Максутов, Дмитрий Петрович

Дми́трий Петро́вич Максу́тов
Место рождения	Пермь, Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Звание	контр-адмирал
Командовал	главный правитель Русской Америки

Князь Дми́трий Петро́вич Максу́тов (12 мая 1832, Пермь — 21 марта 1889, Санкт-Петербург) — российский контр-адмирал, главный правитель РАК, участник обороны Петропавловска, последний губернатор Аляски.

Биография

Родился 12 мая 1832 года в Перми. Крещен 13 мая 1832 года (согласно церковной метрике) в семье управляющего Пермской удельной конторы коллежского асессора князя П. И. Максутова.

В 1840 году, в возрасте 8 лет поступил в Морской кадетский корпус, по окончании которого в 1847 году стал гардемарином.

В 1851 году произведен в лейтенанты с назначением в 46-й Амурский экипаж и выехал через Сибирь на Дальний Восток. Ходил в Тихом океане, Охотском, Японском и Китайском морях.

В середине июня 1854 года прибыл в Петропавловск с целью участия в обороне Петропавловска. Командовал батареей № 2, отличился в бою с англо-французской эскадрой. За боевые отличия награждён Орденом Святого Георгия 4 класса:

«Командуя батареею № 2, из 11 орудий при 127 нижних чинах, подавал пример неустрашимости, в течение 8 часов, в бою 20 Августа 1854 г., при отражении нападения на Петропавловский порт Англо-Французской эскадры, состоявшей из 3 фрегатов с 156 пушками и парохода, вооруженного бомбическими орудиями, причём меткими выстрелами нанёс неприятельским судам значительные повреждения».

1859—1869 годы

В 1859 году князь Дмитрий поступает на службу в Российско-американскую компанию и отправляется на Аляску. Там он сначала был помощником Главного правителя РАК, а затем — последним её Главным правителем.

В начале 1863 года Максутов был вызван в Петербург по служебным делам. В декабре 1863 года он получил назначение на пост главного правителя Русской Америки. Перед отъездом на Аляску князь Максутов женился на дочери бывшего генерал-губернатора Восточной Сибири В. Александровича Марии Владимировне Александрович. 26 мая 1864 года они прибыли в Новоархангельск.

Весть о продаже Аляски дошла туда лишь в мае 1867 года. Для обитателей Русской Америки новость была и горькой, и неожиданной, по словам очевидцев Губернатор колонии Дмитрий Петрович Максутов, узнав о принятом решении, «пришёл в бешенство». Это было объяснимо, ведь он лишался незаменимого источника доходов. В Российско-американской компании чиновники крали все, что можно, обирая рабочих и сотрудников, не выплачивая им зарплаты и долги за много лет. Известно письмо, подписанное 110 сотрудниками компании, брошенными на Аляске, после её продажи. Вот, что они сообщали о князе Максутове:

«Максутов постоянно действовал в ущерб компании, не принося никакой пользы ей; страна при нём была в печальном, мрачном положении. Его цель была — постоянно преследовать действительно честных людей, которые вынуждены были терпеливо сносить все обиды, делаемые им. Его татарский характер постоянно был направлен к любостяжанию, и он в течение пяти лет набил более сорока сундуков драгоценными пушными товарами, которые и отправил в Россию. При передачи колонии американцам, он первый сделался компаньоном Гутчинсонской компании. В последнее время своего пребывания в колониях, он не управлял ими, но грабил колонии и служащих!»

«С управляющих делами Максутов брал взятки разными предметами, а американцев дарил бобрами, предоставляя им выбирать лучших из всей партии в магазинах компании. Некоторых американцев дарил домами, мебелью и посудою, принадлежавшими компании. Адвокату Вуду он платил по 200 долларов в месяц за то только, чтобы тот присутствовал в его кабинете во время расчетов со служащими, а также давал ему ещё по 10 долларов за написание ложных бумаг о нарушении контрактов и пр.»

Напоследок князь Максутов наградил себя на подорожную в размере 8000 долларов, не рассчитав ни служащих компании, ни алеутов, а последним не вернул и кредиты, которые брала у них компания в виде колониальных марок, которых числилось к 1 июля 1867 году на сумму 32 360 рублей.

В соответствии с Договором между Россией и США 6 (18) октября 1867 года состоялась церемония спуска российского и подъёма американского флагов. Официальный протокол о передаче Русской Америки был подписан 14 октября 1867 года.

Максутов оставался на Аляске ещё год, исполняя обязанности русского консула в Ситке (бывший Ново-Архангельск) и, занимаясь организацией отправки в Россию соотечественников, решал спорные вопросы, связанные с неоднозначной трактовкой договора. В 1869 году он сдал консульские обязанности Федору Коскулю и вернулся на родину.

После возвращения на родину 30 апреля 1869 года, служил на коммерческих судах. 17 мая 1882 года произведён в контр-адмиралы с увольнением от службы.

Умер в Санкт-Петербурге в 1889 году, похоронен на Новодевичьем кладбище Санкт-Петербурга. Именем Максутова названы улицы в городах Ситка (США) и Петропавловск-Камчатский.

Семья

Дмитрий Петрович Максутов является одним из наиболее известных представителей рода Максутовых. Братья — Александр, Павел и Дмитрий — принимали участие в Крымской войне. Павел воевал на Чёрном море и в Синопском сражении находился на линейном корабле «Париж»: был флаг-офицером у контр-адмирала Новосильского. Александр и Дмитрий обороняли Петропавловск. Дмитрий командовал легендарной батареей № 2, и вместе с Александром, командовавшим батареей № 3, отличился в бою с англо-французской эскадрой. После этого сражения оба брата были представлены к ордену Святого Георгия IV степени (Александр в сражении получил смертельное ранение, и награда была вручена его семье).

Внук Дмитрия Петровича — Дмитрий Дмитриевич Максутов — известный советский учёный, оптик, изобрёл оптическую систему, которая в настоящее время широко используется в телескопостроении. Правнучка — Максутова Татьяна Дмитриевна, по сей день проживает в Санкт-Петербурге, посвятила свою жизнь научной деятельности и преподавательской работе.

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Максутов, Дмитрий Петрович

– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.