Динику, Григораш

Григораш Динику

Григорий (Григораш) Динику (рум. Grigoraş Dinicu; 3 апреля 1889 — 28 марта 1949) — румынский цыганский композитор и скрипач-виртуоз. В 1930-х он был вовлечен в политическое движение румынских цыган и был сделан почетным президентом Единого Союза румынских Цыган.

Яша Хейфец однажды сказал, что Динику был самым великим скрипачом, которого он когда-либо слышал.

Биография

Григораш Динику родился в Бухаресте в семье потомственных цыганских музыкантов. Поступил в Бухарестскую Консерваторию, где учился у игре на скрипке у Д. Кириака. Самым известным из его учителей был Карл Флеш, педагог, у которого он учился с 1902 года. После окончания консерватории он играл с Оркестром Министерства Общественной Инструкции, также часто выступал как солист. В течение сорока лет, с 1906 до 1946 года руководил концертами популярной музыки. Он также совершал поездки за границу (Англия (1928), Франция (1929, 1937), США (1939)), как солист и дирижёр своего оркестра народных инструментов (тарафа), созданного им в 1906 году. Также Динику играл много лёгкой популярной музыки в ночных клубах, гостиницах, ресторанах, и кафе в Бухаресте и всюду по Западной Европе. В то же время выступал и с академическим репертуаром — как солист и как концертмейстер оркестра консерватории Pro-Arte во главе с Джордже Коча.

Динику принадлежат музыкальные произведения, получившие широкую известность. Его музыка написана главным образом для скрипки и фортепьяно, хотя знаменитая Хора стаккато позднее была переложена и для других инструментов (для скрипки с оркестром, для трубы и фортепьяно, оркестровое переложение Панчо Владигерова и др.). Другие произведения Динику: Hora spiccato (сильная хора), Hora de concert (концертная хора), Hora mărţişorului (мэрцишор, дословный перевод с румынского «немного марта»), Hora de la Chiţorani, Hora Expoziţiei de la Pari, Импровизация а-ля Динику, Orientale a-la tzigane и Sârba lui Tanţi (сырба — румынский народный танец).

Умер Григораш Динику в Бухаресте.

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Динику, Григораш

– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.