Длинные циклы в экономике

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Экономические циклы
Название цикла Характерный период
Цикл Китчина 3—4 года
Цикл Жюгляра 7—11 лет
Цикл Кузнеца 15—25 лет
Цикл Кондратьева 45—60 лет

Длинные циклы в экономике — экономические циклы с длительностью более 10 лет. Иногда называются по именам их исследователей.





Разновидности длинных циклов в экономике

  • Инвестиционные циклы (7-11 лет) изучил Клемент Жюгляр (фр. Clément Juglar). Данные циклы, видимо, имеет смысл рассматривать в качестве среднесрочных, а не длинных[1].
  • Инфраструктурные инвестиционные циклы (15-25 лет) изучил нобелевский лауреат Саймон Кузнец.
  • Циклы Кондратьева (45-60 лет) описал российский экономист Николай Кондратьев. Именно эти циклы чаще всего и обозначают как «длинные волны» в экономике.

Напишите отзыв о статье "Длинные циклы в экономике"

Литература

  • Кондратьев Н. Д., Опарин Д. И. Большие циклы конъюнктуры. М.: Экономическая жизнь, 1928. С. 179
  • Кондратьев Н., Яковец Ю., Абалкин Л. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Econom/kond/index.php Большие циклы конъюнктуры и теория предвидения.] Избранные труды/М. : Экономика, 2002
  • Пантин В. И., Лапкин В. В. Философия исторического прогнозирования: ритмы истории и перспективы мирового развития. — Дубна: Феникс+, 2006. — 447 с. — ISBN 5-9279-0062-3.

Примечания

  1. См., например: Гринин Л. Е., Коротаев А. В. [cliodynamics.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=218&Itemid=1 Глобальный кризис в ретроспективе: От Ликурга до Алана Гринспена. М.: УРСС, 2010]. [www.webcitation.org/65VpB692c Архивировано из первоисточника 17 февраля 2012]. С.35-49.

Ссылки

  • А. В. Коротаев, С. В. Цирель [cliodynamics.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=263&Itemid=49 Кондратьевские волны в мировой экономической динамике] / Системный мониторинг: Глобальное и региональное развитие // М.: Либроком/URSS, 2010. C. 189—229.

См. также

Отрывок, характеризующий Длинные циклы в экономике

– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.