Дипкурьер (фильм)

Дипкурьер
Diplomatic Courier
Жанр	триллер
Режиссёр	Генри Хэтэуэй
Продюсер	Кейси Робинсон
Автор сценария	Кейси Робинсон Лайам О’Брайен Питер Чейни (роман)
В главных ролях	Тайрон Пауэр Хильдегард Кнеф Патриция Нил
Оператор	Люсьен Баллард
Композитор	Сол Каплан
Кинокомпания	«Двадцатый век Фокс»
Длительность	97 минут
Страна	США США
Язык	английский
Год	1952
IMDb	ID 0044552
Выход фильма «Дипкурьер» (оригинальное название — Diplomatic Courier)

К:Фильмы 1952 года

«Дипкурьер» (англ. Diplomatic Courier) — шпионский триллер режиссёра Генри Хэтэуэя, вышедший на экраны в 1952 году.

В основу фильма положен роман Питера Чейни «Зловещее задание». Фильм рассказывает о дипломатическом курьере Государственного департамента США, который во время выполнения поручения в Восточной Европе вскоре после окончания Второй мировой войны фактически превращается в агента разведки, ведущего охоту за пропавшим сверхсекретным документом.

Фильм сочетает черты полудокументального нуара, который прославил Генри Хэтэуэя на рубеже 1940-50-х годов, послевоенного европейского континентального нуара в духе «Третьего человека» (1949) и шпионского триллера эпохи Холодной войны.

Сюжет

Дипломатический курьер Государственного департамента США Майк Келлс (Тайрон Пауэр) получает срочное задание вылететь в Зальцбург для встречи с другим дипкурьером, своим старым военным товарищем Сэмом Кэрью, который следует из Бухареста, и по пути должен передать ему сверхсекретный документ. На соседнем месте в самолёте с Майком оказывается богатая соблазнительная американка Джоан Росс (Патриция Нил). Узнав, что из-за задержки самолёта Майк опаздывает на важную встречу, Джоан предлагает подвезти его на своей машине. Доставив Майка до гостиницы, Джоан выражает надежду на продолжение знакомства.

Майк бежит на вокзал, где у него запланирована встреча с Сэмом. Он замечает Сэма в придорожном кафе, однако тот делает вид, что не узнаёт Майка, выходит из кафе и садится в поезд. Майк замечает, что за Сэмом следят двое человек. Не долго раздумывая, он запрыгивает в уже тронувшийся с места состав. В вагоне Майк обращает внимание, что соседний с Сэмом вагон занимает молодая блондинка (Хильдегард Кнеф), которая как будто бы знакома с ним. Увидев Майка в вагоне Сэм знаком даёт Майку понять, что им не стоит вступать в контакт. В вагоне-ресторане Майк видит подтверждение того, что за Сэмом неотступно следуют двое мужчин, а блондинка каким-то образом связана и с ними. Когда поезд идёт сквозь тоннель, во всём поезде гаснет свет. Майк выходит из купе и видит, как в тамбуре двое душат, а затем выбрасывают Сэма из поезда. Майк останавливает поезд, и вместе с представителями американской военной администрации отправляется на осмотр места происшествия. Они находят тело Сэма, его портфель и разбросанные документы, однако среди них нет того, который должен забрать Майк.

Поезд продолжает свой путь, а Майк отправляется в ближайший штаб американской военной контрразведки, где его с пристрастием допрашивают полковник Кэгл (Стивен МакНэлли) и сержант Гелвада (Карл Молден). Выяснив, что документа у Майка нет, и единственной ниточкой, связывающей Майка с документом, осталась блондинка в поезде, Кэгл направляет Майка в погоню за поездом, чтобы он смог разыскать и опознать таинственную блондинку.

