Динозавр Герти

Динозавр Герти
Gertie the Dinosaur
Жанр	Комедия, мультипликация
Режиссёр	Уинзор Маккей
Продюсер	Уинзор Маккей
Автор сценария	Уинзор Маккей
В главных ролях	Уинзор Маккей Джордж Макманус Рой Маккарделл Макс Флейшер
Длительность	12 мин.
Страна	США
Язык	Немое кино/английские титры
Год	1914
IMDb	ID 0004008
Выход фильма «Динозавр Герти» (оригинальное название — Gertie the Dinosaur)

К:Фильмы 1914 года

«Динозавр Герти» (англ. Gertie the Dinosaur) — американский короткометражный фильм 1914 года с мультипликационной вставкой, созданный Уинзором Маккеем. Несмотря на расхожее убеждение, анимационная часть не является первым в истории мультфильмом, однако в ней впервые появился главный герой (в данном случае — героиня), наделённый яркими личностными качествами. Именно эта особенность отличает ленту от ранних экспериментов в области анимации Дж. С. Блэктона и Э. Коля и делает её духовным предшественником мультфильмов Уолта Диснея, получивших впоследствии огромную популярность.

Это первый фильм о динозаврах. В этом фильме впервые была использована анимация по ключевым кадрам. Он включён в Национальный реестр фильмов и занимает шестое место в списке 50 величайших мультфильмов всех времён, составленном Джерри Беком по результатам опроса аниматоров и историков в 1994 году.

Сюжет

Уинзор Маккей и Джордж Макманус с друзьями путешествуют на автомобиле. Из-за проколотого колеса они вынуждены сделать остановку для ремонта, во время которой решают посетить Музей естественной истории. Здесь, стоя перед скелетом бронтозавра, Маккей заключает пари с Макманусом, что сможет оживить динозавра с помощью карандаша и бумаги. Работа продолжается в течение шести месяцев, во время которой Маккей переносит на плёнку десять тысяч рисунков.

Наконец, фильм готов, и Маккей приглашает друзей на ужин. Он рисует на листе бумаги динозавра, а затем, в ответ на напоминание, что тот должен двигаться, срывает лист и показывает друзьям пещеру, дорисовывая выглядывающую из неё голову Герти. Затем по призыву Маккея динозавр выходит наружу.

Герти съедает камень и дерево, переминается с ноги на ногу, с ленцой выполняет команды Маккея, время от времени отвлекаясь на происходящее на заднем плане. Когда Герти не в меру расходится, Маккей резко осаждает её, а потом, чтобы успокоить расстроенного до слёз динозавра, кормит тыквой. Когда в кадре появляется мастодонт Джумбо, Герти, вопреки требованиям Маккея, играет с ним и бросает в озеро. Обиженный зверь вплавь возвращается обратно и брызгает в динозавра водой из хобота. В конце фильма в кадре появляется сам Маккей в образе укротителя, и, демонстрируя послушность подопечной, забирается Герти в пасть, а затем, стоя у неё на спине, уезжает прочь.

Макманус признает, что проиграл спор, и, как и было условлено, оплачивает ужин. Присутствующие поднимают бокалы в честь Маккея.

Создание

С 1906 года Маккей, именовавший себя «Величайшим карикатуристом Америки», в дополнение к комиксам, печатавшимся в газетах, начал давать представления на сцене с использованием рисунков. В 1911 году, заключив пари со своим другом и конкурентом Джорджем Макманусом, Маккей впервые применил на сцене анимацию, оживив Маленького Нимо, героя комиксов «Маленький Нимо в стране снов» (англ. Little Nemo in Slumberland). За этим последовал мультфильм «Как действует комар» (англ. How a Mosquito Operates).

В создании фильмов Маккею помогал пионер мультипликации Джеймс Стюарт Блэктон, продемонстрировавший в 1906 году один из первых мультфильмов «Комические фазы смешных лиц» (англ. Humorous Phases of Funny Faces). Комбинированные съёмки и покадровую анимацию уже использовал француз Эмиль Коль, но первый по-настоящему «мультяшный» персонаж и художественный сценарий появились в фильмах Маккея.

