Долгая прогулка

Долгая прогулка
The long walk
Автор:	Стивен Кинг
Жанр:	Триллер
Язык оригинала:	английский
Оригинал издан:	1979
Переводчик:	В. Вадимов (1995) А. Георгиев (1998)
Оформление:	Fort Ross Inc. NY
Серия:	«Стивен Кинг. Собрание сочинений»
Издатель:	АСТ
Выпуск:	2005
Страниц:	283
ISBN:	ISBN 5-237-03053-X ISBN 985-13-3387-5

«Долгая прогулка», или «Длинный путь» (англ. The Long Walk) — роман Стивена Кинга, написанный в 1966 году, и впоследствии изданный под псевдонимом Ричард Бахман. Был впервые опубликован в 1979 году.

История создания

В начале 1960-х радио и телевизионные станции США организовывали по всей стране пешие маршруты длиной в пятьдесят миль. Кинг рассказывал, что он в те годы не имел личного автомобиля и путешествовал автостопом. Пятьдесят миль он никогда не проходил, выдерживал только двадцать. Эти походы и вдохновили его на создание романа. Своим появлением роман был также обязан фразе Кеннеди о пользе ходьбы пешком, которую Кинг взял одним из эпиграфов к роману, и популярным во времена молодости Кинга игровым телешоу, являющим собой пример грубости, жестокости и дурного вкуса.

Роман посвящён Джиму Бишопу (англ. Jim Bishop), Барту Хатлену (англ. Burt Hatlen) и Теду Холмсу (англ. Ted Holmes). Хатлен был одним из первых, кому Кинг дал почитать свеженаписанный роман, и после с восторгом вспоминал об этом.

Книга, по словам самого Кинга, — лучшая из его ранних романов.

Издания и переводы

Кинг несколько раз безуспешно пытался опубликовать этот роман. В 1967 году он посылал роман на конкурс для начинающих авторов, проводящийся издательством Random House (англ. Random House), но получил отказ. Не приняло роман и издательство Doubleday — так же, как и ранний вариант «Ярости». В итоге автор, создав себе псевдоним «Ричард Бахман», «подарил» своему литературному двойнику свои ранние романы, в том числе и «Долгую прогулку».

Роман был впервые опубликован (под псевдонимом) в 1979 году издательством Signet. Не получив известности, «Долгая прогулка» не переиздавалась, в отличие от других произведений «Ричарда Бахмана», пока Стивен Кинг не раскрыл тайну своего псевдонима. В дальнейшем роман неоднократно переиздавался, обычно в составе сборника «Книги Бахмана» (1985) — уже под настоящим именем автора.

На русский язык роман впервые был переведен как «Длинный путь» В. Эрлихманом (под псевдонимом В. Вадимов) и издан в 1995 году издательством «Сигма». Эрлихман вспоминает, что это издание, как и многие другие российские издания Стивена Кинга начала девяностых годов, было «пиратским», взять псевдоним его заставило издательство «для конспирации». Сайт «Лаборатория Фантастики» отмечает, что в переводе Эрлихмана по всему тексту романа идут небольшие, не затрагивающие сюжет, сокращения.

В 1998 году в переводе А. Георгиева «Долгая прогулка» роман был выпущен АСТ в составе тома «Ярость» и впоследствии неоднократно переиздавался, в том числе и как отдельная книга.

Мир романа

Формально роман представляет собой антиутопию, но обычного для антиутопий подробного объяснения существующей общественной организации нет.

Дело происходит в недалеком будущем в США, к этому времени миллионеры исчезли, а страна стала полицейским государством. У власти стоит некто Главный (англ. Major, в другом переводе: Майор), тоталитарный правитель. Ему подчиняется мощная военная организация, Взводы (англ. Squads, в другом переводе: Эскадрон, от англ. squad — «отделение»). О времени действия прямо не говорится, но упоминается пикетчик, протестующий против утраты суверенитета США над Панамским каналом, что в реальном мире, согласно договору, должно было произойти (и произошло) 31 декабря 1999 года. Кроме того, всё ещё популярен актёр Джон Траволта.