Майк добирается до города Триест, который в то время имел статус свободной территории и был разделён на зоны, управляемые различными странами. Майк обнаруживает у себя в кармане фотографию блондинки с названием гостиницы, написанным на обратной стороне. Он селится в эту гостиницу и идёт в бар, где встречает Джоан. Она рассказывает ему, что путешествует по Европе в поисках развлечений. Тем временем к Майку подходит торговец наручными часами, в одних из которых по гравировке Майк узнаёт часы Сэма, он также получает от торговца адрес. Майк выходит из бара, и в этот момент на него налетает автомобиль. Майку удаётся увернуться, однако автомобиль насмерть сбивает торговца.

Майк забирает часы и направляется по полученному адресу, где обнаруживает ту самую блондинку. Вопреки ожиданию Майка, она рада его видеть. Она представляется как Джанин Бетки, и рассказывает ему, что не следила за Сэмом, а любила его. Далее Джанин сообщает, что в начале войны она была завербована советской разведкой, однако затем сблизилась с Сэмом и стала двойным агентом, тайно поставляя информацию американцам. За это Сэм взял её с собой, чтобы вывезти в Америку. Однако у американской контрразведки нет подтверждения того, что Джанин работала на американцев, и они продолжают подозревать её в похищении документа. Одновременно Джанин находится под подозрением у шефа русской разведки, который также охотится за документом. Он требует, чтобы Джанин немедленно выдала его. Она обещает передать документ обеим сторонам, взаимен требуя гарантий личной безопасности.

Майк догадывается, что Сэм спрятал микрофильм, на котором сфотографирован документ, в свои наручные часы, и отправляется за ним к часовщику, которому Джанин отдала их в починку. Тем временем Джоан добивается встречи с Майком, утверждая, что её пытался убить снайпер. Затем она говорит Майку, что давно поняла, чем он занимается, и начинает уговаривать его передать ей секретный документ. Когда он отказывает, Джоан угрожает ему оружием, но появившийся вовремя сержант Гелвада обезвреживает её. Затем Майк передаёт микрофильм Кэглу, который подтверждает, что это действительно тот самый материал, содержащий план захвата советскими войсками Югославии.

Русские агенты тем временем обыскивают вещи Джанин и Майка, однако ничего не находят. Вскоре они выслеживают Майка и похищают его. Обыскав и избив его, они выбрасывают раненного Майка в море в районе порта, однако местные рыбаки замечают и спасают его. Джанин обманывает шефа русской разведки, говоря, что спрятала документ в другом городе, и уезжает вместе с ним на поезде. Кэгл говорит Майку, что операция закончена, и приказывает ему вернуться в Вашингтон и вернуться к своим делам. Однако Майк считает своим долгом спасти Джанин, и Кэгл соглашается ему помочь. Майк догоняет поезд и находит купе, где русские удерживают девушку. В борьбе с вооружённым шефом русской разведки Майк побеждает его, и в последний момент выскакивает вместе с Джанин из уходящего поезда. Их дело закончено, и Майк говорит Джанин, что, наконец, увидел в ней девушку…

В ролях

• Тайрон Пауэр — Майк Келлс
• Патриция Нил — Джоан Росс
• Хильдегард Кнеф — Жаннин Бетки
• Стивен МакНэлли — Полковник Марк Кэгл
• Карл Молден — Сержант Эрни Гелвада

Режиссёр и исполнители главных ролей

Генри Хэтэуэй известен своими «полудокументальными триллерами, рассказанными в стиле „реальной жизни“ и с использованием многих фактических событий и подробностей». Хэтэуэй, «только что успешно снявший Тайрона Пауэра в приключенческом экшне „Чёрная роза“ (1950), к тому времени добился заметных достижений у критики и в прокате с полудокументальными триллерами „Дом на 92-й улице“ (1945), „Улица Мадлен, 13“ (1947), „Поцелуй смерти“ (1947) и „Звонить Нортсайд 777“ (1948). Влияние этих фильмов на „Дипломатический курьер“ ощутимо, особенно в начальных сценах в Государственном департаменте, где процесс получения и расшифровки сообщений подчёркнут реалистическими интерьерами и демонстрацией технических средств».

