Пинга (португальский футболист)

Пинга
Общая информация
Полное имя	Артур ди Соуза
Родился	30 сентября 1909(1909-09-30) Фуншал, Португалия
Умер	12 июля 1963(1963-07-12) (53 года) Порту, Португалия
Гражданство	Португалия
Позиция	нападающий
Карьера
Клубная карьера*
1927—1930	Маритиму
1930	Унион Микаэленсе
1930	Маритиму
1930—1946	Порту	400 (394)
Национальная сборная**
1930—1942	Португалия	21 (9)
Тренерская карьера
194?	Тирсенсе
1949—1950	Порту
1950	Порту	тренер
1963	Гувейя
1963	Порту (юн.)	тренер
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

А́ртур ди Со́уза (порт. Artur de Sousa; 30 сентября 1909, Фуншал — 12 июля 1963, Порту), также известный как Пи́нга (порт. Pinga) — португальский футболист, первая легенда «Порту». Также распространено мнение о ди Соузе как о первом великом игроке в истории португальского футбола. Известный тренер Кандидо ди Оливейра, возглавлявший португальскую национальную сборную в период выступлений за неё Артура ди Соузы, признавал его «самым талантливым игроком Португалии» и называл ди Соузу «художником футбола», «пылающим игрой». В честь футболиста названа улица в его родном Фуншале, причём его прозвище в данном случае соединено с настоящим именем (Artur de Sousa Pinga).

Мадейра. Понта-Делгада. Порту

Родившийся и выросший на Мадейре Артур ди Соуза начинал играть в «Маритиму», клубе из главного города архипелага. До того, как переехать на континент, ди Соуза трижды выиграл региональный чемпионат, стал фигурантом нескольких скандалов и получил первый вызов в национальную команду Португалии. Его исключительный талант проявился в бытность игроком команды из Фуншала, состав которой ди Соуза пополнил в семнадцатилетнем возрасте. 23 июня 1930 года ди Соуза отлично провёл матч против «Порту», в результате чего клуб из одноименного города попытался незамедлительно заполучить футболиста. Однако на предложение о переходе ди Соуза ответил отказом, сославшись на нежелание покидать остров и решительную позицию своей матери. Это решение чуть было не перечеркнуло футбольную карьеру ди Соузы. Вскоре из-за разногласий с руководителями «Маритиму» он был отправлен в 5-месячную «ссылку» на азорский остров Сан-Мигел, что намного дальше, чем от Мадейры до Порту; ди Соуза стал выступать в составе команды «Унион Микаэленсе», представлявшей город Понта-Делгада. В конце ноября 1930 года, по-прежнему оставаясь футболистом более чем скромного «Микаэленсе», Артур впервые получил вызов в сборную Португалии. 30 ноября дебютировал в ней в игре против сборной Испании (0:1), восьмом поединке в серии из одиннадцати товарищеских встреч. Матч состоялся на Campo do Ameal в Порту, и этот факт приблизил ди Соузу к одноименному футбольному клубу. После международного матча Артур был возвращён в «Маритиму», но защищать цвета этого клуба больше не хотел, и потому вернулся к предложению «Порту». Главный тренер клуба из континентальной Португалии, Йожеф (Жозе) Сабо, лично настаивал на приобретении ди Соузы, возможности которого прекрасно знал, так как будучи игроком «Насьонала» непосредственно сталкивался с ним на футбольном поле, в том числе и в рамках Чемпионата Мадейры. Президент «Порту» Эдуарду Вилареш был солидарен с главным тренером и посчитал, что сложившаяся вокруг ди Соузы конфликтная ситуация - самое удачное время для того, чтобы забрать его. Переговоры продолжались почти весь декабрь и, поскольку речь о согласии футболиста уже не шла, завершились успешно.

В стане «драконов». «Полдень трёх дьяволов»

23 декабря 1930 года Артур ди Соуза официально стал игроком «Порту» (к слову, руководители «Маритиму» впоследствии неоднократно заявляли о незаконности трансфера ди Соузы, поскольку якобы не давали на это согласия, и обвиняли менеджеров «Порту» в фальсификации соответствующих документов), а 25 декабря - дебютировал за него. Произошло это в матче против «Салгейруша» в рамках Чемпионата Порту: на домашней арене Campo da Constituição «сине-белые» разгромили гостей со счётом 9:2 (по другим данным - 10:2). Но свой первый мяч за новый клуб ди Соуза забил не в этом, обильном на голы матче, а в следующем, более упорном, состоявшемся 28 декабря на том же стадионе: со счётом 3:2 «Порту» одолел «Эйринаш». Артуру не потребовалось много времени, чтобы полюбиться болельщикам - завидная техника, фантастический контроль мяча, работоспособность сделали его одним из самых популярных футболистов в глазах поклонников команды из Порту. В течение последующих шестнадцати сезонов ди Соуза провёл за «Порту» 400 матчей, в которых забил рекордные 394 гола. Легендарная команда в числе прочих трофеев завоевала первые для клуба золотые медали национального чемпионата. Разгромы, учинённые нападающими «Порту» ди Соузой, Асасио Мескитой и Валдемаром Мотой футбольной сборной Будапешта (4:7) и венскому «Фёрсту» (0:3), одной из лучших европейских команд того времени, вошли в историю как «Полдень трёх дьяволов». Впервые это название появилось после Рождества 1933 года, спустя неделю после матча с венгерской командой и вскоре после поединка с австрийцами, состоявшегося как раз в полдень. Имя «три дьявола» в дальнейшем часто использовалось применительно к футболистам линии нападения португальского клуба, а ди Соуза внёс личный вклад в романтизацию этого периода, возвращаясь к нему в своих поэтических интервью и выступлениях.