Имеются отдельные намеки на альтернативный ход истории в реальности романа. В частности, упоминаются некие «немецкие воздушные налеты на побережье Соединенных Штатов» в «последние дни Второй мировой войны», а также «германские ядерные базы», как минимум одна из которых, в Сантьяго, была уже позднее, в 1953 году, захвачена американцами.

Каждый год проводится Долгая Прогулка, важное общенациональное мероприятие, представляющее собой игру на выживание, на которую собирают очень крупные ставки. Прогулка стартует 1 мая в штате Мэн, на границе с Канадой: сто юношей шестнадцати-семнадцати лет со всей страны, прошедшие перед этим строгий отбор, начинают соревнование за Приз (крупная сумма денег и всё, что пожелаешь, до конца своих дней).

Правила игры следующие. Участники идут по заранее выбранной трассе, их сопровождает группа вооруженных солдат на двух автомобилях, оснащенных разнообразной фиксирующей параметры участников аппаратурой. Минимальная скорость Идущего — четыре мили в час. Если участник сбавляет скорость ниже минимума или идет в обратном направлении, ему выносится предупреждение. Если скорость Идущего не увеличилась, через тридцать секунд он получает второе предупреждение, потом третье. Через тридцать секунд после третьего предупреждения участника убивают (расстреливают). Однако, если участник в течение часа не получил новых предупреждений, одно из прежних предупреждений аннулируется. Проявление физической агрессии одного Идущего к другому также карается предупреждением. Раз в сутки участнику выдается пояс с пищевыми концентратами. Вода во флягах без ограничений выдаётся солдатами по первому требованию. Помощь от не участвующих в Прогулке запрещена, но участникам разрешается помогать друг другу. Долгая прогулка не останавливается ни на минуту, пока в живых не останется один — победитель.

Сюжет

Главный герой, парень из Мэна Рей Гаррати выходит на Прогулку в числе прочих. На этом пути он обретает друзей и тут же теряет их, ему приходится многое переосмыслить и многое понять. Его лучшим другом становится другой участник прогулки, Питер Макврайс, не менее важным становится для него знакомство с ещё одним Идущим, Стеббинсом. В итоге Рей становится победителем, но теряет рассудок: ему представляется, что Прогулка ещё не окончена, он пережил ещё не всех участников, и ему нужно продолжать идти.

Персонажи

Из ста участников Прогулки в романе хотя бы однократно упоминается сорок пять человек. Среди тех из них, с кем больше всего общался главный герой, Рей Гаррати, он и Питер Макврайс выделяют группу «мушкетёров» — команду друзей, которые помогают друг другу в пути (имеются в виду герои романа А. Дюма-отца «Три мушкетёра» как эталон благородства). Макврайс включает в неё Гаррати, себя, Артура Бейкера, Абрахама, Колли Паркера и, с сомнением, Стеббинса.