О намерении создать Герти было объявлено в 1912 году. Выбирая тему для нового мультфильма, Маккей решил воссоздать то, что не мог воплотить в жизнь обычный кинематограф. Скелет бронтозавра появлялся в его комиксе «Сны любителя гренок с сыром» (англ. Dreams of a Rarebit Fiend) в 1905 году, а в 1912 году Маккей выполнил несколько иллюстраций с древними ящерами для Американской исторической ассоциации. 21 сентября 1913 года вышел в свет комикс In the Land of Wonderful Dreams, в котором появились некоторые персонажи будущего фильма: динозавр, морской змей и четырёхкрылый ящер. Но ни одного фильма с динозаврами ещё не существовало.

Одним из важных требований, выдвинутых Маккеем, стала реалистичность изображения. Для этого он использовал проработанный, в отличие от предыдущих фильмов, фон, максимально точно воспроизвёл движения персонажей и учел мелкие детали, например, проминание почвы под весом ящера. Чтобы определить, как Герти дышит, лежа на боку, Маккей измерял время собственного дыхания. Четырёхминутный фильм о Нимо потребовал нарисовать 4000 рисунков, объём новой работы должен был превысить 10000, а по времени занять целый год.

Прозрачные целлулоидные пленки в анимации в то время ещё не применялись, и, чтобы воплотить задумку, Маккей собственноручно нарисовал тысячи изображений Герти на листках рисовой бумаги размером 16х21 см. Для отрисовки заднего фона он нанял жившего по соседству студента Джона А. Фитцсиммонса, который аккуратно переносил контуры гор, озера и дерева с образца на каждый лист. В дальнейшем подобное разделение труда стало общепринятым.

Во время работы Маккей придумал и другие методы, ставшие впоследствии стандартом мультипликации. Он проставил отметки на листах, чтобы точно совместить рисунки и избежать эффекта «плавающего» фона, который нередко наблюдается в ранних мультфильмах. Повторяющиеся картинки использовались несколько раз для создания циклических движений, например, танца Герти. Впервые в мультипликации была применена система ключевых кадров: Маккей сначала рисовал основные фазы движения, а затем дополнял их промежуточными. На студии Диснея, чтобы эффективнее использовать эту технологию, ввели новую профессию художников, специализировавшихся именно в дополнении ключевых кадров промежуточными.

Маккей не держал в секрете свои разработки. Во время создания «Герти» он охотно продемонстрировал все детали процесса гостю, представившемуся журналистом, пишущим об анимации. На самом деле этим посетителем был Джон Брэй, впоследствии запатентовавший многие идеи Маккея и даже пытавшийся вчинить иск настоящему автору. Но суд вынес решение в пользу Маккея, и Брэй несколько лет выплачивал Маккею авторское вознаграждение.

В январе 1914 года студия «Vitagraph» перенесла рисунки на плёнку.

На сцене

Премьера спектакля, ключевым моментом которого был мультфильм с участием Герти, состоялась в чикагском театре «Палас» 8 февраля 1914 года. Дальнейшие выступления проходили в Нью-Йорке в театре Хаммерштейна.

Маккей выходил в смокинге и с хлыстом и общался с нарисованным динозавром как укротитель в цирке. В одной из сцен Маккей бросал Герти яблоко, нарисованная копия которого попадала в пасть животного. При создании фильма яблоко было заменено на тыкву, как более подходящий по размеру предмет. В конце выступления Маккей исчезал за экраном, и в тот же момент его двойник появлялся в кадре.

Искусство, с которым Маккей разыгрывал представление, впечатляло зрителей. Эмиль Коль, до марта 1914 года работавший в Нью-Йорке и видевший выступление Маккея в театре Хаммерштейна, позднее писал, что публике нравилось как актёрское мастерство Маккея, так и созданный им фильм. Кроме того, Коль отмечал чрезвычайную прибыльность постановки.

Успех спектакля привел к длительным разъездам Маккея с гастролями по востоку Соединённых Штатов, но вызвал возмущение его основного работодателя, медиа-магната Уильяма Херста. Вначале выступления способствовали росту популярности газет Хёрста, но затем издатель потребовал, чтобы карикатурист сосредоточился на комиксах, и, пользуясь прописанными в контракте правами, ввёл общий запрет на сценические выступления. Маккей вынужден был отменить уже запланированные выступления. Только в 1917 году удалось достичь компромисса, в результате чего Маккей смог выступать с эстрады, но только в Нью-Йорке. Фактически, это означало конец его сценической карьеры.