Не хочу показаться тщеславным, но мы втроём комбинировали и забивали мячи настолько быстро и легко, что иногда даже сами не понимали, как именно случился тот или иной гол.

— Артур ди Соуза

Все участники «дьявольского» трио - Мота, Мескита, ди Соуза, а также сменившие впоследствии первых двоих Алваро Перейра и Авелино Мартинш, дебютировали в сборной Португалии в один день.

Последние годы игровой карьеры

На свой последний матч в футболке национальной команды Артур ди Соуза вышел с капитанской повязкой. Товарищеская встреча со Швейцарией состоялась 1 января 1942 года в Лиссабоне, и 32-летний ди Соуза был единственным в составе своей сборной из числа футболистов ноябрьского призыва 1930 года. В общей сложности он сыграл за сборную 23 матча, 11 из которых - матчи против Испании; из девяти забитых за национальную команду голов в ворота испанцев влетели три. Также ди Соуза забивал сборным Бельгии, Венгрии, Германии, Швейцарии и Югославии. Окончание клубной карьеры не заставило себя ждать, хотя и случилось в связи с серией трагических случайностей, сиречь тяжёлой травмой колена и осложнениями, связанными с неудачной операцией на мениске. 7 июля 1946 года ди Соуза сыграл в своём прощальном матче. Соперником «Порту» стала объединённая команда, в которую вошли футболисты «Академики», «Белененсиша», «Бенфики» и «Спортинга»; матч закончился со счётом 5:4 в пользу «Порту», и растроганный ди Соуза, не скрывая слёз, под овации публики навсегда покинул футбольное поле. «Порту» достойно проводил одного из лучших игроков в своей истории - последний матч ди Соузы прошёл в рамках целого фестиваля, организованного совместно с федерацией футбола Португалии и посвящённого ему одному. На домашнем стадионе «драконов» состоялся праздничный парад, в котором приняли участие более 500 спортсменов со всей страны.

Приводимая выше характеристика ди Соузы «художником футбола» была дана Кандидо ди Оливейрой в апреле 1945 года. Интересно, что тренер не мог знать о травме ди Соузы, однако говорил о своём бывшем подопечном в прошедшем времени: «Всё в нём было превосходно: техника, созидание, интеллект, воображение. Он лучше всех играл в одно касание, лучше всех выбирал позицию, лучше всех финтил. Он умел чувствовать игру и понимал её настолько тонко, насколько это возможно. У нас ещё не было игрока, так глубоко и всеобъемлюще понимающего футбол».

Тренерская карьера

Тренерского опыта Артур ди Соуза набирался в клубе из низшего дивизиона «Тирсенсе». С «Тирсенсе» ди Соуза и напомнил о себе, сенсационно выбив лиссабонский «Спортинг» из розыгрыша Кубка Португалии. Наивысшей точкой в его тренерской карьере является сезон 1949/50, который ди Соуза провёл в качестве главного тренера «Порту». Заняв лишь 5-е место в чемпионате, ди Соуза переместился на должность помощника главного тренера. Затем он работал в различных детских и юношеских командах этого клуба. В 1963 году возглавил команду второго дивизиона «Гувейя», но проработал в ней лишь несколько месяцев. Затем вновь вернулся в «Порту», став помощником тренера юношеской команды. Но проработал недолго: язва желудка и цирроз печени свели в могилу 53-летнего экс-футболиста, тренера и педагога. Похоронен Артур ди Соуза на кладбище Аграмонте в Порту.

Награды и достижения

Командные

Маритиму

• Чемпион Мадейры: (3) 1926/27, 1928/29, 1929/30

Порту

• Чемпион Португалии: (3) 1934/35, 1938/39, 1939/40
• Обладатель Кубка Португалии: (2) 1931/32, 1936/37
• Обладатель Иберийского Кубка: (1) 1935
• Чемпион Порту: (14) 1930/31, 1931/32, 1932/33, 1933/34, 1934/35, 1935/36, 1936/37, 1937/38, 1938/39, 1940/41, 1942/43, 1943/44, 1944/45, 1945/46
• Серебряный призёр Чемпионата Португалии: 1935/36, 1937/38, 1940/41
• Финалист Кубка Португалии: 1930/31

Личные

• Лучший бомбардир Чемпионата Португалии: (1) 1935/36

Ссылки

• [estrelas-do-fcp.blogspot.ru/2008/03/artur-de-sousa-pinga.html Биография на Estrelas do FCP]
• [www.rsssf.com/miscellaneous/port-recintlp.html Portugal - Record International Players]
• [dragaosenior.blogs.iol.pt/2009/09/30/artur-de-sousa-pinga-nasceu-ha-um-seculo/ Статья на Dragão sénior (Artur de Sousa “Pinga” nasceu há um século)]

Отрывок, характеризующий Пинга (португальский футболист)

Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?