Дмитревская, Марина Юрьевна

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Дмитревская Марина Юрьевна»)
Перейти к: навигация, поиск
Марина Юрьевна Дмитревская
Род деятельности:

театральный критик, театровед, педагог

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Марина Юрьевна Дмитревская (род. 1953) — театральный критик, театровед, кандидат искусствоведения, профессор [www.tart.spb.ru/ кафедры русского театра РГИСИ], создатель, главный редактор и директор «Петербургского театрального журнала», арт-директор [volodin-fest.ru/ Всероссийского театрального фестиваля «Пять вечеров» им. А. Володина].





Биография

Родилась в Вологде в семье преподавателей Вологодского пединститута. Отец — Юрий Дмитриевич Дмитревский, доктор географических наук, автор многочисленных монографий, первый почетный африканист России. Мать — Тамара Алексеевна Беседина, кандидат филологических наук, литературовед, автор статей и книг. Дед по отцовской линии — Дмитрий Дмитриевич Дмитревский, известный в Череповце и Ярославле врач-фтизиатр. Дед по материнской линии — [about-nsk.ru/besedin-aleksej-grigorevich/ Алексей Григорьевич Беседин] — был первым, потом последним городским головой Новониколаевска (Новосибирск) и вошел в его историю как деятельный просветительК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3633 дня].

В 1976 закончила Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии (ныне — Российский государственный институт сценических искусств — РГИСИ), театроведческий факультет, специальность «Театровед».

1976-1977 — завлит Архангельского театра драмы им. Ломоносова. 1977-1981 — аспирантура театроведческого факультета ЛГИТМиК. В 1983 защитила кандидатскую диссертацию «Русская историческая классика на современной сцене» (оппонентами были Юрий Сергеевич Рыбаков и Анатолий Яковлевич Альтшуллер). С 1982 — преподаватель, затем старший преподаватель, доцент, профессор кафедры русского театра и театральной критики театроведческого факультета РГИСИ.

В отсутствие в Ленинграде профессиональной театральной прессы (в Ленинграде не было театральных журналов и газет с середины 1930-х), в конце 1980-х со студентами организовала рукописный театральный журнал «Представление», выходивший до 1992 года. Часть редакции «Представления» (Леонид Попов, Ирина Бойкова) вошли потом в состав редакторов-учредителей «Петербургского театрального журнала».

В 1992 с группой молодых критиков (Леонид Попов, Ирина Бойкова, Марина Заболотняя, Марина Корнакова, Елена Феофанова (Вестергольм)) организовала «Петербургский театральный журнал», стала его главным редактором, а с 1998 — и директором. «ПТЖ» стал центральным театральным изданием России, в некоторые годы оставаясь единственным бесперебойно выходящим толстым театральным журналом, что зафиксировал, например, состоявшийся в марте 1999 года в Москве Всероссийский театральный форум. 

С 2001 — арт-директор Всероссийского театрального фестиваля «Пять вечеров» им. А. Володина.

Преподавательская деятельность

С 1982 ведёт семинар по театральной критике на театроведческом факультете РГИСИ, ведёт лабораторию журналистов, пишущих о культуре в Самаре, неоднократно вела другие региональные лаборатории по театральной критике с журналистами.

Творчество

С 1977 М. Дмитревская активно занимается театральной критикой, практически сразу начинает регулярно выступать со статьями в журнале «Театр», что было редкостью для ленинградских театроведов в те годы. Быстро завоевывает всесоюзную известность как ведущий театральный критик: печатается в журналах «Московский наблюдатель», «Театральная жизнь», «Аврора», «Кукарт», «Современная драматургия», «Планета Красота» и др., в газетах «Культура», «Экран и сцена», «Правда», «Известия», «Российская газета», «Литературная газета», «Час пик», «Невское время» и др., научных сборниках, зарубежных изданиях Англии, Германии, Чехии, Венгрии, Италии, Франции, Эстонии и др.

В разные годы вела театральные разделы в программах на петербургском телевидении.

Автор более чем 1000 статей в театральной периодике, а также книг «Театр Резо Габриадзе» (2005), «Разговоры» (2010), «Охотничьи книги» (в трёх томах), составитель сборников «О Володине. Первые воспоминания». Книги первая и вторая (2004 и 2006 гг.), автор-составитель сборника "Учителя". [1]

Премии

2006 — [www.menshikov.ru/photo/kug/faces_kug_01.html театральная премия им. А. Кугеля].

2006 — премия АСКИ «Лучшая книга года» за книгу «Театр Резо Габриадзе»К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3633 дня].

2007 — [spbgoldpen.ru/poisk/%25D0%25B4%25D0%25BC%25D0%25B8%25D1%2582%25D1%2580%25D0%25B5%25D0%25B2%25D1%2581%25D0%25BA%25D0%25B0%25D1%258F/%252F?ordering=newest&searchphrase=all премия «Золотое перо»].

2008 — [www.zolotoybuben.ru/cms_ru/archive/tenthfest/laureate2006/ премия «Золотой бубен»] за лучший сценарий телевизионного фильма («Печальный марафон», режиссёр Владимир Непевный).

Участие в фестивалях и конференциях

В разные годы была членом жюри и членом экспертного совета национальной театральной премии «Золотая маска», председателем жюри и председателем экспертного совета фестиваля «Сибирский транзит», членом жюри или работающим критиком фестивалей «Реальный театр» (Екатеринбург), «Контакт» (Польша, Торунь), «Золотая репка» (Самара), «Радуга» (Санкт-Петербург), им. А. Вампилова (Иркутск), «Весёлая коза», фестивалей в Тбилиси, Ташкенте, Баку, Томске, Челябинске и пр.

Семейное положение

Состояла в браке с режиссёром Владимиром Егоровым, имеет сына — Дмитрий Владимирович Егоров, режиссёр и драматург.

Напишите отзыв о статье "Дмитревская, Марина Юрьевна"

Примечания

  1. [ptj.spb.ru/project/books/ КНИГИ | Петербургский театральный журнал (Официальный сайт)]

Отрывок, характеризующий Дмитревская, Марина Юрьевна

– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.