В кинотеатре

В 1914 году Уильям Фокс предложил перенести «Динозавра Герти» в кинотеатры, Маккей согласился и подготовил расширенную версию фильма, добавив пролог с участием живых актёров и титры, заменявшие действия Маккея во время выступлений. Общий метраж ленты увеличился до 12 минут.

Сюжет пролога во многом напоминал историю о создании мультфильма про Маленького Нимо. В качестве актёров выступили другие карикатуристы, работавшие на Херста: Джордж Макманус, Рой Маккарделл и Тэд Дорган. Стало ли это результатом вмешательства издателя, неизвестно. Права на «Динозавра Герти» были зарегистрированы 15 сентября 1914 года.

Дальнейшая судьба

Несмотря на популярность Герти, в последующие годы Маккей работал только как художник и карикатурист. Лишь четыре года спустя, в 1918 году, появился новый мультфильм — «Гибель Лузитании» (англ. The Sinking of the Lusitania). В 1921 году художник подготовил серию мультфильмов на основе комикса «Сны любителя гренок с сыром» и в том же году начал работу над вторым мультфильмом с участием Герти, озаглавленным «Путешествие Герти» (англ. Gertie on Tour). По сюжету Герти должна была добраться до Нью-Йорка и Вашингтона, покачаться на Бруклинском мосту и попытаться съесть Монумент Вашингтона. Возможно, его планировалось использовать в представлении на сцене. Фильм не был завершён, и до настоящего времени сохранились лишь фрагменты ленты и эскизы.

В 1927 году во время чествований Уинзора Маккея в Нью-Йорке «Динозавр Герти» снова шёл в кинотеатрах. После смерти автора в 1934 году его творение не было забыто: в 1940 году Герти была включена в фильмотеку Музея современного искусства.

Сын Маккея, Роберт, в сотрудничестве с аниматором студии Диснея Ричардом Хюмером в 1955 году восстановил оригинальный спектакль для телевизионной программы «Диснейленд».

Долгое время считалось, что негативы фильма утеряны. Сын Маккея передал часть имущества отца, в том числе несколько плёнок и около 400 рисунков с Герти, коллекционеру Ирвингу Мендельсону. Только в 1947 году среди них был обнаружен исходный негатив, который для сохранности скопировали на новую плёнку. В 1960-е негатив передали в канадский архив кинематографии Cinémathèque Québécoise. В 1967 году была проведена первая реставрация плёнки. В 2004 году Институт кинематографии совместно с компанией «Milestone Film & Video» повторно отреставрировал фильм и вместе с другими работами Уинзора Маккея выпустил на DVD.

Культурное значение

Хотя «Динозавр Герти» не является первым в истории мультфильмом (это ошибочное мнение повторяется во многих публикациях), он стал значительным рывком вперед для ещё только формирующегося жанра. Его успех вдохновил аниматоров, в том числе Аба Айверкса, Пола Терри, Макса и Дэйва Флейшеров. Под впечатлением от «Динозавра Герти» год спустя выпустил свой первый фильм, The Dinosaur and the Missing Link, один из родоначальников современной кукольной анимации Уиллис О’Брайэн. В 1915 году появился неавторизованный ремейк «Динозавра Герти», предположительно созданный на студии Дж. Р. Брэя, который, несмотря на низкое качество, также пользовался успехом благодаря использованию того же названия. Макс Флейшер отдал дань уважение Герти в фильме «Три эпохи», в котором режиссёр и актёр Бастер Китон забирается на голову динозавра.

Сам Уинзор Маккей видел главное значение «Динозавра Герти» в том, что фильм утвердил мультипликацию в качестве нового вида искусства. «Маленький Нимо» и «Как действует комар» были сценическими приемами сродни спецэффектам в фильмах Жоржа Мельеса. Герти открыла нечто новое.

Пока я не нарисовал «Динозавра Герти», зрители не понимали, что я заставляю картинку ожить.

Оригинальный текст (англ.)  

Not until I drew Gertie the Dinosaur did the audience understand that I was making the drawings move.

— Уинзор Маккей

Слова Маккея подтвердил в 1976 году Отто Мессмер, создатель мультфильмов о Коте Феликсе:

Увидеть, как рисунок движется, было сильным впечатлением.

Оригинальный текст (англ.)  

It was quite a hit to see a drawing move.

