Диор, Кристиан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кристиан Диор
Christian Dior
Род деятельности:

модельер, художник по костюмам

Лейбл:

Christian Dior S.A.

Дата рождения:

21 января 1905(1905-01-21)

Место рождения:

Гранвиль, Нормандия

Дата смерти:

24 октября 1957(1957-10-24) (52 года)

Место смерти:

Монтекатини-Терме, Тоскана, Италия

Сайт:

[www.dior.com Dior.com]

Кристиан Диор (фр. Christian Dior, 21 января 1905, Гранвиль, Нормандия24 октября 1957, Монтекатини-Терме, Тоскана) — французский модельер, основатель модного дома Christian Dior.





Биография

Кристиан Диор родился 21 января 1905 года в небольшом нормандском городке Гранвиле, бывшем рыбацком порту на берегу Ла-Манша на северо-западе Франции. В 1911 году семья маленького Кристиана переехала в Париж. Родители у него были обеспеченными людьми, поэтому, несмотря на то, что Кристиан был вторым из пятерых детей, в детстве он ни в чем не нуждался. Его отец сделал состояние на торговле химическими удобрениями, а мать превращала деньги в удовольствия. Начальное образование он получил дома, и первоначально, по настоянию родителей, готовился к дипломатической карьере. Кристиан поступил в Свободную школу политических наук, но на этом его политическая деятельность и закончилась. Вместо занятий по международному праву и географии, будущий кутюрье проводил время в музеях, учился музыкальной композиции и истории живописи. В 1928 году Кристиан вместе с другом Жаном Бонжаком открыл художественную галерею, где выставлялись работы Андре Дерена, Анри Матисса, Пабло Пикассо.

Начало 1930-х годов стало для Кристиана трагическим: сначала у его брата обнаруживается психическая болезнь, затем от рака умирает его мать. В начале 1931 года разоряется отец, вложивший все свои капиталы в недвижимость; имущество семьи распродаётся за долги, а сам он заболевает туберкулёзом. Чтобы спастись от депрессии, Диор предпринимает поездку в Советский Союз: в составе туристической группы он посещает Ленинград, Кавказ и побережье Чёрного моря. По возвращении он закрывает свою галерею, так как продажи сильно упали из-за кризиса, а отец был больше не в состоянии помочь с финансированием. Затем, благодаря финансовой поддержке друзей, Диор уезжает на Балеарские острова чтобы поправить здоровье. Здесь он увлекается ковроткачеством, начинает создавать эскизы ковров и загорается идеей заняться делом по их изготовлению — однако не находит инвестора и сталкивается с отсутствием спроса.

Вернувшись в Париж, он занимается поисками работы в каком-нибудь банке или офисе — в частности, в месте администратора ему отказали в доме Люсьена Лелонга. Затем, удачно продав полотно Дюфи «План Парижа» (1925), выкупленное им у Поля Пуаре после банкротства последнего, Диор помогает семье продать парижскую квартиру и переехать в провинцию, а сам принимает приглашение погостить у Жана Озенна. Озенн, в то время работавший художником мод, увлёк Кристиана этим занятием: Диор также начал рисовать, сперва пытаясь копировать эскизы моделей из журналов. Работе с красками он учился у Макса Кенна. Между тем Озенн начал предлагать эскизы Диора портным и посредникам наравне с собственными и однажды смог их продать — после этого Диор бросил поиски работы и занялся исключительно рисованием. Его эскизы шляпок и платьев печатают в журнале Le Figaro Illustre, в 1937 году доходы настолько упрочились, что Диор смог снять собственное жильё.

Несмотря на то, что его модели шляп пользовались успехом, Кристиан решает специализироваться на одежде. В 1938 году он был замечен модельером Робером Пиге[en], но война помешала дальнейшему развитию карьеры: Диор уходит в армию и служит на юге Франции. Однако, уже в 1941 году он возвращается в Париж и устраивается на работу в модный дом Люсьена Лелонга.

В 1942 Диор создал собственную парфюмерную лабораторию, выросшую затем в компанию Christian Dior Perfume. «Достаточно открыть флакон, чтобы возникли все мои платья, а каждая женщина, которую я одеваю, оставляла за собой целый шлейф желаний. Духи — необходимое дополнение личности женщины, это завершающий аккорд для платья, это роза, которой Ланкре подписывал свои картины», — объяснял позже свой замысел Диор.

После войны, при финансовой поддержке текстильного фабриканта Марселя Буссака[en], Диор открывает собственный дом моды.

В своей первой же коллекции 1947 года, Диор создает совершенно новую концепцию — New Look. Это была «романтическая линия», с новым вариантом кринолина, тонкой талией и прилегающим лифом. В этом силуэте он воплотил собственное представление о женственности, которой так не хватало в эпоху войны с её форменной одеждой и «трудовой повинностью» для женщин.

Диор стал одним из тех, кто помог вновь вернуть послевоенному Парижу звание столицы мировой моды.

Вместе со своим партнером Жаком Руэ Диор стал первым применять лицензионные соглашения в модельном бизнесе. В 1948 году он упорядочивает лицензирование производства своих моделей в различных регионах Франции и всего мира. Таким образом фирменный знак Диор быстро появился во всех уголках земного шара.

Кристиан Диор также работал как художник по костюмам для театра и кино. В 1940 году в «Театре де Матюрин» был поставлен спектакль «Школа злословия[en]» с его костюмами, в 1950-х годах Диор делал костюмы для балетных постановок балетмейстера Ролана Пети. В кино сотрудничал с такими режиссёрами, как Клода Отан-Лара и Альфред Хичкок. Также создавал сценические наряды для Эдит Пиаф и Марлен Дитрих.

В 1955 году, в сотрудничестве с художником по стеклу Даниэлем Сваровски, Диор начал изготавливать украшения из гранёных кристаллов горного хрусталя.

В апреле 1957 года Кристиан Диор появился на титульном листе журнала Time Magazine.

Диор скончался в возрасте 52 лет от сердечного приступа, случившегося в Монтекатини-Терме (Тоскана, Италия) 24 октября 1957 года.

В его фамильном доме в Гранвиле ныне существует музей.

Признание и награды

См. также

Напишите отзыв о статье "Диор, Кристиан"

Ссылки

  • [www.peoples.ru/art/fashion/cutur/dior/ Биография Кристиана Диора]

Отрывок, характеризующий Диор, Кристиан

Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.