Известный, прежде всего, как герой приключенческих и романтических фильмов, Тайрон Пауэр сыграл и в нескольких художественно значимых картинах, среди них драма «На краю лезвия» (1946) по роману Сомерсета Моэма, фильм нуар «Аллея кошмаров» (1947) и судебная драма по Агате Кристи «Свидетель обвинения» (1957). Актриса немецкого происхождения Хильдегард Кнеф прославилась серией ролей в послевоенных драмах, среди них «Убийцы среди нас» (1946), «Решение до рассвета» (1951) и «Человек посередине» (1953). Патриция Нил сыграла главные роли в таких значимых фильмах, как фантастическая драма «День, когда Земля остановилась» (1951), фильм нуар «Переломный момент» (1950), социальная драма «Лицо в толпе» (1957) и мелодрама «Завтрак у Тиффани» (1961).

Оценка критики

Критика оценила фильм в целом положительно, хотя и с известными оговорками. Журнал «Variety» назвал картину «первоклассной шпионской историей», а «TimeOut» — «изящным, напряжённым шпионским триллером». По мнению Таны Хобарт, «это неожиданно увлекательный шпионский фильм… с неожиданными поворотами, сюжетными сюрпризами, с агентами и двойными агентами, ложной информацией и тому подобное». Крейг Батлер отмечает, что «несмотря на свои сильные стороны, „Курьер“ представляется немного несфокусированным, такое впечатление, что Хэтэуэй не знал, что делать с материалом», подытоживая своё мнение словами: «Для тех, кого не пугает неубедительный сюжет и странности персонажей, „Курьер“ будет весьма забавен». С другой стороны, Босли Кроутер в «Нью-Йорк таймс» заключил, что "картина не более чем средней привлекательности, а Эндрю Уиклифф ещё более негативно оценил фильм, написав, что он был бы «неопасной пустой тратой времени, если бы не слабый финал».

Большинство критиков отмечают сочетание в картине полудокументального стиля, который режиссёр Генри Хэтэуэй успешно разрабатывал на рубеже 1940-50-х годов, с жанром триллера, а также сильную операторскую работу. Так, «TimeOut» написал, что "фильм красиво снят Люсьеном Баллардом как международный вариант полудокументального стиля, который Хэтэуэй выработал на фильмах «Дом на 92-й улице», «Улица Мадлен, 13» и «Звонить Нортсайд 777». Крейг Батлер указывает, что фильм «содержит все элементы хорошего шпионского триллера — наверное, даже их слишком много — и отличается сочной операторской работой Люсьена Балларда», продолжая, что «Дипкурьер» «начинается в полудокументальном жанре, но отходит от этого стиля почти в самом начале, что делает его непоследовательным». Кроутер отмечает, что «фильм содержит все знакомые ингредиенты континентального шпионского детектива — секреты Государственного департамента, европейские поезда, убийцы, разбойники, советские агенты, красивые и непредсказуемые дамы, военная полиция, звучание цитры и, естественно, загнанный в угол человек». «TimeOut» подчеркивает, что «сюжет, взятый из романа Питера Чейни („Зловещее задание“), сведён главным образом к быстро развивающемуся действию, в основном, в Триесте».

