Димитрий (патриарх Константинопольский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Патриарх Димитрий І
Πατριάρχης Δημήτριος
231-й Архиепископ Константинополя — Нового Рима и Вселенский Патриарх
16 июля 1972 — 2 октября 1991
Церковь: Константинопольский патриархат
Предшественник: Афинагор
Преемник: Варфоломей
Митрополит Имврийский и Тенедский
15 февраля — 16 июля 1972
Церковь: Константинопольский патриархат
Предшественник: Николай (Кутрумпис)
Преемник: Фотий (Савваидис)
 
Имя при рождении: Димитриос Пападопулос
Оригинал имени
при рождении:
Δημήτριος Παπαδόπουλος
Рождение: 8 сентября 1914(1914-09-08)
Константинополь Османская империя
Смерть: 2 октября 1991(1991-10-02) (77 лет)
Стамбул Турция
Принятие священного сана: 1942 год
Епископская хиротония: 1964 год

Патриарх Дими́трий (греч. Πατριάρχης Δημήτριος; в миру Дими́триос Пападо́пулос, греч. Δημήτριος Παπαδόπουλος; 8 сентября 1914, Константинополь, Османская империя — 2 октября 1991, Стамбул, Турция) — 231-й Архиепископ Константинополя — Нового Рима и Вселенский Патриарх; с 1972 по 1991 годы — предстоятель Константинопольской Православной Церкви. Считался умеренно либеральным богословом.



Биография

После обучения во французском лицее в Галате в Константинополе, поступил в Богословскую школу на острове Халки[1].

В 1942 году был рукоположён в священники и несколько лет служил руководителем прихода в северной Греции. Позднее был назначен священником малой общины в Тегеране[1].

23 июля 1964 года был избран был епископом Элейским, викарием Константинпольской архиепископии. 9 августа в церкви святого Димитрия в Татавле состоялась его епископская хиротония, которую совершили: Митрополит Илиопольский и Фирский Мелитон (Хадзис), митрополит Родопольский Иероним (Константинидис), митрополит Милетский Емилиан (Цакопулос).

15 февраля 1972 года избран митрополитом Имврийским и Тинедоским.

Имврос (турецкое название Гёкчеада) и Тенедос (турецкое название Бозджаада) — двух острова в Эгейском море, принадлежащие Турции, на которых проживала греческая община (для сравнения: в 1975 году на Имвросе проживало 1540 греков, к 2000 году их численность уменьшилась до 254)[1].

16 июля 1972 года в Стамбуле, Синодом был избран на патриарший престол, по смерти Патриарха Афинагора I. До избрания, считался наименее вероятным из трёх кандидатов на святой престол, но получил 12 из 15 возможных голосов Священного Синода Константинопольской Православной Церкви. Турецкое правительство играло важную роль в трёхдневных выборах, отказываясь внести в список кандидатов двух наиболее выдающихся митрополитов — Мелитона (Хадзиса), секретаря Священного Синода и архиепископа Северной и Южной Америки Иакова (Кукузиса)[1].

30 ноября 1979 года папа Иоанн Павел II и Константинопольский Патриарх Димитрий I объявили при согласии всех Поместных Православных Церквей о создании Смешанной международной комиссии по богословскому диалогу между католической и православными Церквами[2].

В 1983 году учредил Швейцарскую митрополию и открыл Патриарший центр в Шамбези близ Женевы.

Во второй половине августа 1987 года посетил Советский Союз с визитом в Русскую («официальный ответный визит Патриарху Московскому и всея Руси Пимену»[3]) и Грузинскую церкви, встречался с руководством Московского Патриархата; посетил ряд советских городов, в том числе Ленинград, Львов, Тбилиси. Его визит явился первым со стороны Константинопольского патриарха посещением Русской Церкви (Московского Патриархата) с 1589 года (посещение Москвы Иеремией II)[3].

Патриарх Димитрий также посетил предстоятелей православных церквей в Греции, Югославии, Румынии, Польше и Болгарии. Посетил папу Иоанна Павла II в Ватикане и принимал участие во встречах с Мировой Советом Церквей в Женеве и с англиканской архиепископом Кентерберийским в Лондоне[1].

В 1990 году он стал первым Константинопольским патриархом который посетил западное полушарие, когда он председательствовал в конгрессе церковных и светских лидеров в Вашингтоне, где он был принят президентом страны Джорджем Бушем-старшим. Патриарх Димитрий призвал к единству разделённых православных церквей в США[1].

Скончался 2 октября 1991 года в отделении интенсивной терапии американской больницы в Стамбуле, где он находился после инфаркта миокарда с 30 сентября 1991 года. Доктор Франк Турнаоглу, который отвечал за патриарха, говорил что у патриарха произошёл второй инфаркт, он перешёл в состояние шока и умер от остановки сердца[1].

Напишите отзыв о статье "Димитрий (патриарх Константинопольский)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 [spbda.ru/publications/arhimandrit-avgustin-nikitin-konstantinopolskiy-patriarhat/ Архимандрит Августин (Никитин). Константинопольский Патриархат | Санкт-Петербургская Духовная Академия]
  2. [www.pravenc.ru/text/171923.html Диалоги Богословские Русской Православной Церкви]
  3. 1 2 ЖМП. 1987, № 12, стр. 19.

Ссылки

  • [www.pravenc.ru/text/178181.html ДИМИТРИЙ I]

Отрывок, характеризующий Димитрий (патриарх Константинопольский)

– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.