— Отто Мессмер

Мнения критиков

В первые десять лет после смерти Уинзора Маккея его вспоминали в основном как выдающегося карикатуриста Соединённых Штатов, но с 1960-х годов на первый план выходит его вклад в развитие мультипликации. Ещё больше интерес к мультфильмам Маккея возрос, когда в 1976 году вышел документальный фильм Джона Кейнмейкера «Вспоминая Уинзора Маккея» (англ. Remembering Winsor McCay).

На сегодняшний день «Динозавр Герти» считается самой важной работой Уинзора Маккея. Дональд Крафтон называет этот мультфильм самым передовым явлением в анимации своего времени, имеющим полное право считаться шедевром и способствовавшим развитию жанра. Он также отмечает характерное для пионеров анимации желание увековечить себя в собственных работах. Киноисторик Джейсон Миттелл считает это проявление саморефлексии признаками зарождающегося постмодернизма.

Для английского киноисторика Пола Уорда «Динозавр Герти» является поворотной точкой в восприятии мультфильмов. Ранние эксперименты с анимацией, например, работы Блэктона и Мельеса, имели своей целью удивить зрителей, но к 1910-м годам интерес к ним стал пропадать. Маккей смог предложить что-то новое: не просто набор кинотрюков, но историю. Фильм преподносился не только как движущаяся картинка с живым динозавром, но и как инновационное достижения аниматора Маккея. Это было первым шагом на пути превращения мультфильмов в полноправную составляющую кинематографа.

Художественный и коммерческий успех «Динозавра Герти» имел настолько серьёзное значение, что Леонард Малтин называет его началом всей мультипликации США. С другой стороны, как отмечает киноисторик Майкл Бэрриер, выпуск одного фильма за несколько месяцев нельзя назвать промышленным кинопроизводством. В конце 1910-х годов массовое производство мультфильмов было налажено, в частности, появились «Матт и Джефф» (англ. Mutt and Jeff), «Кот Феликс» и «Клоун Коко» (англ. Koko the Clown), хотя это было возможно лишь при значительном снижении качества и с применением автоматизированных методов вроде использовавшейся Дж. Р. Брэем технологии, основанной на прозрачных пленках. Однако первоначальный импульс этому развитию, как считает Джерри Бек, придало появление «Динозавра Герти» Уинзора Маккея.

Хотя Уинзор Маккей выпустил лишь один фильм с участием Герти, она по праву считается первой мультипликационной звездой. Кинокритик Дэйвид Кер ставит Герти в один ряд с такими самобытными персонажами, как Кот Феликс, Микки Маус и Багз Банни. Не оставляя без внимания мнение Джона Кейнмейкера, что уже в How a Mosquite Operates комар имеет антропоморфную фигуру, следует согласиться с Полом Уэллсом, что в образе Герти впервые проявилась эмоциональность, и зрители могли ощущать сопричастность происходящему на экране. Подобного диапазона эмоций у персонажей мультфильмов не наблюдалось вплоть до 1930-х годов, когда на экранах появились герои Уолта Диснея, который находил вдохновение в работах Маккея.

Современные аниматоры и критики также считают «Динозавра Герти» одним из значительных фильмов, что подтвердил опрос 1994 года. Лишь один фильм эпохи немого кино, кроме «Динозавра Герти», вошёл в этот список, заняв 50-е место, — «Феликс в Голливуде» (англ. Felix in Hollywood) (1923).

Упоминания

• Именем героини мультфильма названо кафе-мороженое в Disney's Hollywood Studios во флоридском Walt Disney World. Здание построено в форме динозавра Герти. Оно находится на берегу озера Эхо.
• В фильме 1989 года «Маленький Нимо: Приключения в стране снов» главные герои заставляют чихать динозавра, похожего на Герти.
• Упоминается в телефильме 1999 года Attack of the 50 Foot Monster Mania.
• В мультфильме «Трио из Бельвилля» (2003) плакат с Герти висит в комнате тройняшек.
• В документальном фильме об истории анимации Endangered Species (2006) художник-мультипликатор общается с нарисованным динозавром, похожим на Герти.

Достижения

• Один из трёх мультфильмов, включённых в Национальный реестр фильмов (1991).
• Шестое место в списке 50 величайших мультфильмов всех времён, составленном Джерри Беком по результатам опроса аниматоров и историков в 1994 году.
• Первый фильм с использованием анимации по ключевым кадрам.
• Первый фильм о динозаврах.
• Первый фильм с героем, обладающим яркой индивидуальностью.

Отрывок, характеризующий Динозавр Герти

Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.