Натаниэль Бампо
| Натаниэль Бампо Nathaniel Bumppo | |
 Натаниэль Бампо. Из романа «Зверобой» | |
| Появление | |
|---|---|
| Исчезновение | |
| Причина | |
| Создатель | |
| Число эпизодов |
Пять романов |
| Информация | |
| Прозвище |
|
| Вид (раса) | |
| Дата рождения | |
| Дата смерти | |
| Род занятий | |
| Семья | |
| Семья |
Мать, Сестра |
| IMDb | |
Натаниэль (Натти) Бампо — литературный персонаж, главный герой историко-приключенческой пенталогии</span>ruen Фенимора Купера. Впервые появляется в романе "Зверобой".
Охотник, знаток индейских обычаев. Известен под прозвищами Кожаный Чулок, Зверобой, Соколиный (Ястребиный) Глаз, Следопыт, Длинный Карабин. Образ Натти Бампо вбирает в себя человека, прокладывающего тропинки и магистрали американской цивилизации и в то же время трагически переживающего крупные моральные издержки этого пути. Он дружит с ленни-ленапе.
Биография
Натаниэль родился в 1726—1727 году[1] в Англии и вырос в семье отставного майора Эффингема, которому прислуживал на протяжении многих лет, сопровождая его во всех походах на Запад. После смерти майора Натти отправился на поиски генерала Эффингема, отца майора, в Новый Свет[2].
В Америке его приняло племя делаваров, которые делили свои земли с бывшим поместьем Эффингемов, а ныне принадлежали Темплам. Бампо прожил долгую жизнь в районе Великих озёр, он славился как хороший охотник и храбрый воин. Верой и правдой ему служило чудное ружьё «Оленебой» и две собаки. На первую тропу войны охотник вступил вместе со своим другом, могиканином Чингачгуком, с которым не расставался почти всю свою жизнь. Он воевал с ирокезами, гуронами и французами. Его приключения происходили на берегах Великих Озёр, и после каждого у него появлялась пара-тройка верных друзей. Он был внимательным и честным, это помогало ему выходить из всех конфликтов целым и невредимым[3].
Вопреки его собственным ожиданиям, он прожил очень долгую жизнь. После того, как он нашёл своего господина, майора Эффингема, который вскоре скончался, и смерти Великого Змея, он отправился на юг, подальше от «стука топоров». Хотя и там его жизнь не была спокойной, несмотря на то, что из охотника он превратился в траппера. Верный «Оленебой» всё ещё служил ему. Решив помочь парню, желавшему спасти свою невесту из плена, Натти ввязался в серьёзную борьбу с племенем Сиу и белыми поселенцами. На помощь Натти пришло племя Волков Пауни[3].
Натаниэль скончался осенью 1805 года, вскоре после смерти своего верного пса Гектора, в племени Пауни, где его почитали за величайшую мудрость.
Прозвища
- Правдивый язык (англ. Straight-Tongue) — присвоено делаварами за неспособность врать.
- Голубь (англ. The Pigeon) — присвоено делаварами за быстроту.
- Вислоухий (англ. Lap-Ear) — присвоено делаварами за умение находить дичь.
- Зверобой (англ. Deerslayer) — в молодости присвоено делаварами, как отличному охотнику, который убив множество зверей, еще ни разу не пролил человеческой крови[4].
- Соколиный глаз (англ. Hawkeye) — присвоено Рысью, воином племени гуронов, за меткость и скорострельность[5].
- Длинный карабин (фр. La Longue Carabine) — присвоено в честь обладания ружьём «Оленебой» с необычно длинным стволом. Бампо получил его в подарок от Джудит Хаттер[6].
- Следопыт (англ. Pathfinder) — присвоено за выдающиеся навыки в ориентации на местности[7].
- Кожаный Чулок (англ. Leatherstocking) — в романе «Пионеры». Прозвище дано местными жителями за необычную деталь одежды Бампо, не характерную для британцев — аналог носков из мягкой кожи.
