Димич, Нада

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Нада Димич
Род деятельности:

участница партизанского отряда

Место рождения:

Дивосело, Королевство Югославия

Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

На́да Ди́мич (серб. Нада Димић; 6 сентября 1923, Дивосело — 21 марта 1942, Стара-Градишка) — югославская партизанка, участница Народно-освободительной борьбы в Югославии, Народный герой Югославии.



Биография

Нада Димич родилась в селе Дивосело[1] под Госпичем, окончила там среднюю школу, после чего училась в Академии торговли в Земуне, где успела проучиться один год. В 1938 году вступила в Союз коммунистической молодёжи Югославии, а в 1940-м стала членом Коммунистической партии. Вела революционную деятельность в Белграде, Земуне, Сисаке.

В июне 1941 года Нада Димич вступила в Сисакский партизанский отряд, дислоцировавшимся в Брезовицах, став первой женщиной отряда[2]. Она участвовала в диверсиях на линии Загреб—Сисак, а в лесах Шикара отвечала за технику в окружном комитете Коммунистической партии Хорватии по Сисаку, тиражировала пропагандистские материалы. В июле 1941 года была прервана связь между партийными организациями города и отряда, и Наде Димич была поставлена задача восстановить её. Во время выполнения этого задания она была схвачена усташскими агентами и помещена в загребскую тюрьму. Однако, с помощью загребских коммунистов ей удалось бежать в Кордун, на Петрову гору. Там была поставлена задача отправляться в Карловац, встретиться с местной партийной организацией и членом Центрального комитета Коммунистической партии Хорватии Йосипом Крашем. В октябре того же года Димич стала членом Окружного комитета КПХ по Карловацу. Среди прочего, она занималась поддержкой связи между Карловацом и Кордуном. Она принимала участие в разработке плана по освобождению партизана Марияна Чавича из больницы Карловаца, где он находился в усташском плену. Операцию проводил отряд Вечеслава Холеваца, состоящий из 23 человек. Несмотря на то, что освободить Чавича не удалось (к тому моменту он был уже переведён из больницы), операция нанесла серьёзный ущерб репутации оккупационных властей.

В декабре Нада Димич была вновь арестована усташской полицией. Сначала она содержалась в Карловаце, потом на Савской цесте в Загребе. Девушка подвергалась жестоким пыткам, но не сообщила даже своего имени. В конечном итоге, она была переведена в концентрационный лагерь Стара Градишка. После пыток её состояние было очень плохим и её поддерживали товарищи по партии. Из-за плохих условий содержания Нада заболела тифом и переведена в больницу «Доктор Гавро», где и была расстреляна предположительно 20 марта 1942 года.

Указом президента Югославии Иосипа Броз Тито от 7 июля 1951 года Наде Димич было присвоено звание Народного героя Югославии.

Нада Димич стала символом мужества, смелости и самопожертвования. В её честь была названа одна из улиц Земуна, бывшая торговая академия, в которой она училась (ныне — Средняя экономическая школа) и завод в Загребе[3].

18 марта 2012 года на мемориальной площади Ясеновац состоялся круглый стол «Нада Димич в культурной памяти», посвящённый 70-й годовщине её гибели[2].

Напишите отзыв о статье "Димич, Нада"

Примечания

  1. В настоящее время село необитаемо.
  2. 1 2 [www.banija.rs/cir/novosti/3775.html Нада Димић у култури сјећања] (серб.). Баниjа Онлине (26 марта 2012). Проверено 28 апреля 2012. [www.webcitation.org/69BeR21XG Архивировано из первоисточника 16 июля 2012].
  3. Tanja Molvarec. [www.zagrebancija.com/hr-aktualnosti/foto--hns-ovci-ispred-tvornice-nada-dimic_303442 FOTO: HNS-ovci ispred tvornice Nada Dimić] (хорв.) (1 мая 2010). Проверено 13 января 2012.

Литература

  • Народни хероји Југославије. — Београд: Младост, 1975.
  • Хероине Југославије. — Загреб: Спектар, 1980.
  • Александар Тадић. Мајке хероја причају. — Винковци: Искра, 1985.
  • Српски биографски речник. — Нови Сад: Матица српска, 2007. — Т. 3.

Отрывок, характеризующий Димич, Нада


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.