Дистлер, Хуго

Хуго Дистлер
Основная информация
Профессии	композитор

Ху́го Ди́стлер (Гуго Дистлер, нем. Hugo Distler; 24 июня 1908, Нюрнберг — 1 ноября 1942, Берлин) — немецкий композитор, виднейший представитель евангелической хоровой и органной музыки XX столетия.

Биография

Внебрачный сын швеи, Хуго Дистлер после отъезда матери в США (в связи с замужеством) был передан на воспитание дедушке и бабушке. В детстве обучался игре на фортепиано, но обучение было прервано из-за финансовых проблем.

По окончании средней школы в 1927 году Дистлер поступил в Лейпцигскую консерваторию, которую окончил в 1931 году; учился у К. А. Мартинссена по классу фортепиано и у Г. Грабнера — композиции. Там же, в Лейпциге, в Институте церковной музыки, Дистлер овладел игрой на органе под руководством Гюнтера Рамина, органиста церкви Св. Фомы (Thomaskirche).

С 1931 года Дистлер служил органистом и регентом в церкви Св. Иакова в Любеке; одновременно он возглавил Любекский камерный оркестр. В 1932 году Дистлер создал два мелодически и ритмически оригинальных хоровых произведения — «Немецкую хоровую мессу» и «Маленькую музыку на адвент».

Евангелическая церковная музыка оказалась в немилости у национал-социалистов: в 1933 году Дистлеру вместе с другими церковными композиторами в специальном заявлении пришлось отстаивать своё право не ориентироваться на классику и романтику, как того требовали идеологи НСДАП. На протяжении 30-х годов признанию творчества Дистлера постоянно сопутствовали и нападки со стороны национал-социалистов: его «Песня о колоколе» была названа «негроидной музыкой», а за сочинённый в 1936 году Концерт для клавесина он был обвинён в «культур-большевизме».

С 1937 года Дистлер преподавал игру на органе и композицию в Высшей музыкальной школе в Штутгарте, где также руководил хором. В 1939 году на фестивале хоровой музыки в Граце «ошеломляющий» успех имели его сочинения «Новый хоровой песенник» (1938) и «Мёриковский хоровой песенник» (1939, на стихи Э. Мёрике). С 1940 года Дистлер преподавал контрапункт в Высшей музыкальной школе в Берлине; среди учеников — Серджиу Челибидаке. В 1942 году композитор был назначен директором Берлинского государственного и Кафедрального хоров. В 1942 году Дистлер закончил работу на девятью мотетами «Духовной хоровой музыки»; наибольшую известность получил второй мотет — «Пляска смерти»; в двух последних мотетах Дистлер стремился открыть для церковной музыки новые тональные горизонты. В том же 1942 году его музыка была причислена нацистским режимом к вырожденческому искусству («entartete Kunst»); в октябре Дистлер получил призывную повестку на 3 ноября. Не дожидаясь назначенной даты, 1 ноября 1942 года композитор покончил с собой, отравившись газом.

Частная жизнь

В 1933 году Хуго Дистлер женился на Вальтрод Типхаус, которой годом раньше были посвящены «Немецкая хоровая месса» и «Маленькая музыка на адвент»; в браке имел троих детей.

Творчество

Хуго Дистлер известен прежде всего как создатель евангелической духовной музыки. Автор многочисленных хоровых, органных и камерно-инструментальных сочинений.

В своем творчестве Дистлер исходил из стилистических особенностей старинной музыки, главным образом барокко; вместе с тем его сочинения представляли собою новаторское переосмысление протестантской традиции. Наиболее значительные его сочинения — «Рождественская история» (Weihnachtsgeschichte) и «Хоральные страсти» (Choralpassion nach den 4 Evangelien der Heiligen Schrift) — возвращение к давно забытому композиторами жанру страстей.

Неприятие нацистской идеологии отразилось и в творчестве Дистлера. Так, в написанной им в 1935 году популярной «Рождественской истории» (Weihnachtsgeschichte) хор многократно повторяет: «Zu Bethlehem im jüdischen Lande» (К Вифлеему в земле иудейской), — Дистлер таким образом напоминал слушателям, что Иисус был иудеем.

Литература

• Neumann K. L. Distler, Hugo // The New Grove Dictionary of Music and Musicians (Stanley Sadie, ed.). — New York: MacMillan Publishers, Ltd., 1980. — Т. 5. — С. 497-499.  (англ.)
• Palmer L. Hugo Distler and His Church Music. — St. Louis: Conordia Pub. House, 1967.  (англ.)

Отрывок, характеризующий Дистлер, Хуго

– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…