Диссидентский вопрос

Диссидентский вопрос (польск. sprawa dysydentów) — вопрос дискриминации христианского неримокатолического населения в Речи Посполитой, приобретший особенно важное значение в 1760-е годы, когда он стал причиной или поводом для вмешательства России и Пруссии во внутренние дела государства. Обострение диссидентского вопроса привело к усилению зависимости Речи Посполитой от соседних держав, направлявших свои усилия на недопущение реформ государственного строя. Усиление кризисных тенденций в Речи Посполитой сыграло главную роль в её упадке и дальнейшей ликвидации.

История

Диссидентами (от лат. dissidens — несогласный, расходящийся) в Речи Посполитой называли приверженцев кальвинизма, лютеранства, социниан (их же называли арианами), анабаптистов, квакеров, меннонитов, а после 1596 года и православных. Православные, не принявшие Брестскую унию назывались дизунитами, и были вне закона. Их существование предусматривалось только каноническим правом униатской церкви. Подавляющее большинство диссидентов составляли православные и греко-католики, которых в России считали частью общерусского народа.

В числе дискриминационных положений, у диссидентов не было прав избираться в Сейм, занимать государственные должности и открывать новые храмы. Диссиденты не могли рассчитывать на спокойное пользование своими имениями и на личную безопасность. Несмотря на то, что конституция 1717 года обеспечивала им неприкосновенность имений и равенство перед судом, на практике это часто не соблюдалось.

Идея уравнения в правах диссидентов встречала жёсткое сопротивление со стороны крупных магнатов, мелкой шляхты и римокатолического духовенства. Краковский епископ Каетан Солтык провозглашал:

Не могу без измены отечеству и королю позволить на увеличение диссидентских прав. Если б я увидел отворенные для диссидентов двери в Сенат, избу посольскую, в трибуналы, то заслонил бы я им эти двери собственным телом — пусть бы стоптали меня. Если б я увидел место, приготовленное для постройки иноверного храма, то лег бы на это место — пусть бы на моей голове заложили краеугольный камень здания.

Диссидентский вопрос в международной политике

В первой половине XVIII века Россия добивалась от польского правительства соблюдения обязательств о свободе вероисповедания для православных, взятых Речью Посполитой по договору 1689 года, и признания за Россией права представлять интересы православных перед польским правительством. В вопросе о свободе вероисповедания Россия выступала вместе с Англией, Швецией и Голландией, которые оказывали поддержку своим протестантским единоверцам. В 1724-1725 годах по просьбе Швеции Россия выступала перед польским правительством в защиту притесняемых протестантских «диссидентов». Диссидентский вопрос стал одной из причин принятия Россией участия в войне за польское наследство в 1730-х годах. Одним из обязательств, взятых саксонским курфюрстом Фридрихом-Августом II, было обеспечение свободы вероисповедания для «диссидентов», после получения им польской короны.

Диссидентский вопрос осложнял и отношения Речи Посполитой со Священной Римской империей. Император был гарантом прав религиозных меньшинств в империи, а всплески католического фанатизма в Речи Посполитой вызывали активность иезуитов в Силезии и Венгрии, где было много лютеран. Кроме того, это вызывало демарши со стороны протестантских князей Империи, которых поддерживали Англия и Швеция. Согласовывая свои действия с Россией, в 1732 году император Карл VI, отвечая на промеморию императрицы Анны Иоанновны приказал имперскому послу в Варшаве графу Вильчеку совместно с русским посланником графом Фридрихом Левенвольде «всякие удобные и сильные домогательства, где надлежит, употреблять» для защиты православных «диссидентов» и русского населения на польской границе. В случае, если этого будет недостаточно, император готов был поддержать Россию силой оружия, считая случаем агрессии ситуацию, «когда одна или другая сторона в покойном владении своих под упомянутым союзным трактатом содержанных земель обеспокоена бывает».

Для Екатерины II вопрос заступничества за права православных был крайне важен, поскольку был одним из немногих поприщ общенациональной политики, способной обеспечить одобрение у широких масс, тогда как в силу обстоятельств своего прихода на престол, во внутренней политике она должна была обеспечивать узко-сословные интересы дворянства.

Поспособствовав образованию Слуцкой конфедерации православных и протестантов, полномочный посол России в Речи Посполитой Николай Васильевич Репнин, обладавший огромным политическим весом, на так называемом Репнинском сейме сумел в 1768 году добиться почти что уравнения диссидентов в правах с католиками и признания православных диссидентами. Недовольство этим шагом, как и общей зависимостью от российского влияния, привело к созданию католической шляхтой Барской конфедерации и к открытому военному выступлению против русских войск. После поражения Барской конфедерации, произошёл первый раздел Речи Посполитой. Екатерина II совершала его под лозунгом «Отторженная возвратихъ», настаивая на том, что не берёт ни пяди собственно польской земли.

Советский историк И. С. Миллер отмечал, что диссидентский вопрос был использован Россией и Пруссией как повод для вмешательства во внутренние дела государства, в частности, для недопущения проведения реформ (отмены права liberum veto и др.). Требование равноправия для диссидентов при сохранении liberum veto означало лишение Сейма возможности принятия решения без участия России и Пруссии.

Российский историк Л. М. Аржакова полагает, что императрица могла использовать диссидентский вопрос для оправдания территориальной экспансии на запад, а ограничиться западнорусскими землями России пришлось вследствие того, что ей приходилось считаться с интересами Пруссии и Австрии.

См. также

• Русско-польские отношения
• Брестская уния
• Борьба униатов и православных

Литература

• Аржакова Л. М. [history.spbu.ru/userfiles/03-Arzhakova.pdf Диссидентский вопрос и падение Речи Посполитой] (дореволюционная отечественная историография проблемы) // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana = Петербургские славянские и балканские исследования. — 2008. — № 1. — С. 31—39.
• Виноградов В. Н. Дипломатия Екатерины Великой // Новая и новейшая история. 2001. № 3, 4, 6.
• Носов Б. В. Русская политика в диссидентском вопросе в Польше в 1762-1766 гг. // Польша и Европа в XVIII веке: Международные и внутренние факторы разделов Речи Посполитой. М.: Ин-т славяноведения РАН, 1999
• Стегний П. В. Первый раздел Польши и российская дипломатия // Новая и новейшая история. 2001. № 1
• Чистовица И. А. Диссидентский вопрос в Польше в первой половине XVIII столетия. — Императорская академия наук, 1880.
• Lubienska M. С. Sprawa dysydencka. 1764—1766. — Kr.-Warsz., 1911.  (польск.)

Отрывок, характеризующий Диссидентский вопрос

Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.