• Реймонд Дейвис Гаррати, Рей (англ. Raymond Davis Garraty) — главный герой романа, юноша шестнадцати лет. Номер 47. Красивый, добрый парень, неглуп, очень, как оказалось, вынослив. Отца за антиправительственные разговоры «увели Взводы», когда Рей был ещё ребёнком. Матерью воспитан в строгости, девственник, хотя встречается с девушкой, Джен (англ. Jan), в которую нежно влюблён. Сам не знает, из-за чего пошел на Прогулку, но не из-за денег. Вместе с Макврайсом начал играть, как «мушкетёр». Стал победителем Прогулки. Но из-за смерти участников впадает шок, когда побеждает в Прогулке сходит с ума и думает что многие участники всё ещё живы, Гаррати продолжает идти дальше.
• Питер Макврайс (англ. Peter McVries, в другом переводе: Макфрис) — черноволосый сильный юноша, физически развит, с уродливым шрамом на щеке. Номер 61. Очень умен, с крепким характером, благороден, пессимист. На Прогулку пошел, потому что хотел умереть, в том числе из-за того, что не сложились отношения с девушкой, Присциллой, его первой любовницей (она и оставила ему шрам). На Прогулке становится другом Гаррати, возможно, влюбляется в него, во всяком случае, однажды говорит, что испытывает к нему влечение, чем шокирует того до глубины души. Вместе с Гаррати основал «Общество мушкетёров». Сошел с дистанции одним из последних, «на третьем месте».
• Стеббинс (англ. Stebbins) — тощий блондин, одиночка, склонен к философствованию и парадоксам. Номер 88. Непонятная личность, ближе к финалу Прогулки рассказывает о себе, что является незаконнорожденным сыном Главного (остается неизвестным, правда ли это). Пошел на Прогулку, чтобы в качестве Приза получить официальное признание себя сыном Главного. Хотя и не выглядит крепким, шел прекрасно. Гаррати всю дорогу стремился его понять. Сошел с дистанции предпоследним, «на втором месте».
• Артур Бейкер (англ. Arthur Baker) — крепкий парень, южанин, со спокойным, несколько застенчивым характером. Номер 3. Пошел на Прогулку ради Приза. Один из «мушкетёров». Сошел с дистанции одним из последних, на «четвертом месте».
• Абрахам (англ. Abraham) — высокий рыжий парень, с чувством юмора. Номер 2. На Прогулку вышел ради шутки, «надрать яйца Главному». Член «Общества мушкетёров», но предложивший остальным перестать играть как «мушкетёр», когда игра близилась к финалу.
• Колли Паркер (англ. Collie Parker) — «злобный сукин сын» для большинства участников Прогулки, но неплохой человек. Смелый, бунтарь по природе, способен на открытое противостояние властям. Один из «мушкетёров». Погиб, напав на сопровождающих Прогулку солдат и убив одного из них.
• Хэнк Олсон (англ. Hank Olson) — высокий парень, несколько тщеславный, любитель поддеть кого-то ради острого словца. Номер 70. На Прогулку пошел ради Приза. В процессе Прогулки повредился в уме, но прошел в этом состоянии очень долго. Погиб, напав на сопровождающих Прогулку солдат.
• Скрамм (англ. Scramm) — огромный, добродушный, простой парень, немного туповат. Номер 85. Женат, на Прогулку пошел, чтобы добыть денег для своей семьи и в исполнение давней мечты поучаствовать в Долгой Прогулке. Погиб, потому что заболел воспалением лёгких и решил сдаться сам.
• Гэри Баркович (англ. Gary Barkovitch) — невысокий темноволосый мальчик из Вашингтона. Номер 5. Озлобленный, подлый, несчастный мальчишка, которого никогда не любили сверстники. Его оскорбления в адрес другого участника прогулки — «приземистого, некрасивого парня с дурацкой фамилией Рэнк», стали причиной смерти последнего. Из-за этого его невзлюбили другие участники Прогулки, особенно Макврайс. Собственными руками разорвал себе горло ближе к концу Прогулки, успев, таким образом, покончить с собой до того, как его расстреляли бы солдаты сопровождения.

Адаптации

В 2010 году на английском языке вышла аудиокнига в исполнении Кирби Хейборна (англ. Kirby Heyborne).

В 2007 году Фрэнк Дарабонт в интервью высоко оценил этот роман Кинга и предположил, что возьмется за его экранизацию. Тем не менее, по состоянию на март 2016 года, никаких сообщений о развитии этого проекта не появилось.

Успех романа

В 2000 году Американская библиотечная ассоциация включила роман в список ста лучших книг для подростков, написанных с 1966 по 2000 год.

Ссылки

• [www.whatthefun.net/three Фэнсайт «Долгой прогулки»]

Отрывок, характеризующий Долгая прогулка

Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.