киевского полка Саввы Туптало.

Учился в Киево-Братской коллегии, ставшей впоследствии Киево-Могилянской академией. В 1668 году принял постриг в Киевском Кирилловском монастыре, где потом прожил семь лет. Весной 1669 года рукоположен во иеродиакона, а в июне 1675 года во иеромонаха и назначен проповедником в Чернигов. В этой должности Димитрий трудился до 1677 года и прославился многочисленными проповедями. Димитрий несколько лет путешествовал по монастырям Украины, год прожил в Слуцке в Преображенском монастыре, где был братским проповедником. Все эти годы он писал свой «Диарий» (записки на польском языке). В них он делал записи о событиях на Украине, в Польше и Москве, от которых зависела судьба Украины.

После возвращения на Украину Димитрий жил в Крупецком Николаевском монастыре (1679—1681 годы). В марте 1681 года возведён в сан игумена и назначен в Максаковский Преображенский монастырь. Позже был игуменом в Батуринском Николаевском монастыре. 26 октября (5 ноября) 1683 оставил игуменство и по приглашению Варлаама (Ясинского) переехал в Киев. С 23 апреля (3 мая) 1684 поселился в Киево-Печерском монастыре в котором получил послушание составлять жития святых. В 1686 году Киевская митрополия переходит из подчинения Константинопольского патриархата в состав Московского патриархата.

По поручению патриарха Адриана в поддержку Димитрию, работавшему в этот период над третьей книгой «Житий святых», оказывал архиепископ Иоанн (Максимович). В 1697 году он возвёл Димитрия в сан архимандрита и назначил настоятелем Елецкого Успенского монастыря, а в 1699 году перевёл настоятелем в Новгород-Северский Преображенский монастырь.

Царь Петр I 18 июня 1700 года шлёт указ Киевскому митрополиту Варлааму (Ясинскому), в котором требует прислать в Москву кандидатов из архимандритов и игуменов на Сибирскую архиерейскую кафедру. С такой же просьбой обратился к Варлааму и патриарх Адриан. 16 октября 1700 года патриарх Адриан умер, местоблюстителем патриаршего престола стал Рязанский митрополит Стефан (Яворский). Указом от 27 дек. 1700 г. царь Петр I назвал две кандидатуры на Сибирскую кафедру: Димитрия (Туптало) и Переяславского епископа Захарию (Корниловича) и велел им приехать в Москву не позднее первых чисел февраля 1701 года.

10 февраля 1701 года Димитрий переезжает в Москву как кандидат на Тобольскую кафедру, 8 марта он произнес приветственное слово Петру I, 23 марта Димитрий был хиротонисан во епископа с возведением в сан митрополита Тобольского и всея Сибири. После назначения почти год жил в Москве на Сибирском подворье в Чудовом монастыре. По причине болезни 4 января 1702 года указом Петра I святитель Димитрий был определен на Ростовскую митрополию. Прибыв в свою епархию Димитрий после молебна в Зачатьевской церкви Яковлевского монастыря определил там себе место погребения, сказав «се покой мой, зде вселюся во век века» (традиционным местом захоронения ростовских архиереев был кафедральный Успенский собор).

За время нахождения на ростовской кафедре Димитрий заботился о просвещении и нравственности населения, боролся с невежеством и пьянством, старообрядческим расколом и католицизмом. Им основано славяно-греческое училище с преподаванием греческого и латинского.

Как малороссиянин, Димитрий не мог быть знаком с расколом до тех пор, пока не стал управлять Ростовскою епархиею; здесь, увидевши всю силу зла, он решился вооружиться против него. «Окаянные последние времена наши! — писал Димитрий. — Святая церковь сильно стеснена, умалена, с одной стороны, от внешних гонителей, с другой — от внутренних раскольников. С трудом можно где найти истинного сына церкви; почти в каждом городе изобретается особая вера; простые мужики и бабы догматизуют и учат о вере»

Смерть и погребение

Скончался святитель Димитрий в 1709 году, в ночь на 28 октября через день после своего тезоименитства. Погребение состоялось только 25 ноября (6 декабря) 1709, оно откладывалось до приезда блюстителя патриаршего престола Стефана Яворского, который был другом святителя и обещал отпеть и похоронить его. Последняя воля митрополита Димитрия была исполнена — его погребли в Троицком соборе Яковлевского монастыря.

