Дитерихс, Михаил Константинович

Михаил Константинович Дитерихс<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Военный министр Российского правительства
10 — 27 августа 1919
Предшественник:	Дмитрий Лебедев
Преемник:	Алексей Будберг
Земский воевода Приамурского земского края
23 июля 1922 — 25 октября 1922
Вероисповедание:	православный
Рождение:	5 (17) апреля 1874(1874-04-17) Санкт-Петербург, Российская империя
Смерть:	9 октября 1937(1937-10-09) (63 года) Шанхай, Китай
Отец:	Дитерихс Константин Александрович
Мать:	Мусницкая Ольга Иосифовна
Образование:	1) Пажеский корпус 2) Академия Генерального штаба
Военная служба
Годы службы:	1892—1922
Принадлежность:	Российская империя Российская империя Белое движение
Род войск:	кавалерия пехота
Звание:	генерал-майор (1915) генерал-лейтенант (1919)
Сражения:	Русско-японская война: Сражение при Ляояне Сражение на реке Шахе Мукденское сражение Первая мировая война: Брусиловский прорыв Салоникский фронт Гражданская война в России: Восстание Чехословацкого корпуса Челябинская операция Тобольский прорыв Приморская операция
Награды:

Михаи́л Константи́нович Ди́терихс (5 [17] апреля 1874 — 9 сентября 1937) — русский военачальник. Участник Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн. Один из руководителей Белого движения в Сибири и на Дальнем Востоке. Правитель Приамурского земского края в 1922 году.

Биография

Ранние годы

Родился в Санкт- Петербурге 5 (17) апреля 1874 в большой семье полковника-артиллериста Константина Александровича Дитерихса (1823—1899) и русской дворянки Ольги Иосифовны Мусницкой (1840—1893). Среди его сестёр была Анна (впоследствии жена толстовца В. Г. Черткова) и Елена (впоследствии супруга князя А. А. Оболенского), брат Иосиф был одним из секретарей Льва Николаевича Толстого, Леонид — искусствоведом и журналистом, третий его брат, Владимир, служил во флоте и в 1914—1917 году был контр-адмиралом, четвёртый — Константин (род.1870), подполковник.

В 1894 году окончил Пажеский корпус, выпущен во 2-ю лейб-гвардии артиллерийскую бригаду. В 1900 году окончил Николаевскую академию Генерального штаба по 1-му разряду. C 1900 по 1903 служил на штабных должностях в войсках Московского военного округа. В 1903 году назначен командиром эскадрона в 3-м Драгунском полку.

Русско-японская война

После начала войны был назначен обер-офицером для особых поручений при штабе 17-го Армейского корпуса. На фронт прибыл в августе 1904 года. Участвовал в сражениях под Ляояном, на реке Шахе, при Мукдене. Война завершилась для Дитерихса производством в подполковники (17.04.1905) и назначением на должность штаб-офицера для особых поручений при штабе корпуса.

1905—1914

После русско-японской войны вернулся в Московский военный округ. В 1906 году назначен штаб-офицером для особых поручений при штабе 7-го армейского корпуса. В 1907 году переведён на аналогичную должность в штаб Киевского военного округа. В 1909 году произведён в полковники. В 1910 году назначен старшим адъютантом штаба округа. В 1913 году назначен начальником отделения в Мобилизационном отделе Главного управления Генерального штаба. В этой должности он встретил начало Первой мировой войны.

Первая мировая война

В 1914—1916 годах, во время Первой мировой войны, был назначен начальником штаба 3-й армии. В начале сентября 1916 он направился вместе с возглавляемой им 2-й Особой пехотной бригадой и ещё двумя такими спецформированиями из Архангельска в Салоники, в поддержку сербской армии (прибыл 28 сентября). В середине ноября 1916 под его руководством были разбиты части болгарской армии, в результате чего союзники 19 ноября заняли город Монастир. На этом военные успехи закончились.

Гражданская война

После Февральской революции был отозван в Россию. С 24 августа по 6 сентября 1917 года был начальником штаба Особой Петроградской армии, с 6 сентября по 16 ноября генерал-квартирмейстером Ставки, а с 16 ноября по 20 ноября — начальником штаба генерала Духонина.

21 ноября перебрался на Украину, где в марте 1918 года стал начальником штаба Чехословацкого корпуса, с которым он прошёл до Владивостока (в июне). Поддержал Колчака, который назначил его 17 января 1919 года руководителем комиссии по расследованию убийства Царской семьи (Дитерихс был активным монархистом), на должности которого он пребывал до 7 февраля того же года.