Создание образа
Добродушный, преданный и честный охотник. Со всеми найдёт общий язык. Носит самодельные одежды из шкур животных, живёт в самодельном «вигваме». Невежественен и необразован, но его внутренний мир богат и огромен. Он лучший стрелок границы.
Романы
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этом разделе не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 16 мая 2014 года. |
| Дата публикации |
Время действия |
Название романа | Возраст Натаниэлья Бампо |
Оригинальное название |
|---|---|---|---|---|
| 1841 год | 1744 год | «Зверобой, или Первая тропа войны» | 19 лет | «The Deerslayer» |
| 1826 год | 1757 год | «Последний из могикан, или Повествование о 1757 годе» | 32 года | «The Last of the Mohicans» |
| 1840 год | 1759 год | «Следопыт, или На берегах Онтарио» | 34 года | «The Pathfinder» |
| 1823 год | 1793—1794 годы | «Пионеры, или У истоков Саскуиханны» | 68-69 лет | «The Pioneers» |
| 1827 год | 1804—1805 годы | «Прерия», иначе «Степи» | 79-80 лет | «The Prairie» |
</center>
Однако вышеуказанная датировка противоречит текстам романов.
В романе «Прерия» неоднократно указывается, что Натти Бампо больше 80 лет: «Но снега восьмидесяти семи зим своим блеском затуманили мои глаза…». Если верить этой цитате, то Натти Бампо умер в возрасте 88 лет (через год после указанных событий).
В романе «Зверобой» написано, что через пятнадцать лет Бампо и Чингачгук с сыном снова оказались на озере, где происходит действие романа: «Прошло пятнадцать лет, прежде чем Зверобою удалось снова навестить Мерцающее Зеркало… он и его верный друг Чингачгук направлялись к фортам на Мохоке, чтобы присоединиться к своим союзникам… Они посетили все памятные места, и Чингачгук показал сыну, где находился первоначально лагерь гуронов…». Следовательно, действие романа «Последний из могикан», где Ункас погибает, должно отстоять от действия романа «Зверобой» не менее чем на пятнадцать лет.
В романе «Следопыт» сержант Дунхем говорит: «Следопыту уже под сорок».
В романе «Пионеры» Кожаный Чулок говорит: «Я знаю воды Отсего вот уже сорок пять лет». Поскольку в романе ему идет шестьдесят девятый год, а действие романа «Зверобой» происходит на том же озере Отсего (причем Зверобой появляется там впервые), то на момент действия «Зверобоя» Натти должно быть 23-24 года. Однако «Пионеры» — первый роман из серии, так что далее Купер явно был вынужден изменять хронологию.
См. также
Напишите отзыв о статье "Натаниэль Бампо"
Примечания
- ↑
Ф. Купер «Следопыт», 2009, стр. 98.
Мне было 12 лет, когда сержант первый раз взял меня с собой в разведку, а с тех пор прошло добрых 20 лет 
действие романа происходит в 1758—1759 годах. - ↑ [www.ucheba.ru/referats/18174.html Пионеры. Купер Фенимор — Учеба.ru]. Проверено 21 февраля 2010.
- ↑ 1 2 [briefly.ru/kuper/prerija/ Краткое содержание романа «Прерия» Дж. Ф. Купера]. Проверено 21 февраля 2010.
- ↑ Это и предыдущие прозвища упоминаются в книге Ф. Купера «Зверобой»
- ↑ Впервые упоминается в книге Ф. Купера «Зверобой»
- ↑ Впервые упоминается в книге Ф. Купера «Последний из могикан»
- ↑ Впервые упоминается в книге Ф. Купера «Следопыт»
Ссылки
- [www.bibliogid.ru/authors/pisateli/kuper История КУПЕРА ДЖЕЙМСА ФЕНИМОРА]. Проверено 21 февраля 2010.
- [www.webww.net.ru/istori/706.shtml Список произведений Купера]. Проверено 21 февраля 2010.
- [publ.lib.ru/ARCHIVES/K/KUPER_Djeyms_Fenimor/ Архив произведений Купера]. Проверено 21 февраля 2010.
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Натаниэль Бампо
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