В могиле вопреки указанию Монастырского приказа устроить каменный склеп и сделать каменный гроб, был сооружён деревянный сруб. В деревянный гроб Димитрия положили черновики его незаконченных произведений. Над местом погребения установили деревянную гробницу.

Канонизация

В 1752 году над могилой святителя Димитрия осел чугунный пол. В ходе ремонта открылся повреждённый бревенчатый сруб и деревянный гроб митрополита, в котором и были обретены его нетленные мощи. Был извещён митрополит Pостовский Арсений (Мацеевич), который приехал в монастырь и лично освидетельствовал мощи, облачение и гроб. Для хранения мощей была устроена каменная гробница, а о случившемся было направлено донесение в Синод.

Об обретении мощей стало известно в народе, стали появляться рассказы об исцелениях при мощах Димитрия и по молитве к нему. Официальная канонизация произошла более чем через 4 года после обретения мощей после проверки их нетленности и исцелений, происходивших при обращении к Димитрию (императорским повелением в Ростов направлялся синодальный прапорщик Ф. И. Баранов для сбора сведений о совершённых при мощах исцелениях, а указом Синода — суздальский митрополит Сильвестр и архимандрит Московского Симонова монастыря Гавриил для вторичного освидетельствования мощей). Подлинное дело об обретении и открытии мощей святого Димитрия Ростовского хранится в РГИА. Ф. 796 (Канцелярия Синода). Оп. 33. № 222. В первый день Пасхи — 1 апреля 1757 года состоялось прославление митрополита Димитрия в лике святых, а день обретения мощей — 21 сентября, как и день кончины — 28 октября были объявлены днями празднования святому. Служба святителю Димитрию была составлена епископом Переяславским и Дмитровским Амвросием. К концу XVIII в. были созданы две краткие редакции Жития Димитрия Ростовского: одна, 1756 г., связана с именем того же епископа Амвросия, другая — с именем настоятеля Спасо-Иаковлевского монастыря Луки (создана между 1758 и 1763 г.), кроме того, две полные редакции: редакция Арсения Мацеевича (1757—1758 г.) и Синодальная редакция (1784 г.), написанная Я. А. Татищевым.

Митрополит Димитрий стал первым святым, канонизированным к общерусскому почитанию в синодальный период. Елизавета Петровна велела изготовить для мощей Димитрия серебряную раку и облачение из золотой парчи. Однако на самих торжествах в Ростове в 1763 году по случаю переложения мощей Димитрия в новую раку присутствовала уже Екатерина II.

Увековечивание памяти

В 1760 году в честь святителя была названа только что основанная Крепость святого Димитрия Ростовского, развившаяся впоследствии в г. Ростов-на-Дону.

В 1999 году в Ростове-на-Дону перед Собором Рождества Пресвятой Богородицы — кафедральным собором Ростовской и Новочеркасской епархии, установлен памятник Димитрию Ростовскому.

Литературное наследие

Димитрий прославился как плодотворный церковный автор — составитель сборников житий святых (наиболее известный, в четырёх книгах — «Четьи-Минеи»), проповедей, драм, стихов и песен, попавших, в частности, в Богогласник. Академик Д. С. Лихачев считал Димитрия Ростовского «последним писателем, который имел огромнейшее значение для всей православной Восточной и Южной Европы».

Известны и пьесы, написанные святителем. Тексты двух — «Рождественская драма» (т. н. «Ростовское действо») (поставлена впервые 24 декабря 1704 года и продолжает исполняться до сих пор) и «Успенская драма» (написана на Украине в конце XVII века для исполнения монахами и писцами в монастыре) сохранились до наших дней.

В последние годы своей жизни Димитрий, видя, что раскол начал приобретать силу в его епархии, взялся за проповедь и составление статей, объясняющих сущность раскола и обличавших его. Итогом этой деятельности стало написание доступным для простого народа языком сочинения против раскольников: «Розыск о раскольнической Брынской вере».

