Длинная телеграмма
«Длинная телеграмма» — устоявшееся название телеграммы № 511 посольства США в Москве, отправленной Джорджем Ф. Кеннаном в Вашингтон 22 февраля 1946 года, в которой он обрисовал невозможность сотрудничества с СССР. Результаты анализа американским правительством и общественностью этой телеграммы и последовавшей статьи «Х», также написанной Кеннаном, привели к тому, что взгляды Кеннана стали определяющим фактором подхода США к отношениям с Советским Союзом и Холодной войны; сам Кеннан стал известен как «архитектор Холодной войны»[1].
История
Зимой 1945/1946 года казначейство США запросило у американского посольства в Москве объяснение причин, по которым СССР не поддерживает только что созданные Всемирный банк и Международный валютный фонд. Кеннан, который должен был ответить на вопрос, понял, что он не в состоянии ответить кратко и послал телеграмму в 8 тысяч слов, в которой дал анализ возможностей и перспектив в отношениях США и Советского Союза.
Содержание телеграммы
В телеграмме Кеннан
- предлагал прекратить «рузвельтовские» ожидания партнёрства с СССР;
- заявил, что советское руководство уважает только силу;
- высказал мнение, что советское руководство не верит в то, что с США может быть достигнуто постоянное состояние сосуществования;
- предупредил об органическом экспансионизме советских руководителей;
- предложил в качестве ответа «сдерживание» СССР и противодействие любым попыткам Советского Союза выйти за пределы существующей сферы влияния.
Эффект телеграммы
Хотя телеграмма и была предназначена для узкого круга руководителей американской внешней политики, она произвела большой эффект и была быстро распространена среди тысяч чиновников, которые определяли внешнюю политику США. Так, по распоряжению Джеймса Форрестола, копии телеграммы были направлены членам кабинета министров и высшим военачальникам, а госдепартамент США разослал текст во все посольства США.
После опубликования ряда статей в прессе, взгляды Кеннана на Советский Союз быстро стали общепринятыми среди американских элит. Близкие процессы происходили и в широком обществе: ещё в марте 1945 года 55 % американцев по опросам общественного мнения доверяли СССР; к марту 1946 года таких было лишь 33 %.
Телеграмма и последовавшая статья привели к тому, что Кеннан считается главным автором доктрин, положенных в основу послевоенной политики Запада в отношении СССР. Генри Киссинджер сказал: «среди дипломатов в нашей истории, Кеннан подошёл ближе других к авторству доктрины эпохи, в которую жил»[2].
Напишите отзыв о статье "Длинная телеграмма"
Примечания
- ↑ Владимир Козловский. [news.bbc.co.uk/hi/russian/news/newsid_4362000/4362963.stm Умер архитектор Холодной войны].Би-Би-Си, 18 марта 2005.
- ↑ Walter Isaacson, Evan Thomas. [books.google.com/books?id=U9UgyWiCcrAC&pg=PA24 The Wise Men: Six Friends and the World They Made]. Simon and Schuster, 1997. С. 24.
Литература
- [www.diphis.ru/zarojdenie_koncepcii_sderjivaniya_sssr_dlinna-a835.html Системная история международных отношений (1918-2003). Том третий. Глава 1]. Московский рабочий, 2003.
- George Frost Kennan, John Lukacs. [books.google.com/books?id=HbrsZpGxkBAC&pg=RA1-PA10 George F. Kennan and the origins of containment, 1944-1946]. University of Missouri Press, 1997.
Ссылки
- [www.hrono.ru/dokum/194_dok/19460222us.html Текст телеграммы в переводе на русский]
Отрывок, характеризующий Длинная телеграмма
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.
Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
