Диской, Фёдор Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Диской
Θеодоръ Ивановичъ Диской
Место рождения:

Дисковка под Купянском,
Российская империя

Подданство:

Российская империя

Дата смерти:

1833(1833)

Место смерти:

Москва, Российская империя

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Фёдор Иванович Дискóй, реже — Диский (рус. дореф. Θеодоръ Ивановичъ Диской; втор. пол. XVIII века, имение Дисковка под Купянском, Российская империя — 1833, Москва, Российская империя) — русский служилый дворянин, потомственный купянский помещик, владел сёлами и слободами в Воронежском наместничестве, служил прапорщиком в Русской императорской армии. Близкий друг философа Григория Сковороды, филолога Константина Калайдовича и терапевта Матвея Мудрова.

Диской принадлежал к благородному сословию Слобожанщины, предки Фёдора Ивановича служили старшинами в Изюмском полку. Отец Фёдора Ивановича — Иван Григорьевич Диской — был купянским сотником.[1] Род Диских записан в дворянские родословные книги Богодуховского уезда Харьковского наместничества. Диской получил известность за распространение трудов Сковороды в Москве, а также за частные уроки моральной философии, которые Диской предлагал в Московских ведомостях заинтересованным в знакомстве с творчеством Сковороды.[2] Фёдору Дискому посвящена притча Сковороды «Убогий жаворонок» с посвящением: «Григорій Варсава Сковорода любезному другу, Ѳеодору Ивановичу Дискому, желаетъ истиннаго мира».[3] М. И. Алякринский вспоминал о Диском, что он имел «к памяти Сковороды какое-то благоговейное почтение, а сочинения Сковороды были самым любимым его чтением». Оригинал рукописи «Убогого жаворонка» был утерян, однако благодаря Дискому текст произведения стал известен и был опубликован в Москве в 1837 году под редакцией М. Макарова и И. Решетникова. Именно от Диского Алякринский получил экземпляр рукописи «Жизни Григория Сковороды» М. И. Коваленского.[4]

Погиб при трагических обстоятельствах: был зарублен топором вместе со служанкой плотником, работавшим в его доме.[3] О несчастной судьбе Диского писал, в частности, известный писатель Г. П. Данилевский.

Напишите отзыв о статье "Диской, Фёдор Иванович"



Примечания

  1. Гомон П. Григорій Сковорода і Нижнє Приоскілля. Х., 2006. С. 106–108.
  2. Morosow W. Ornithologie und die Kunst der Selbstsorge: Zur philosophischen Problematik der Parabel Die arme Lerche von Grigorij Skovoroda, in: Coincidentia, Band 6/1. Bernkastel-Kues 2015. S. 419.
  3. 1 2 Основа: южно-русский литературно-ученый вѣстник. СПб., 1862 (сентябрь) С. 31.
  4. Стеллецкий Н. С. Странствующий украинский философ Григорий Саввич Сковорода. К., 1894. С. 2.

Литература

  • Данилевский Г. П. Украинская старина. Матерiалы для исторiи украинской литературы. Харьковъ, 1866.
  • Лощиц Ю. М. Сковорода. — М., 1972.
  • Шевчук В. Пiзанний и непiзанний Сфiнкс. Григорiй Сковорода сучасними очима. К., 2008.
  • Morosow W. Ornithologie und die Kunst der Selbstsorge: Zur philosophischen Problematik der Parabel Die arme Lerche von Grigorij Skovoroda, in: Coincidentia, Band 6/1. Bernkastel-Kues 2015.

Отрывок, характеризующий Диской, Фёдор Иванович

Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.