Четьи-Минеи

Работа над изданием Четьи-Минеи (Житий святых) была начата 6 мая 1684 года и продолжалась с перерывами в течение 20 лет. При написании своего произведения Димитрий пользовался готовыми Макарьевскими минеями, для этой цели последние привозили из Москвы; а Димитрий существенно сократил готовый сборник, и некоторые Жития святых переписал в своём изложении. Основными же источниками, для работы над переписанными Димитрием Житиями святых, были западные источники: латинский сборник монаха картезианца Лаврентия Сурия «De vitis sanctorum omnium nationum, ordinum et temporum» — 7 томов, 1573—1586 (латинская обработка Житий святых Симеона Метафраста), его же сочинение «De probatis sanctorum historiis»; вышедшие тома «Acta Sanctorum» («Деяния святых») в издании болландистов (к 1688 году вышли 18 томов с января по май); «Annales Ecclesiastici» («Церковные Анналы») кардинала Барония (в обработке Скарги); но особенно польский сборник житий иезуита Петра Скарги «Żywoty świętych» («Жития святых»). Влияние Скарги очень чувствуется в самом языке и стиле Житий святых, написанных Димитрием.

Димитрий осознавал, что имеющиеся у него материалы имели разную степень достоверности в качестве источников и поэтому многое из них он не вносил в свой сборник.

Четьи-Минеи написаны Димитрием в четырёх книгах, содержащих жития за три месяца, и начинаются согласно церковному календарю с сентября месяца.

• Первая книга — 1689 год и напечатана в Киеве;

После написания первой книги, работа была остановлена; в свою книгу Димитрий внёс католическое учение о Непорочном Зачатии Девы Марии, которое в Православной церкви считается еретическим, кроме того, назвал Августина и Иеронима святыми (до этого времени последние таковыми не являлись в Православии, а назывались лишь блаженными). Данные факты заметил Московский патриарх Иоаким, который запретил Димитрию печатать готовые Жития. 21 июня 1689 году Димитрий отправляется в Москву, вместе с гетманом Иваном Мазепою. Здесь 25 августа 1689 года Димитрий преподносит государям, Иоанну и Петру, один экземпляр жи­тий святых; подарок был принят благо­склонно и вызвал ответный дар, в виде двух роскошных лисьих мехов. После чего листы с замеченными неправославными мнениями из первого тома были выдраны.

После смерти патриарха Иоакима патриарх Адриан поощрил дальнейшее составлений житий на весь год своей грамотой и деньгами, дал Димитрию 10 рублей;

• Вторая книга — окончена в 1690 году, напечатана в 1695 году.
• Третья книга — 1700 год, после её печати Димитрий написал небольшую книгу «Мартиролог вкратце», поместив в неё в сокращенном виде жития святых за год;
• Четвёртая книга — 9 февраля 1705 года.

Четьи-Минеи Димитрия Ростовского выдержали множество изданий и стали самым любимым житийным сборником в России, который после Евангелия, имел огромное влияние на верующее русское общество. Достоевский писал:

...по всей земле русской… распространен дух Четьи-Минеи… потому что есть чрезвычайно много рассказчиков и рассказчиц о житиях святых. Рассказывают они из Четьи-Минеи прекрасно, точно, не вставляя ни единого лишнего слова от себя, и их заслушиваются… Я сам в детстве слышал такие рассказы… Слышал я потом эти рассказы даже в острогах у разбойников, и разбойники слушали и воздыхали… В этих рассказах заключается для русского народа… нечто покаянное и очистительное.

— Ф.М. Достоевский «О безошибочном знании необразованным и безграмотным русским народом главнейшей сущности Восточного вопроса»

Четьи-Минеи стали источником вдохновения и для А. С. Пушкина — на основе житий святых Николая Салоса Псковского и Иоанна Большого Колпака поэт создаёт образ юродивого в трагедии «Борис Годунов», а неоконченная поэма «Монах» была основана на житии Иоанна Новгородского.

