Диола (народ)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Диола
Численность и ареал

Всего: 670 000
Сенегал Сенегал: 600 тыс. чел
Гамбия Гамбия: 50 тыс. чел
Гвинея-Бисау Гвинея-Бисау: 20 тыс. чел

Язык

диола

Религия

ислам, традиционные верования, католицизм

Родственные народы

манджак

Дио́ла (джола, йола) — народ, населяющий Атлантическое побережье Южного Сенегала , Гамбии и португальской Гвинее-Бисау между реками Гамбия и Кашеу. Общая численность населения составляет более 532 тыс. человек[1]. Язык диола относится к атлантическим западным языкам нигеро-кордофанской семьи, имеет разнообразие диалектов, таких как бандьял, блисс, булуф, комбо, фони, хоер, эсулау, фулуп, хулон, хулуф, каса и др.[2] Племена Диола: фелуп (хулуф, карон), байот, дийват, фильхам, или фулун, фони, родственное племя манджак и др.[3] Большинство членов народа диола — мусульмане-сунниты, часть сохраняет древние традиционные верования, есть небольшие группы христиан.





История

Изначально народ диола занимал побережье Атлантического океана от Зелёного мыса до реки Казаманс. Народ диола полагает, что они предшествовали народам манде и фульбе и проживали вдоль побережья Атлантического океана на территории Сенегамбии, но мигрировали в Казаманс ещё до XIII в. Появление раннеполитических образований приходится на XIV—XV вв., при этом существовала зависимость от государства Мали[4].

Общество

В отличие от других народов, проживающих на территории Сенегамбии, народ диола не является иерархическим. Таким образом, у него нет таких систем социальных образований, как рабы, дворяне, рабочие и т. д. Хотя происхождение диола ещё неизвестно, все же учёные установили, опираясь как на устные, так и на письменные источники, что этот народ является самым древним жителем Гамбии и одним из коренных народов области Сенегамбии. Сельская община составляет основу социальной организации, большие семьи, составляющее роды, возглавлялись вождями. Каждая такая община в основном достаточно крупная, чтобы иметь собственное название и независимость.

Как большинство местных этнических групп района Сенегамбии, диола не вели масштабную политику, развитую не более уровня деревни по сравнению с мигрировавшими группами. Но это не значит, что они не развили сложную политическую систему. Эгалитарная природа их обществ (достаточно редкое явление в обществе в целом), ограниченная деревенской средой, позволила из создать политическую систему, основанную на всеобщем самосознании, которое в свою очередь было достигнуто благодаря обрядам инициирования. Можно сказать, что достигнутый политический успех в деревне являлся своего рода социализмом и был тесно связан с религиозной верой в Бэкина, так же является следствием соблюдения четких правил администрирования и наказаний.

Культура

Хозяйство

Хотя у диола очень разнообразна традиционная хозяйственная деятельность, как например, ловля рыбы, выращивание арахиса, изготовление пальмового вина и пальмового масла, их основное занятие — рисовое культивирование, тесно связанное с их религией. Знание орошаемого рисопроизводства у них было ещё задолго до приезда европейцев в эту область. Выращивание риса главным образом забота женщин. Мужчины же заняты выращиванием проса, манго, арахиса, сорго, папайи и других культур. Диола отличные животноводы. Помимо развода домашнего скота (свиней, коров, коз, овец, кур, уток), отлично развито морское рыболовство и отходничество на арахисовые плантации в Гамбию. Часть населения диола занята в торговле. Хорошо развито ремесло. Например, по сей день используются старинные традиции плетения корзин, изготовления посуды и строительство домов.

Быт

Жилища прямоугольной формы, стены которых сплетены из тростника и лозы, обмазаны глиной, часто разукрашены. Традиционно одеждой людей народа диола являлись обёрнутый вокруг пояса кусок ткани, а также широкие рубахи. Основная пища состоит из разнообразных похлебок и каш, рыбы и овощей[5].

Религия

Диола — последний народ в Сенегамбии, который принял ислам. Но, несмотря на это, они все ещё чтут и проводят важнейшие ритуалы их предков. У диола есть понятие о едином Боге, которого они связывают с природными явлениями, такими как небо, дождь и год. Они зовут этого бога Эмит, или Ата Эмит. Буквально это значит «Тот кому принадлежит вселенная» или «Основной владелец вселенной». Как в любой другой религии, диола имеют свои талисманы, святые места, где они общаются с богом (но не поклоняются). Народ диола верит, что эти сверхъестественные духи могут защитить их семьи, деревни, рисовые поля. Верили также, что они смогут защитить их от перехода в ислам или христианство. Эти духи диола называют Бэкин, или Энирти. С первого взгляда можно подумать, что диола не имеют Бога и верят исключительно в могущество духов, так как они совершают жертвоприношения Бэкину. Но человек диола очень четко определяет грань между Ата Эмитом и Бэкином. Ещё задолго до прихода к ним ислама и христианства, Диола особо внимательны были к соблюдению всех правил похоронной церемонии. Они верят, что только через церемонию, выполненную с великим уважением к усопшему и строгим соблюдением обрядов, его душа сможет выполнить своё последние предназначение, присоединится к своим предкам; нужно жить хорошей жизнью. Душа человека, жившего плохой жизнью, после смерти в наказание становится изгнанным духом, обреченным на вечные страдания. Изгнанные души касса (подгруппа народа диола) называют халова — блуждающие духи.

Развиты музыкальный фольклор, прикладное искусство и исторический эпос[6].

Напишите отзыв о статье "Диола (народ)"

Примечания

  1. [www.joshuaproject.net/countries.php?rog3=SG Данные Joshua Project на 2010 год.]
  2. [enc.mail.ru/article/?1900020331 Энциклопедия «Народы и религии мира».]
  3. [www.joshuaproject.net/countries.php?rog3=SG Племена Диола.]
  4. [www.joshuaproject.net/people-profile.php?peo3=11568&rog3=SG По данным Joshua Project.]
  5. Население Африки/Андрианов Б. В. 1964. Стр.170.
  6. [www.shlomomusic.com/banjoancestors_akonting.htm О музыкальной культуре Диола на Shlomomusic.]

Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий Диола (народ)

Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.