Дискотека

Дискотека (от франц. discothèque, сост. из disque — грампластинка и cartothèque — картотека) — культурно-развлекательное танцевальное мероприятие, проводимое в специально отведённом месте (зрелищном или увеселительном учреждении) либо на открытом воздухе (танцплощадке). Другое значение слова — собрание грампластинок (дисков)..

История

Дух сопротивления

В тридцатых годах XX века, слово «discoteque» на сленге французских поклонников джаза обозначало собрания любителей джаза. Во времена падения Франции это слово, на время, приобрело ещё и дух протеста захватчикам, организованного движением Сопротивления, так как джаз был запрещён нацистами. В составе джазовых оркестров выступали в основном музыканты еврейского и негритянского происхождения, которым запрещалась трудовая деятельность в Третьем рейхе, в связи с чем проведение танцевальных вечеров под живую джазовую музыку фактически оказалось невозможным. Полный запрет на проведение государственных и частных танцевальных вечеров вышел 17 января 1942 года.

На смену живой музыке пришли грампластинки. Если верить книге Альберта Голдмана «Disco», вышедшей в 1978 году, то самой первой в мире дискотекой было заведение, расположенное на улице Юшетт (фр. Huchette) в Париже и носившее название «La Discoteque». Это был бар, существовавший во время Второй мировой войны, в котором, при заказе выпивки, клиент мог попросить поставить его любимую джазовую пластинку.

Период элитарности

С появлением электрофонов и усовершенствованием громкоговорителей появилась возможность более качественного воспроизведения виниловых пластинок, что послужило толчком для развития дискотек. Большую известность, уже после войны, в Париже приобрело заведение «Whiskey-A-Go-Go», которое в 1947 году открыл Пол Пасин (Paul Pacine), и целевой аудиторией которого являлись богатые и знаменитые люди города. Несколько позднее пальму первенства в звании самой престижной дискотеки города перехватил Жан Касл (Jean Castle), открывший свою дискотеку под названием «Chez Castle». Французские дискотеки того времени (и вплоть до шестидесятых годов) вовсю пестовали элитарность. Именно в этот период были придуманы все главные отличительные черты фешенебельной дискотеки: строгий фейс-контроль, определенного рода антураж и внутренняя отделка клуба.

В 1958 году французская сеть «Whiskey A Go-Go» появилась в США, сначала в Чикаго, затем в 1964 году в Западном Голливуде, а в 1966 году в Вашингтоне. Клубы этой сети стали стали активно продвигать стиль Go-Go с танцовщицами в специальных клетках над танцполом. В Нью-Йорке первая дискотека открылась в канун нового 1960 года и называлась «Le Club». Эта дискотека копировала элитарные парижские дискотеки и была нацелена прежде всего на местную городскую элиту.

Эпоха диск-жокеев

По мнению Федерального союза немецких дискотек и танцевальных залов (BDT) первая дискотека в современном понимании, то есть без живой музыки и с обязательным участием диджеев, появилась 19 октября 1959 года в городе Ахене на месте ресторана «Scotch Club», владелец которого австриец Франц-Карл Швендингер (нем. Franzkarl Schwendinger) полностью сменил формат заведения, превратив его в «Jockey-Tanz-Bar». Швендингер пригласил ведущего, который объявлял название очередной музыкальной композиции и вёл живой диалог с публикой. До этого диск-жокеи работали только на радиостанциях.

Первым ведущим дискотеки в «Scotch Club» был немецкий оперный певец, выступление которого прошло крайне неудачно, после чего владелец пригласил восемнадцатилетнего внештатного корреспондента местной газеты «Aachener Zeitung» Клауса Кирини (нем. Klaus Quirini), который присутствовал на первой вечеринке и написал об этом критическую статью. Клаус родился в семье известных политиков, которые не хотели, чтобы их фамилия ассоциировалась с увеселительными заведениями, в связи с чем Кирини взял псевдоним Генрих (нем. Heinrich).

Быстрому росту популярности дискотеки способствовало её выгодное местоположение в земле Северный Рейн-Вестфалия на границе Германии, Бельгии и Нидерландов. На вечеринки к DJ Heinrich съезжались со всей Западной Европы. «Scotch Club» проработал на одном месте 33 года вплоть до 1992 года. А диджеи стали неотъемлемыми участниками дискотек во всём мире.

В стиле диско

В середине семидесятых годов XX века в моду входит танцевальный жанр диско и соответствующее направление молодёжной моды диско-стиль. Дискотека и диско остаются неразрывным целым вплоть до середины восьмидесятых годов.

В этот же период волна дискотечного движения докатывается до Советского Союза. Укрепилось мнение, что первые дискотеки проводились в домах культуры на территории прибалтийских республик под эгидой местных комсомольских и студенческих организаций. Но уже в 1976 г. дискогруппа из Ташкента приняла участие в Межреспубликанском фестивале-конкурсе в Риге. В 1977 г. при гостинице ЦК ВЛКСМ Узбекистана "Шодлик" был создан дискоклуб "Ильхом". Следующий фестиваль прошел в 1978 году в Новосибирске.

Одним из первых известных советских диск-жокеев был Сергей Минаев, начинавший свою музыкальную карьеру в 1980 году на дискотеках в МАИ и в дискобаре гостиницы «Молодёжная» в Москве. К числу первых коллективов, профессионально занимавшихся проведением дискотек, относится образованный в 1980 году в Красногорске «Диско-7», один из организаторов которого Андрей Статуев (DJ Василич) до сих пор работает диск-жокеем в ночных клубах и на радиостанциях.

Дискотеки сегодня

Постепенно популярность термина раздвинуло границы его употребления. На сегодняшний день понятие «дискотека» понимается в основном в качестве синонима клубной танцевальной вечеринки. Повзрослевшие «дисколюбы» расширили и возрастные дискотечные рамки, сейчас никого не удивляют дискотеки для уже зрелых людей.

Дискотеки в кинофильмах

• «Лихорадка субботнего вечера» (США, 1977 год) — о завсегдатае диско-клуба «2001 Odissey».
• «Курьер» (СССР, 1986 год) — в фильме снята одна из московских дискотек периода перестройки, располагавшаяся в Oлимпийской Деревне.(Москва)

См. также

• Летний отдых
• Ночной клуб
• Минидиско

Отрывок, характеризующий Дискотека

– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.