С 1 июля по 22 июля 1919 года был командующим Сибирской армией, с 22 июля по 17 ноября командующим Восточным фронтом и одновременно с 12 августа по 6 октября начальником штаба А. В. Колчака. В результате разногласий с А. В. Колчаком, который настаивал на необходимости любой ценой оборонять Омск, по личной просьбе ушел в отставку. Был инициатором создания летом-осенью 1919 года добровольческих формирований с идеологией защиты Православной веры — «Дружин Святого Креста» и «Дружин Зелёного Знамени». В сентябре 1919 года разработал и успешно провел последнюю наступательную операцию Российской армии адмирала Колчака — Тобольский прорыв. После поражения белых в конце 1919 эмигрировал в Харбин.

23 июля 1922 года на Земском Соборе во Владивостоке Дитерихс избран Правителем Дальнего Востока и Земским Воеводой — командующим Земской ратью.

Эмиграция

В октябре 1922 года войска Приамурского земского края потерпели поражение, и Дитерихс был вынужден эмигрировать в Китай, где проживал в Шанхае. В 1930 стал председателем Дальневосточного отдела Русского Общевоинского Союза. Умер 9 октября 1937 года, похоронен в Шанхае, на кладбище Локавей, которое было уничтожено в годы «культурной революции».

Автор книги «Убийство Царской Семьи и Членов Дома Романовых на Урале».

Семья

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Первым браком женат на Марии Александровне Повало-Швейковской, дочери генерал-лейтенанта А. Н. Повало-Швейковского. Имели двоих детей (сына и дочь)

• Николай Михайлович Дитерихс (псевдоним — Горчаков) (1898—1958), советский режиссёр
• Наталия Михайловна Дитерихс (в замужестве — Полуэктова) (? — 1990-е)

Вторым браком (1916) женат на Софье Эмильевне Бредовой, сестре Ф. Э. Бредова и Н. Э. Бредова. Имели двоих детей (сына и дочь)

• Михаил Михайлович Бредов (усыновлен тетей Марией Эмильевной Бредовой, 1916—1976), советский физик
• Агния (Ася) Михайловна Дитерихс (1921-1978)

Награды

• 1902 Орден Святого Станислава 3-й степени
• 1904 Орден Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом (за сражение под Ляояном)
• 1905 Орден Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом
• 1905 Орден Святого Станислава 2-й степени с мечами (за Мукденское сражение)
• 1905 Орден Святой Анны 2-й степени с мечами
• 1915 Орден Святого Станислава 1-й степени с мечами
• 1916 французский Военный крест (Croix de Guerre) с пальмовой ветвью
• 1917 Орден Святого Владимира 2-й степени с мечами
• 1917 французский Орден Почётного Легиона офицерский крест

Литература

1. Павел Руднев / М. К. Дитерихс. Генерал Дитерихс и его книга / Убийство Царской семьи. — Москва: Вече, 2008. — 512 с. — ISBN 978-5-9533-3089-3.
2. [book-chel.ru/ind.php?what=card&id=5526 Дитерихс, Михаил Константинович] в энциклопедии «Челябинск»
3. В. Е. Шамбаров. Белогвардейщина. М., Эксмо-Пресс, 2002
4. В. Клавинг. Гражданская война в России: Белые армии. М., Аст, 2003
5. Последние бои на дальнем востоке. М., Центрполиграф, 2005
6. Н. Е. Какурин. И. И. Вацетис Гражданская война 1918—1921. С.-П., Полигон, 2002
7. Дитерихс М. К. [www.libbooks.ru/bookbox_106171.html «Убийство Царской Семьи и Членов Дома Романовых на Урале»]
8. В. Ж. Цветков. Разгромили атаманов, разогнали воевод. О последнем Земском соборе// «Родина», 2000, № 11.
9. В. Ж. Цветков. Генерал Дитерихс. М., НП «Посев», 2004.
10. Залесский К. А. Кто был кто в Первой мировой войне. — М.: АСТ, 2003. — 896 с. — 5000 экз. — ISBN 5-271-06895-1.
11. Цветков В. Ж. Михаил Константинович Дитерихс // Вопросы истории. — 2013. — № 2. — С. 34—58.

Ссылки

• [www.hrono.ru/biograf/bio_d/diterihs.html Биография Дитерихса М. К. на сайте «Хронос»]
• [ru.rodovid.org/wk/Запись:394017 Дитерихс, Михаил Константинович] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=278 Дитерихс, Михаил Константинович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Отрывок, характеризующий Дитерихс, Михаил Константинович

– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.