Труды

• [ru.wikisource.org/wiki/Жития_святых_(Димитрий_Ростовский) Четьи Минеи (Жития святых);]
• Летопись иже во святых отца нашего Димитрия митрополита Ростовскаго чудотворца, сказующая деяния от начала миробытия до рождества Христова,: Собранная из божественнаго писания, из различных хронографов и историографов греческих, славенских, римских, польских, еврейских и иных. [dlib.rsl.ru/viewer/01004095363#?page=1 Часть 1] [dlib.rsl.ru/viewer/01004095386#?page=1 Часть 2]
• [azbyka.ru/otechnik/?Dmitrij_Rostovskij/alfavit Алфавит духовный];
• Духовное врачество против хульных помыслов, Врачество духовное на смущение помыслов от различных книг отеческих;
• Утешение человеку в скорби, беде и гонении;
• [azbyka.ru/otechnik/?Dmitrij_Rostovskij/zertsalo-pravoslavnogo-ispovedanija Зерцало православного исповедания];
• [www.golden-ship.ru/load/nastavlenija/tvorenija/27-1-0-485 Генеральное исповедание грехов, произносимое кающимся пред иереем;]
• Благодарственное страстей Христовых воспоминание и молитвенное размышление, паче оных молитв зело полезное, еже должно во все пятки совершати;
• О исповедании грехов и святом причащении;
• Молитва исповедания к Богу от человека, полагающего спасения начало;
• Плач на погребение Христово;
• [dlib.rsl.ru/viewer/01004092137#?page=1 Розыск о раскольнической Брынской вере];
• Апология во утоление печали человека, сущего в беде, гонении и озлоблении;
• Краткие богомысленные размышления;
• [azbyka.ru/otechnik/?Dmitrij_Rostovskij/runo-oroshennoe Руно орошенное].
• [azbyka.ru/molitvoslov/pyatochislennye-molitvy.html Пяточисленные молитвы]
• [azbyka.ru/otechnik/?Dmitrij_Rostovskij/psaltir-bozhiej-materi Псалтирь Божией Матери]

Литература

Список произведений

• Сочинения святого Димитрия, митрополита Ростовского: В 5 томах. — М.: В Синодальной Тип.
  • Том первый, содержащий в себе разные небольшие сего Святителя творения, с присовокуплением жития его и келейных записок. — 6-е изд. — 1839. — VI, 525 с.
  • Том второй, содержащий в себе поучения на Воскресные дни. — 6-е изд. — 1840. — III, 694 с.
  • Том третий, содержащий в себе Поучения на разные праздничные дни. — 6-е изд. — 1840. — III, 640 с.
  • Часть четвёртая, содержащая в себе Летопись, сказующую деяния от начала мира бытия до Рождества Христова. — 7-е изд. — 1849.
  • Том пятый, содержащий в себе: Зерцало православного исповедания, Краткое Христианское нравоучение и Разные слова. — 4-е изд. — 1835. — 146 с.

Библиография

• [www.biblioteka3.ru/biblioteka/pravoslavnaja-bogoslovskaja-jenciklopedija/tom-4/dimitrij-rostovskij.html Св. Димитрий митрополит Ростовский] // Православная Богословская Энциклопедия. Том 4. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу «Странник» за 1903 г.
• Зеленина Я. Э. [www.pravenc.ru/text/178011.html Димитрий (Туптало)] // Православная энциклопедия. Том XV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. — С. 8-30. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-026-4
• Зубов В. П. Русские проповедники: Очерки по истории русской проповеди. — Эдиториал УРСС, 2001. — 232 с. — ISBN 5-8360-0292-4..
• Мельник А. Г. [www.academia.edu/15261700 Житийная икона Димитрия Ростовского] // Книжная культура Ярославского края-2011. — Ярославль, 2012. — С. 5-12. — ISBN 978-5-91637-019-5.
• Мельник А. Г. [www.academia.edu/15440757 Когда был крещен св. Димитрий Ростовский?] // Святитель Димитрий, митрополит Ростовский: исследования и материалы. — Ростов, 2008. — С. 183-186.
• Мельник А. Г. [www.academia.edu/9310380 Уникальная икона Димитрия Ростовского] // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. — 2001. - № 1 (3). — С. 89-96. — ISBN 978-5-91637-019-5.
• Пархоменко Н. В. Портреты свт. Димитрия Ростовского и его отца Саввы Туптало в собрании Национального художественного музея Украины // Святитель Димитрий, митрополит Ростовский: исследования и материалы. — Ростов, 2008. — С. 387-397.
• Федотова М. А. Житие, почитание и прижизненные чудеса св. Димитрия Ростовского // Святитель Димитрий, митрополит Ростовский: исследования и материалы. — Ростов, 2008. — С. 273-310.
• Федотова М. А. Источники Жития Димитрия Ростовского // Русская агиография: Исследования. Материалы. Публикации. Том 2. — СПб.: Пушкинский Дом, 2011. — С. 180-222. — ISBN 978-5-91476-035-6.
• Шляпкин И. А. [commons.wikimedia.org/wiki/File:Sv._Dimitry_Rostovsky_i_ego_vremy.pdf Св. Димитрий Ростовский и его время (1651-1709)]. — СПб., 1891.

Отрывок, характеризующий Димитрий Ростовский

Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.