Пол Мэвис характеризует фильм словами: «С определённым полудокументальным основанием и европейской атмосферой,… „Дипкурьер“ является классическим пост-хичкоковским, до-бондовским триллером, он довольно приятен по сравнению с сегодняшними безумно преувеличенными, бешенными шпионскими интригами», продолжая, что «„Дипкурьер“ несёт приятно уловимый хичкоковский дух и сюжетные моменты, такие как бессмысленный Макгаффин (вещь, ради которой все гибнут), холодная, таинственная блондинка, которая готова играть на обе стороны ради собственного спасения, и интрига в поезде». Уиклифф считает, что «„Дипкурьер“ начинается намного сильнее, чем заканчивается. На протяжении приблизительно половины фильма — это послевоенная вариация хичкоковских работ 1930-х годов, где происходят необъяснимые, странные события, которые пытается распутать герой», однако затем, по его словам «фильм меняет передачу, превращаясь в голливудскую попытку сделать „Третьего человека“. Он успешен в первой части и выглядит жалко — во второй». «TimeOut» обращает внимание ещё на одно обстоятельство: «Упрощенчество (эпохи) Холодной войны правит здесь, как это было всегда в (фильмах) начала 1950-х годов».

Многие специалисты отмечают, что, вероятно, наиболее слабой стороной картины является сценарий. Кроутер прямо пишет, «что проблема заключается в сценарии. Кейси Робинсон и Лайам О’Брайен, написавшие сценарий по роману Питеру Чейни, собрали впечатляющий набор мелодраматических эпизодов, таких как таинственное убийство в поезде, групповые нападения в Триесте, двойная игра и, конечно, кульминационная „гонка с преследованием“. Однако, по мнению, Кроутера, им не удалось создать „ясную историю со саспенсом“, а мистер Хэтэуэй не смог так поставить её», чтобы подняться над общим уровнем других аналогичных картин. Кроутера также смущает та роль, которую авторы фильма возложили на обычного дипкурьера, и те дела, к «которым он не имеет никакого отношения. И в этих ситуациях он действует как довольно тупой болван». То же можно сказать и о «других мощных сторонах в этой фантастической игре в кошки-мышки». Батлер считает, что «сценарий аккуратно подогнан и предлагает много увлекательных моментов, хотя немного банален и механистичен, а режиссёр не нашёл способа скрыть эти недостатки». А по мнению Хобарт, хотя «в сюжете много дыр, их скрывает хорошая актёрская игра и плотная режиссёрская работа». Подводя итог сюжету фильма, Кроутер резюмирует, что «можно и не говорить о том, что важный секрет найден и передан кому надо, но задолго до того интерес и терпение (зрителя) уже разорваны на клочки».

Критики в целом высоко оценили актёрскую игру. Батлер пишет, что «состав актёров довольно хороший,… Тайрон Пауэр в очень хорошей форме, а Хильдегард Кнеф пленительна. Энергичная игра Карла Молдена, возможно, немного чрезмерна, но его также интересно видеть играющим в такой манере,… но очень талантливая Патриция Нил немного не на месте — однако не до степени, разрушительной для фильма». По мнению Уиклиффа, герой Пауэра «намного интереснее», когда заметно, что (шпионская) работа ему не по плечу. Но «в конце концов, он превращается в стандартного героического главного героя и фильм становится намного менее интересным». Он также считает, что «Патриция Нил хороша, но материал её подводит». Однако "часть проблемы (фильма) заключается в Хильдегард Кнеф,… игра которой наряду с бесконечностью последних тридцати минут опрокидывает «Дипкурьер». Одного из русских агентов, убивающих Сэма, играет Чарльз Бучински, впоследствии известный как Чарльз Бронсон, другой известный в будущем актёр Ли Марвин также исполняет небольшую роль офицера комендатуры.

Ссылки

• [www.imdb.com/title/tt0044552/?ref_=fn_al_tt_1 Дипкурьер] на сайте IMDB
• [www.allmovie.com/movie/diplomatic-courier-v13855 Дипкурьер] на сайте Allmovie
• [www.rottentomatoes.com/m/diplomatic-courier/ Дипкурьер] на сайте Rotten Tomatoes
• [www.mrqe.com/movie_reviews/diplomatic-courier-m100024317 Дипкурьер] на сайте Movie Review Query Engine

Отрывок, характеризующий Дипкурьер (фильм)

Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.